Олег Борисович Мозохин. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953). Глава: Статистические сведения о деятельности органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ.

В книге приводятся статистические сведения о деятельности органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ. Эта информация опровергает "самодельную" статистику Александра Солженицына и прочих "исследователей".

Олег Борисович Мозохин

Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953)

 

Источники информацииhttp://lib.rus.ec/b/366992/read , http://fanread.ru/book/8416304/?page=1 (первая страница), http://ru.scribd.com/doc/86531384/Мозохин-О-Б-Право-на-репрессии-История-XX-века-2006 , http://coollib.net/b/184662 .

 

 

Олег Борисович Мозохин родился в 1956 году.  Полковник, профессор Академии военных наук. Кандидат юридических наук, старший научный сотрудник,
 Окончил Высшую школу КГБ СССР. С 1979 г. работает в органах государственной безопасности.

В течение ряда лет работает над темой политических репрессий в СССР.двух книг, более 40 статей по истории отечественных спецслужб советского периода.

Имеет сайт – «Мозохин Олег Борисович — из истории ВЧК ОГПУ НКВД МГБ», на котором представлены документальные материалы Архива Президента РФ, Государственного Архива РФ, Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, Центрального архива ФСБ России. Цель сайта объективно показать деятельность органов государственной безопасности. Источник информации — http://www.a-lubyanka.ru/page/author/33 .

Публикации

Полномочия на репрессии. Альманах «Лубянка», №1, стр. 61-83.

Мозохин О.Б. ВЧК – ОГПУ: На защите экономической безопасности государства и в борьбе с терроризмом. – М., 2004. – 448 с.

Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролетариата. На защите экономической безопасности государства и в борьбе с терроризмом. (Серия: Лубянка. Открытые архивы). — М.: Яуза, Эксмо, 2004, 448 с.

Мозохин О., Гладков Т. Менжинский. Интеллигент с Лубянки (Серия: Вожди в законе).-М.:Эксмо Яуза, 2005, 448 с.

Мозохин О.Б. Право на репрессии. Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918 — 1953).Монография. (Серия Судьбы, события, документы, версии).-М.: Кучково поле, 2006, 480 с.

Епихин А.Ю., Мозохин О.Б.ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики(Серия Судьбы, события, документы, версии).-М.: Кучково поле, Гиперборея, 2007, 529 с. Источник информации — http://www.a-lubyanka.ru/page/author/33 .

 

 

Олег Борисович Мозохин

Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953)

 

Олег Борисович Мозохин родился в 1956 году.  Полковник, профессор Академии военных наук. Кандидат юридических наук, старший научный сотрудник,
 Окончил Высшую школу КГБ СССР. С 1979 г. работает в органах государственной безопасности.

В течение ряда лет работает над темой политических репрессий в СССР.двух книг, более 40 статей по истории отечественных спецслужб советского периода.

Имеет сайт – «Мозохин Олег Борисович — из истории ВЧК ОГПУ НКВД МГБ», на котором представлены документальные материалы Архива Президента РФ, Государственного Архива РФ, Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, Центрального архива ФСБ России. Цель сайта объективно показать деятельность органов государственной безопасности. Источник информации — http://www.a-lubyanka.ru/page/author/33 .

Публикации

Полномочия на репрессии. Альманах «Лубянка», №1, стр. 61-83.

Мозохин О.Б. ВЧК – ОГПУ: На защите экономической безопасности государства и в борьбе с терроризмом. – М., 2004. – 448 с.

Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролетариата. На защите экономической безопасности государства и в борьбе с терроризмом. (Серия: Лубянка. Открытые архивы). — М.: Яуза, Эксмо, 2004, 448 с.

Мозохин О., Гладков Т. Менжинский. Интеллигент с Лубянки (Серия: Вожди в законе).-М.:Эксмо Яуза, 2005, 448 с.

Мозохин О.Б. Право на репрессии. Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918 — 1953).Монография. (Серия Судьбы, события, документы, версии).-М.: Кучково поле, 2006, 480 с.

Епихин А.Ю., Мозохин О.Б.ВЧК-ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики(Серия Судьбы, события, документы, версии).-М.: Кучково поле, Гиперборея, 2007, 529 с. Источник информации — http://www.a-lubyanka.ru/page/author/33 .

 

 

Олег Борисович Мозохин работает над темой политических репрессий много лет. В силу своих служебных обязанностей он занимался вопросами реабилитации жертв политических репрессий с 1989 г., возглавлял работу по подготовке так называемых «расстрельных списков», которые печатались в средствах массовой информации. После развала Советского Союза были открыты документы ранее закрытые для исследований. На свет появилось большое количество статей, в которых авторы старались очернить деятельность органов безопасности. Внесудебные полномочия трактовались, как произвол и беззаконие, творимые органами ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ вне правового поля. По-видимому, настало время объективно рассмотреть эти процессы. Автором было изучено значительное количество документов. В монографии на основе архивных материалов раскрывается история создания и деятельности внесудебных органов: «троек», «двоек», «Особого совещания» в структуре ВЧК-МГБ СССР.

На разных этапах истории нашего государства внесудебные полномочия, делигированные органам безопасности высшими законодательными органами страны, изменялись, и автор в своей монографии подробно на основе исторических документов анализирует это. Им подробно исследуется механизм внесудебной репрессивной деятельности карательных органов на разных исторических этапах. Показывается, как политическое руководство страны обосновывало трудности экономического развития, внедряя тезис об «усилении классовой борьбы по мере движения общества к социализму».

Один из разделов монографии посвящен реализации карательными органами решений, принятых на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 20 июля 1937 г., которое положило начало «большому террору» 1937-1938 гг. Массовыми репрессиям в этот период подвергались в первую очередь и бывшие идейные противники И.В. Сталина.

В монографии подробно анализируется деятельность внесудебных карательных органов в годы Великой Отечественной войны и в послевоенные годы.

Кроме истории внесудебных полномочий органов государственной безопасности в монографии большое место занимают статистические материалы, которые взяты из отчетов органов государственной безопасности. В статистических материалах сконцентрирована отчетность по всем линиям работы.

Отобраны сведения о количестве лиц, привлеченных к уголовной ответственности за антисоветские преступления, количестве лиц, приговоренных к высшей мере наказания и др.

Это важно в связи с тем, что в настоящее время так называемые «демократы» сознательно искажают масштабы репрессий в СССР в сторону их непомерного увеличения.

Статистические сведения способствуют объективной оценке деятельности органов безопасности.

Плеханов A.M., Лазарев В. И.

Введение

 

К осени 1917 г. Временное правительство полностью утратило возможность управления страной, фактически его положение стало безнадежным. Этому способствовало широкое недовольство масс, невиданный экономический кризис в стране, разложение армии и катастрофическое падение жизненного уровня населения. 24-25 октября (по старому стилю) отряды Красной Гвардии захватили стратегические центры столицы, а в ночь на 26 октября взяли Зимний дворец.

В декабре 1917 г. обстановка в Петрограде еще более накалилась. Свыше месяца продолжался саботаж чиновников. В целях противодействия этому было принято решение о создании особой комиссии. На пост председателя комиссии была предложена кандидатура Ф. Э. Дзержинского. 7 (20) декабря 1917 г. на заседании СНК, проводившемся под председательством В. И. Ленина, был заслушан доклад Ф. Э. Дзержинского об организации и составе комиссии. СНК постановил назвать ее Всероссийской чрезвычайной комиссией (ВЧК) при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией, саботажем и утвердил ее состав.

Постановление СНК от 21 февраля 1918г. «Социалистическое отечество в опасности» впервые наделило ВЧК правом внесудебного решения дел с применением расстрела. 23 февраля 1918 г. ВЧК объявила, что не видит других мер борьбы с контрреволюционерами и прочими паразитами, кроме их беспощадного уничтожения на месте преступления.

Для большевиков ВЧК стала «щитом и мечом». Именно с помощью этого государственного органа им удалось не только удержать власть, но и реализовать свою идеологическую доктрину с установлением власти диктатуры пролетариата. Репрессивная деятельность органов ВЧК с момента их создания и на протяжении всей истории направлялась и вдохновлялась большевистским руководством. Необходимо особенно подчеркнуть, что органы ВЧК и их преемники неукоснительно проводили в жизнь волю пролетариата в лице его авангарда — коммунистической партии. Это не отрицали и лидеры коммунистической партии, которые напоминали коммунистам, что органы государственной безопасности созданы, существуют и работают как прямые органы партии по ее директивам и под ее контролем.

Следует отметить и то, что в это время политические репрессии осуществляли не только чрезвычайные комиссии, но и президиумы исполкомов, революционные трибуналы, военно-полевые трибуналы, следственные комиссии, военные комитеты и комиссары, воинские команды и др.

Смысл и содержание законности подменило известное Постановление Реввоенсовета Республики от 4 февраля 1919г., которое прямо предписывало революционным военным трибуналам в своих решениях и приговорах руководствоваться коммунистическим правосознанием и революционной совестью.

Гражданская война стала одной из величайших трагедий в истории России. В этот период происходят такие события, как мятеж белочехов, первые иностранные десанты в Мурманске и на Дальнем Востоке, поход армии Краснова на Царицын, мятежи эсеров, «красный» и «белый» террор, сражения Красной Армии с А. Колчаком, А. Деникиным, Н. Юденичем, борьба с польской интервенцией, борьба с П. Врангелем и др. Жестокость и жертвы этой войны оставили тяжелый след в истории.

После Октябрьской революции страна оказалась в международной изоляции. Международное и внутреннее положение Советской России несколько улучшилось только к концу 1921 г. В европейской части страны практически завершилась гражданская война. Отдельные очаги ее сохранялись только на Дальнем Востоке, в Закавказье и Средней Азии. У противников большевиков как внутри, так и за пределами страны не оставалось сомнений в том, что они потерпели поражение. Данное обстоятельство не могло не сказаться на действиях и позиции бывших союзников царской России по Антанте. Они стали менять методы борьбы против молодой Республики Советов. Исполнителями планов западных правительств по дестабилизации обстановки в Советской России и свержению правительства большевиков стали, прежде всего, многочисленные белоэмигрантские организации. Наибольшую активность в этом плане проявляли «Российский общевоинский союз», «Национально-трудовой союз нового поколения», «Российский фашистский союз», «Народный союз защиты родины и свободы», «Объединенный казачий совет» и некоторые другие.

К началу 20-х гг. белоэмигрантские организации антисоветской направленности образовали совместно со спецслужбами панской Польши, Франции, Англии, Румынии и некоторых других стран единый фронт против Советской России.

Деятельность иностранных спецслужб и антисоветски настроенной белой эмиграции в это время выражалась не только в засылке на территорию Советской России многочисленных агентов и эмиссаров, но и в предоставлении баз для формирования, вооружения и другого необходимого снаряжения бандитским группам, периодически нарушавшим российскую границу и совершавшим кровавые рейды по территории России, Украины, Белоруссии. Подобные услуги оказывали бандитам власти Польши, Румынии, Финляндии и некоторых других стран.

Органы ВЧК в этот период приступили к первой серьезной реформе. Основные причины, обусловившие принятие данного решения, были связаны с теми существенными изменениями, которые произошли в политической и оперативной обстановке. После окончания Гражданской войны страна постепенно начала переходить от экстремальных условий к обычной мирной жизни. Эти новые условия требовали новых подходов, новой организации системы государственной безопасности.

Не мог не сказаться и тот факт, что Всероссийская чрезвычайная комиссия создавалась в качестве временного чрезвычайного органа на особый период и была наделена очень широкими полномочиями, выполняя зачастую функции не только следствия, но и суда. С окончанием Гражданской войны надобность в таком чрезвычайном органе отпала.

6 февраля 1922 г. ВЦИК упразднил ВЧК и создал Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД РСФСР. Позже, 2 ноября 1923 г. Президиум ЦИК СССР принял Постановление об ОГПУ, а 15 ноября утвердил «Положение об ОГПУ и его органах». ОГПУ приобрело статус центрального государственного учреждения.

Реорганизация 1922 г. лишила ГПУ судебных функций, новые органы получили право лишь на розыск, дознание, предварительное следствие, ограниченное двумя месяцами. Задерживать арестованных свыше двух месяцев можно было только по разрешению Президиума ВЦИК. Однако 16 октября 1922 г. ГПУ вновь были предоставлены внесудебные полномочия. В последующие годы внесудебные полномочия ГПУ—ОГПУ неуклонно расширялись. Наряду с созданным при ОГПУ Особым совещанием репрессивную деятельность вела Коллегия ОГПУ и «тройки».

После неудачной попытки перенести мировую революцию в другие страны Европы в ходе советско- польской войны и подавления восстаний в Германии в 1921 и 1923 гг. большевики вместо стратегии революционной борьбы вырабатывают новую, более гибкую модель существования социалистического государства в капиталистическом окружении. Она основывалась на принципе пролетарского интернационализма, в соответствии с которым созданный в декабре 1922 г. СССР поддерживал коммунистическое и национально-освободительное движение в мире. Осуществлялась на практике установка на мирное сосуществование государств с различным общественным строем, подразумевавшая нормализацию межгосударственных отношений с различными странами.

В советской внешней политике начала 20-х гг. обозначились более прагматические тенденции, что привело к некоторым позитивным результатам в отношениях с Западом. В частности, весной 1921 г. были подписаны торговые соглашения с Англией, Германией и другими странами.

На XIV съезде ВКП(б) была принята линия на максимальное развертывание промышленности, особенно тяжелой индустрии, как основы будущей экономической самостоятельности государства. Но в связи с тем, что потенциал восстановительного процесса был исчерпан, в 1926 г. стали проявляться тенденции к замедлению темпов роста экономики.

Выбор стратегии промышленного развития СССР сопровождался жесткой борьбой И. В. Сталина за упрочение личной власти. Опираясь на свое ближайшее окружение, он резко сворачивает Новую экономическую политику (НЭП), делая ставку на директивные методы управления народным хозяйством.

Ставя задачу любой ценой ускорить рост промышленного потенциала, руководство страны основным источником средств для сверхиндустриализации избрало крестьянство. В процессе неэквивалентного обмена из крестьянских хозяйств выкачивались средства на развитие промышленности и модернизацию вооруженных сил. Это порождало недовольство и нежелание крестьян продавать хлеб государству по заниженным ценам.

Срыв хлебопоставок в 1927-1928 гг. поставил под угрозу планы экономического преобразования страны и снабжение крупных промышленных центров продовольствием, поэтому как вынужденная мера вступили в силу методы принудительного изъятия хлеба у крестьян. Высокая эффективность этих методов на первоначальном этапе порождала иллюзии преимущества административно-командных методов и служила оправданием репрессий как одного из средств решения экономических проблем.

С 1928 г. в качестве определяющей в карательной политике Советского государства была выдвинута идея И. В. Сталина дальнейшего обострения классовой борьбы в процессе социалистических преобразований, борьбы с так называемым «чуждым элементом». Основываясь на этой идеологической установке, органами ОГПУ—НКВД подавлялись малейшие ростки оппозиционности.

Кризис хлебозаготовок подталкивал власть к переустройству жизни деревни и всего крестьянства. На смену чрезвычайным мерам по хлебозаготовкам с осени 1929 г. пришла принудительная коллективизация. Это означало окончательный отход от НЭПа, хотя некоторые его элементы сохранялись до начала 30-х гг.

В эти годы был нарушен принцип добровольности вступления крестьян в колхозы. Кулаком или подкулачником мог объявляться тот, кто не хотел вступать в колхоз. За это были предусмотрены наказания: лишение избирательных прав и раскулачивание, т. е. конфискация имущества и лишение свободы. Это коснулось многих сотен тысяч людей. Меры принудительного характера вызвали недовольство крестьян. По стране прокатилась волна вооруженных выступлений.

В широких слоях населения с помощью идеологической работы формировалась психология «осажденного лагеря». И обосновывалась эта политика необходимостью укрепления обороноспособности страны.

К этому времени в общественном и профессиональном правосознании утверждалась концепция, согласно которой трудности, неудачи и провалы в экономике и особенно в промышленности, многочисленные аварии, пожары, взрывы и другие происшествия объяснялись результатом диверсий и вредительства со стороны внутренних контрреволюционных сил. Исходя из такой оценки, успех борьбы с вредительством и диверсиями рассматривался как залог успешного экономического развития Советского Союза.

Эта же концепция использовалась для эскалации репрессий против научно-технической интеллигенции, руководителей и специалистов производства, несогласных и сомневавшихся в целесообразности форсирования индустриализации, применения методов государственного принуждения и сверхвысоких темпов развития промышленности.

Вполне закономерным следствием такой политики стал первый громкий судебный процесс о вредительстве, так называемый Шахтинский процесс, который был первым в череде других процессов, направленных против научно-технической интеллигенции.

В ходе индустриализации, коллективизации, культурной революции, внутрипартийных чисток и других преобразовательных процессов конца 20-х — начала 30-х гг. уровень гражданских свобод и прав всех ранее относительно независимых в послеоктябрьское время общественных институтов был значительно снижен. Руководители государства активно использовали ОГПУ в качестве эффективного силового инструмента, обеспечивающего процесс социально-экономических изменений государственной и общественной жизни. Происходило ужесточение карательной политики и, как следствие, расширение внесудебных полномочий органов безопасности.

Деятельность органов ОГПУ была направлена на оказание помощи государственным, хозяйственным органам в их борьбе с частным капиталом за овладение производством и рынком сбыта, за господство на рынке с целью сохранения политической власти.

После победы над левой оппозицией к началу 1934 г. внутренняя обстановка в стране в определенной мере становится более стабильной. Успехи в экономическом строительстве, главным образом связанные с укреплением промышленного и оборонного потенциала, позволили сделать вывод о построении фундамента социализма. XVII съезд ВКП(б), проходивший в январе — феврале 1934 г., был назван съездом победителей. Между тем внешнеполитическая обстановка оставалась для СССР сложной и не сулила спокойствия. К началу 30-х гг. продолжала существовать угроза вооруженного конфликта с использованием возможностей военной эмиграции. Мировой экономический кризис, приход к власти фашистских партий в Италии и Германии, агрессивная политика Японии в Тихоокеанском регионе грозили сломать сложившееся в мире относительное равновесие сил.

После прихода в 1933 г. к власти в Германии фашистов сложился военно-политический блок, известный как «ось Берлин — Рим — Токио». Нависала угроза мировой войны. Подготовка Германии и Японии к войне с СССР стала реальностью.

В этих условиях надо было укреплять оборонный потенциал страны и его материальную основу — экономику.

Внешнее давление блокировало тенденцию к некоторому смягчению карательной политики Советского государства, наметившуюся в это время.

После убийства С. М. Кирова (1 декабря 1934 г.) появилось ставшее впоследствии широкоизвестным Постановление Президиума ЦИК и СНК СССР «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик», которое вводило «облегченный» порядок ведения следствия и судопроизводства по делам, связанным с терроризмом. Впоследствии Постановление ЦИК СССР от 14 сентября 1937 г. распространило сходный порядок ведения следствия и судопроизводства па дела «о контрреволюционном вредительстве и диверсиях». Эти нормативные акты практически исключали возможность нормального рассмотрения дел и полностью лишали обвиняемого возможности защищаться.

В 1934 г. Судебная коллегия ОГПУ, Особое совещание при ОГПУ и «тройки» были упразднены, а их функции переданы вновь созданному Особому совещанию при НКВД СССР, которому предоставлялось право внесудебного рассмотрения дел о государственных преступлениях.

1937-1938 годы вошли в историю нашей страны как время массовых необоснованных репрессий. В связи с проведением «массовых операций» Приказом НКВД СССР от 30 июля 1937 г. были созданы так называемые республиканские, краевые и областные «тройки» и утвержден их персональный состав. Списки лиц, подлежавших репрессиям, рассматривались также «двойками», т. е. наркомами внутренних дел республик или начальниками краевых и областных управлений НКВД совместно с республиканскими, краевыми и областными прокурорами. На общесоюзном уровне работала главная «двойка», официально именуемая Комиссией НКВД и Прокурора СССР. Создание этих внесудебных структур предусматривалось Приказом НКВД от 11 августа 1937 г. «Об операции по репрессированию членов польской военной организации в СССР».

Просуществовали «двойки» и «тройки» при НКВД до осени 1938 г., когда во исполнение Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. они были упразднены.

Массовым репрессиям в этот период подвергались в первую очередь бывшие идейные противники И. В. Сталина, обладавшие большим политическим опытом и влиянием в партийной и государственной среде.

Под непосредственным руководством ЦК ВКП(б) и наркома Н. И. Ежова сотрудники НКВД вынуждены были «разоблачать» так называемые враждебные центры: ленинградский, московский, антисоветский объединенный троцкистско-зиновьевский и др.

При проведении процессов по делам этих центров основным считалось, чтобы все подсудимые признавались в своих «преступлениях», какими бы фантастическими и надуманными они ни были. Для достижения этой цели люди подвергались как психологической, так и физической обработке. Об объективных доказательствах вины речи не было.

Процессы 30-х гг. были направлены не только на усиление личной власти И. В. Сталина и укрепление административно-командной системы управления, эти процессы оказали огромное влияние и на изменение характеристики социальной среды общества, создание принципиально новой идеологической системы, обеспечивающей партийное полновластие. Любые проявления тревоги и недовольства обстановкой, складывавшейся в стране, пресекались репрессивными мерами.

Применительно к такой обстановке интересно мнение, выраженное Ф. Ф. Раскольниковым, который писал о И. В. Сталине, что он недоверчив и подозрителен. Несмотря на это или, вернее, именно благодаря этому он с безграничным доверием относится ко всему, что кого-либо компрометирует, и таким образом укрепляется его природная подозрительность. Этой чертой характера вождя с успехом пользовались окружающие его интриганы, когда им нужно было кого-либо дискредитировать в его глазах.

Основное психологическое свойство И. В. Сталина, которое выделил Ф. Ф. Раскольников, — это необычайная, сверхчеловеческая сила воли. И. В. Сталин всегда знал, чего хочет, и с неуклонной, неумолимой методичностью постоянно добивался своей цели.

«Поскольку власть в моих руках, я постепеновец», — сказал И. В. Сталин однажды Ф. Ф. Раскольникову.

Международное положение страны оставалось очень сложным. Война в Испании, «аншлюс» Австрии, оккупация немецко-фашистскими войсками Чехословакии.

Попытки советского правительства создать противовес агрессорам, нечто напоминающее прежнюю Антанту, наталкивались на неприятие этой идеи со стороны Англии и Франции, которые не прочь были посмотреть, как будут воевать между собой Германия и Советский Союз.

В этих условиях во многом вынужденно И. В. Сталин идет на сговор с Гитлером. Делит сферы влияния, а затем вводит советские войска в западные районы Белоруссии, Украины, Польши, Бессарабии, Прибалтику. То же самое, видимо, планировалось проделать и с Финляндией, но война с ней оказалась неожиданно тяжелой, что заставило ограничиться только некоторыми территориальными приобретениями.

Нападение фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. не явилось совершенно неожиданным для органов государственной безопасности СССР, особенно для их разведывательных подразделений.

Тем не менее такого трагического для советской стороны поворота событий никто не ожидал. Уже к августу 1941 г. немецко-фашистские войска заняли практически всю Белоруссию, Прибалтику, Западную Украину и находились на подступах к Киеву и Ленинграду.

Острота переживаемого страной момента обусловила тот факт, что помимо борьбы с разведывательноподрывной деятельностью спецслужб противника на органы госбезопасности было возложено решение ряда других не менее важных для того времени задач. Прежде всего, они касались участия в обеспечении перестройки экономики страны на военный лад, наведения соответствующего военному времени порядка и дисциплины в частях и соединениях действующей армии, на гражданских предприятиях и в организациях.

В условиях сложившейся чрезвычайно сложной военной и оперативной обстановки сотрудники органов государственной безопасности часто действовали более организованно и целеустремленно, чем представители других ведомств и организаций, несмотря на то что органы НКГБ и военной контрразведки понесли в период репрессий 1937-1938 гг. невосполнимые кадровые потери. В этот период органы государственной безопасности наделяются новыми внесудебными полномочиями.

После окончания Второй мировой войны советское руководство оказалось перед дилеммой: пойти на получение кредитов в США в рамках «плана Маршалла» и развивать свою экономику в интересах повышения материального уровня жизни своих граждан и в обмен на это сдать завоеванные в годы войны позиции на международной арене или, отстаивая приобретенный статус великой державы, втянуться в конфронтацию с сильнейшими государствами мира и задействовать большую часть экономического потенциала для укрепления своих вооруженных сил. Советское руководство пошло по второму пути в развитии своих отношений с Западом.

Кроме того, необходимо учитывать и то обстоятельство, что завоеванные Советским Союзом в результате Второй мировой войны позиции не были подкреплены достаточной экономической мощью. В силу объективных причин СССР и его союзники не могли долгое время состязаться одновременно в военной и экономической области с Соединенными Штатами Америки, Великобританией, Францией и другими высокоразвитыми в экономическом отношении странами. В таких сложных условиях наша страна вступила в навязанную ей эпоху холодной войны.

С началом холодной войны подрывная и разведывательная деятельность против СССР усиливается. Появляется угроза возникновения ядерной войны.

Развернувшееся противостояние СССР и Запада оказало огромное, если не решающее, воздействие на направленность, масштабы и содержание работы органов «Смерш» — НКГБ — МГБ — МВД СССР в период конца 1945 — начала 1953 гг. Место основного противника советских органов госбезопасности отныне и на долгое время заняли спецслужбы стран блока НАТО, которые развернули против СССР активную разведывательно-подрывную деятельность. Основную роль в ней играли специальные службы бывших союзников по антигитлеровской коалиции — Великобритании и Соединенных Штатов Америки.

В 1949 г. при военном штабе НАТО был создан специальный координационный комитет для обмена и анализа разведывательных данных, получаемых разведками стран — участников блока.

Серьезное влияние на деятельность советских органов госбезопасности в первое послевоенное десятилетие оказывали крайне обострившиеся отношения с Западом и сложная экономическая обстановка внутри страны. За годы Второй мировой войны Советский Союз понес огромные людские и материальные потери.

В этих условиях Советский Союз, еще не восстановив окончательно свою экономику, вынужден был тратить огромные средства на дальнейшее наращивание военной мощи.

Расходы на восстановление разрушенного народного хозяйства и интенсивное развитие вооруженных сил во многом покрывались за счет неоправданно низкой оплаты труда рабочих в промышленности и особенно сельском хозяйстве, что, в свою очередь, предопределяло низкий жизненный уровень всех слоев населения и вызывало их недовольство.

Развернувшаяся холодная война между СССР и Западом оказала свое влияние не только на сферу противоборства их спецслужб, но и стала одной из причин нового этапа ужесточения карательной политики внутри страны. В это время при МГБ СССР существовал один внесудебный орган — Особое совещание, которое было упразднено после смерти И. В. Сталина в 1953 г. В последующие годы внесудебные органы в СССР больше не создавались.

Создание внесудебных органов, их компетенция и формы деятельности определялись законами и правительственными постановлениями. Однако, чтобы критиковать эти законы, необходимо понять, в каких условиях жила страна, к каким идеалам она стремилась.

Можно говорить о нормах международного права, но, наверное, только с позиции настоящего.

До конца 80-х гг. из открытой печати мало что можно было узнать о внесудебных репрессиях. В конце 80-х – начале 90-х гг. был открыт доступ к ранее закрытым для общественности документам но истории нашей страны. На свет была извлечена масса материалов, и в результате появилось огромное количество публикаций па ранее «закрытые» темы, включая тему, связанную с репрессиями в СССР В это время была предпринята попытка осмысления причин начала репрессий. Активно начался поиск виновных за беззакония, творившиеся в нашем государстве.

Этому в первую очередь способствовал реабилитационный процесс, который начался 19 января 1989 г. в соответствии с Указом Президиума Верховного совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начале 50-х гг.».

Сущность юридического понятия «политические репрессии» впервые определил Закон Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г. Статья 1 Закона о реабилитации устанавливала: «Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшиеся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами».

Многие публицисты и историки в своих статьях и исследованиях всячески стремились, зачастую бездоказательно, очернить деятельность органов государственной безопасности советского периода. В основном они касались темы произвола и беззакония 30-х гг. Под лозунгом «Нам нужны правдивые оценки» очень часто в средствах массовой информации искажалась объективная информация, преобладали негативные оценки строя, деятельности органов государственной власти, исполнительных структур, людей.

Такие слова, как «тройки», «двойки», «Особое совещание», были на слуху в начале девяностых годов. Одно название «внесудебные полномочия» воспринималось как произвол и беззаконие.

Шквал «научных» открытий по данной теме захлестнул страну, все более и более запутывая читателей. Возникла необходимость остановиться для объективного осмысления процессов, происходивших у нас в стране, отделить ложь от истины.

Необходимо отметить, что, полномочия «троек» 20-х гг. резко отличаются от полномочий «троек» 30-х гг., а исследователи, не зная этого, часто проводят между ними знак равенства. Особое совещание также неоднократно претерпевало изменения в своем правовом положении.

Как раньше, так и в настоящее время читателей больше привлекают публикации на основе документальных материалов, так как их изучение — это прямой путь к истине.

Цель настоящего исследования — на основе документальных материалов Архива Президента РФ и Центрального архива ФСБ РФ показать участие органов государственной безопасности в репрессивной политике нашего государства, в реализации ими предоставленных высшими законодательными органами страны внесудебных полномочий.

Кроме истории внесудебных полномочий органов государственной безопасности в монографии приводятся статистические данные, которые взяты из отчетов органов государственной безопасности, хранящихся в Центральном архиве ФСБ РФ.

В статистических материалах сконцентрирована отчетность органов безопасности по всем линиям работы. Отобраны сведения о количестве лиц, привлеченных к уголовной ответственности за антисоветские преступления, количестве лиц, приговоренных к высшей мере наказания. Это именно те сведения, которые часто искажаются отдельными политиками в сторону непомерного увеличения.

Автор выражает благодарность за помощь при подготовке монографии директору Архива Президента Российской Федерации В. Н. Якушеву, профессору Академии ФСБ РФ А. М. Плеханову.

Внесудебные полномочия ВЧК

Начавшееся в середине февраля 1918 г. германское наступление на Петроград создало чрезвычайную ситуацию. В связи с этим 21 февраля 1918г. Совнарком принял Декрет «Социалистическое отечество в опасности!». На его основании Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) впервые получила право внесудебной расправы над «неприятельскими агентами, спекулянтами, громилами, хулиганами, контрреволюционными агитаторами, германскими шпионами». Через день к ним добавили «саботажников и прочих паразитов», предупредив, что ВЧК не видит других мер, кроме беспощадного уничтожения таковых «на месте преступления»[1].

В первой половине 1918 г. в ВЧК была создана первая «тройка», облеченная расплывчатыми полномочиями «на всякий пожарный случай». Первая «тройка» состояла из Ф. Э. Дзержинского, В. А. Александровича и Я. X. Петерса. 15 июня вопрос о «тройке» пересмотрели и приняли решение составить ее из представителей партии коммунистов и социал-революционеров, которые уполномочивались решать вопросы о расстреле. В «тройку» были избраны Ф. Э. Дзержинский, М. Я. Лацис и В. А. Александрович. Заместителями стали В. В. Фомин, Я. X. Петере и И. И. Ильин. Приговоры «тройки» должны были приниматься единогласно.

Но сконструированная таким образом «тройка» не была работоспособной. Входившие в нее социал-революционеры (эсеры) находились в оппозиции к большевикам по вопросу о применении высшей меры наказания, ссылаясь на директивы своей партии. Эта ситуация изменилась после их июльского восстания в Москве и мятежа в Ярославле, когда эсеров исключили из состава комиссии[2].

Летом 1918 г. в условиях интервенции и Гражданской войны государство ввело смертную казнь по приговорам ревтрибуналов. В это же время усилилась и карательная деятельность Всероссийской и местных чрезвычайных комиссий. Они стали выносить постановления о применении исключительной меры наказания в отношении контр-революционеров[3]. Одновременно вводилась еще одна так называемая мера борьбы — заложничество. Право брать заложников было предоставлено ВЧК и ее местным органам. Вне всякого сомнения, данное мероприятие иначе как актом государственного терроризма назвать нельзя.

После покушения на жизнь В. И. Ленина, В. Володарского, М. С. Урицкого ВЧК стало применять массовые расстрелы. Расстрелу подлежали все лица, причастные к белогвардейским заговорам. Подлежали изоляции в концентрационные лагеря офицерство с немногими исключениями, крупные царские сановники, промышленники и банковские тузы, часть духовенства, помещики и деревенские кулаки[4].

5 сентября 1918г. принимается Постановление СНК о «красном терроре». Оно как бы ознаменовало собой его начало, но на самом деле «красный террор» начался гораздо раньше и не являлся ответом на белый. Утверждение о том, что «красный террор» — это ответ на белый, ошибочно. Расстрелы заложников, убийство царской семьи это подтверждает. Необходимо отметить, что от «красного террора» не отставал и белый. Жестокости хватало как у одних, так и у других. Эти два процесса шли параллельно с весны 1918 г. Искать правых и виноватых в этом бесперспективно.

С объявлением «красного террора» в Москве стали проводиться межрайонные собрания. Так, в Лефортовском районе была принята резолюция, призывающая расстреливать всех контрреволюционеров, выдвигалось требование о предоставлении районам права самостоятельно приводить приговоры в исполнение.

Было принято решение брать заложников от буржуазии и их союзников в больших масштабах. В районах для этих целей стали создаваться небольшие концентрационные лагеря.

В резолюциях межрайонных собраний Президиуму ВЧК предполагалось рассмотреть дела контрреволюционеров и всех явных из них расстрелять. То же предписывалось и районным ЧК[5].

С момента проведения «красного террора» вступила в силу инструкция о компетенции районных ЧК, которая предоставляла им право расстрела, но только после утверждения ВЧК. Кроме того, ей предоставлялось право налагать взыскания, такие как: тюремное заключение до шести месяцев, штрафы без ограничения. Предоставлялось и право конфискации имущества[6].

После введения «красного террора» стали поступать отчеты с мест. Так, 24 сентября 1918 г. Павловская уездная Ч К докладывала: «За всё время своего существования Комиссией было расстреляно 27 лиц, контрреволюционеров — 12, заложников буржуазии — 12 и три бандита»[7]. Чрезвычайная Западная комиссия сообщала, что после покушения на жизнь бывшего члена Чрезвычайной комиссии Михаила Марченко были приговорены к расстрелу 50 человек заложников, из которых 12 человек уже расстреляны[8]. После покушения на собравшихся в московском комитете партии большевиков Пленум ЦК ВКП(б) 26 сентября 1918 г. обсудил вопросы о проведении «красного террора».

Ф. Э. Дзержинским было предложено ЦК не объявлять официального массового «красного террора», поручив ВЧК провести его.

Однако это предложение не нашло поддержки, ЦК решило не совмещать эту работу с обычной деятельностью ВЧК и Ч К. В качестве директивы была утверждена следующая резолюция для так называемых пятничных митингов: «Заслушав на митингах 26 с<его> м<есяца> сообщения о политике контрреволюции уничтожить наших товарищей и представителей районных комитетов, собравшихся в московском комитете партии, рабочие районов призывают рабочих Москвы и всей России стать грудью на защиту своего дела, дела пролетарской революции…

Рабочие Москвы над телами предательски убитых товарищей заявляют: тот, кто в этот момент не станет на защиту рабоче-крестьянского дела, тот враг рабочего дела, изменник, помощник царских генералов.

Вечная память погибшим товарищам. Да здравствует борьба рабочих за укрепление своей власти! Да здравствует коммунистическая партия! Смерть врагам пролетарской диктатуры!»[9].

На покушение в здании московского комитета партии большевики ответили массовым красным террором. Преследовалась цель устрашения населения страны. Л. Д. Троцкий писал: «Устрашение есть могущественное средство политики и международной, и внутренней. Война, как и революция, основана на устрашении. Победоносная война истребляет, по общему правилу, лишь незначительную часть побежденной армии, устрашая остальных, сламывая их волю: так же действует революция: она убивает единицы, устрашает тысячи. В этом смысле красный террор принципиально отличается от вооруженного восстания, прямым продолжением которого он является»[10].

М. Я. Лацис также пытался обосновать необходимость массовой ликвидации буржуазии. «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым делом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова у него профессия. Все эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл красного террора»[11].

После массовых расстрелов заложников полномочия ВЧК в октябре были несколько ограничены. В Положении о ВЧК от 28 октября 1918 г. губернским ЧК предоставлялось право заключения в дома принудительных работ, а в местностях, объявленных на военном или осадном положении, применение высшей меры наказания только после постановления Коллегии ВЧК.

Этим же положением особым отделам ВЧК предоставлялось право высылки за пределы фронта и другие административные меры вплоть до применения высшей меры наказания (ВМН). Для применения высшей меры наказания создавалась коллегия из трех человек, персональный состав которой утверждался Президиумом ВЧК. Такие же права предоставлялись особым отделам охраны границ и окружным транспортным отделам[12].

Чуть позже в Положении «Об организации ВЧК» от 18 ноября 1918г. подтверждалось право ВЧК на применение внесудебных полномочий, в том числе и высшей меры наказания. В инструкции для районных чрезвычайных комиссий подробно перечислялись категории лиц, в отношении которых можно применять расстрел. При этом указывалось, что данная категория дел должна обсуждаться обязательно в присутствии представителя районного комитета партии коммунистов. Тем самым коммунистической партии предоставлялись особые полномочия. Расстрелы приводились в исполнение лишь при условии единогласного решения трех членов Комиссии. По требованию представителя районного комитета или в случае разногласия среди членов РЧК дело обязательно передавалось на решение ВЧК.

Эти комиссии располагали правом заключения в концентрационный лагерь, где для лиц, приговоренных комиссиями, должны были быть организовываться принудительные работы.

«В целях терроризации буржуазии следует также применять выселение буржуазии, давая на выезд самый короткий срок (24-36 часов)»[13]. Эта цитата лишний раз свидетельствует о стремлении запугать население страны.

Инструкция чрезвычайным комиссиям на местах, утвержденная ВЧК 1 декабря 1918 г., предоставила местным ЧК в острые моменты революции накладывать в случае необходимости пресечения или прекращения незаконных действий наказания в административном порядке, штрафы, высылку, расстрелы и т. п. Право применять высшую меру наказания имели губернские, фронтовые, армейские и областные ЧК. Хотелось бы подчеркнуть, что, согласно этому документу, расстреливать можно было в административном порядке без предания человека суду[14].

Пытаясь урегулировать правовое положение ВЧК, Я. X. Петере вышел с предложением, чтобы чекисты вершили расстрелы с ведома ревтрибуналов. 28 декабря 1918 г. Президиум ВЧК отклонил это предложение Я. X. Петерса на том основании, что «ревтрибуналы не перешли в ведение ВЧК». Был утвержден состав новой судебной «тройки» ВЧК (с учетом взаимозаменяемости), куда вошли Ф. Э. Дзержинский, М. Я. Лацис, М. С. Кедров и И. К. Ксенофонтов.

4 февраля 1919 г. на заседании ЦК РКП(б) было принято постановление о полномочиях ЧК и ревтрибуналов. Комиссии в составе Ф. Э. Дзержинского, И. В. Сталина и Л. Б. Каменева поручалось подготовить проект Положения ВЦИК о ЧК и ревтрибуналах, в котором предполагалось, что право вынесения приговоров необходимо передать из ЧК в ревтрибуналы, а аппарат Ч К должен остаться в качестве розыскных органов и органов непосредственной борьбы с вооруженными выступлениями (бандитскими, контрреволюционными и т. п.). За ЧК предлагалось сохранить право расстрелов только при объявлении той или иной местности на военном положении.

24 апреля 1919г. ВЦИК, пересмотрев полномочия ЧК, принял дополнение к Положению о ЧК. Право вынесения приговоров по всем делам, возникающим в Ч К, передавалось реорганизованным трибуналам.

При наличии вооруженных контрреволюционных или бандитских выступлений за ЧК сохранялось право непосредственной расправы для пресечения преступлений. Такое же право сохранялось за ЧК в местностях, объявленных на военном положении, за преступления, указанные в самом Постановлении о введении военного положения. Кроме того, ВЧК предоставлялось право заключения в концентрационный лагерь[15]. Таким образом, главными функциями ЧК после принятия Постановления стал розыск и право внесудебных расстрелов при введении военного положения, но через месяц, в марте, в связи с наступлением армии Колчака все права ВЧК осени 1918 г. были восстановлены.

Интересен вопрос о практике кассационного рассмотрения дел. Пленум ЦК РКП(б) 13 апреля 1919 г. рассматривал вопрос о кассационном отделе ВЦИК. В связи с тем, что кассационный отдел проводил самостоятельную политику по рассмотрению дел, Ф. Э. Дзержинским высказывалось предложение выбрать новый состав кассационного отдела ВЦИК, который был бы теснее связан с ЦК и не вел бы самостоятельной политики.

С этой целью была создана комиссия в составе Дзержинского, Серебрякова и Сталина. Было принято решение в случае необходимости вопросы о кассационном рассмотрении дел переносить в политическое бюро. Создавался прецедент, когда судьбу человека решали не судебные органы, а политические инстанции. Такие решения напрямую связывались с политической целесообразностью изменения приговоров судебных инстанций.

Эта практика сохранилась и в дальнейшем. Была создана Политкомиссия при Политбюро ЦК РКП(б)17. Пленум Политбюро ЦК 11 июня 1919 г. заслушал предложение Ф. Э. Дзержинского о необходимости распространить расстрелы как меру наказания на продавцов кокаина, взломщиков общественных лавок, поджигателей, фальшивомонетчиков, шпионов, предателей, должностных преступников, семьи перешедших на сторону белых и о предоставлении ВЧК права проводить эти расстрелы в Москве, а в случае необходимости исполнение ВМН передоверять местным ЦК или специально посланным для этого экспедициям.

Пленум признал возможным в местностях, объявленных на военном положении, расстреливать без суда предложенные Ф. Э. Дзержинским категории лиц, за исключением семей перебежчиков и преступников по должности. Вопрос о репрессиях по отношению к этим семьям рассматривался особо.

Преступников по должности решено было предавать суду.

Право расстрелов в отношении упомянутых выше лиц предоставлялось ВЧК и специальным экспедициям по согласованию ВЧК с Оргбюро ЦК.

Ф. Э. Дзержинскому вместе с Наркоматом юстиции (НКЮ) поручалось разработать и внести в Совнарком и в Президиум ВЦИК положение о порядке объявления местностей на военном положении и декрет с перечнем преступлений, караемых расстрелом в порядке военного положения.

Всем судебным и правительственным органам подтверждалось право в необходимости особо суровых репрессий за политические, должностные, грабительские и т. п. преступления.

О результатах этих мероприятий Ф. Э. Дзержинскому поручалось сделать доклад[16].

16 июня 1919г. Постановление ВЦИК определило организацию лагерей принудительных работ. Она возлагалась на губернские чрезвычайные комиссии (Губчека). Во всех губернских городах в указанные особой инструкцией сроки должны были быть созданы лагеря, рассчитанные не менее чем на 300 человек каждый[17]. С разрешения НКВД такие лагеря могли создаваться и в уездах. 30 Внесудебные полномочия ВЧК

Заключению в лагеря подлежали те лица и категории лиц, относительно которых были вынесены постановления отделов Управления, ЧК, революционных военных трибуналов, народных судов и других советских органов, которым предоставлялось это право декретами и распоряжениями[18].

17 июня 1919 г. Председателем ВЧК Ф. Э. Дзержинским утверждена Инструкция чрезвычайным комиссиям на местах, в соответствии с которой всеми делами по непосредственной борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности стали заниматься организованные местными советами или их исполкомами на одинаковых правах со своими отделами местные чрезвычайные комиссии. В обязанность губернских ЧК входило наблюдение за революционным порядком в своей губернии.

Чрезвычайные комиссии являясь органом борьбы в острые моменты революции, при объявлении своей территории на особом положении, могли применять в случае необходимости для пресечения или прекращения незаконных действий наказания в административном порядке, но опять-таки не судебном, штрафы, высылки, расстрелы и т.п[19].

Своим Постановлением «Об изъятиях из общей подсудности в местностях, объявленных на военном положении» от 20 июня 1919 г. ВЦИК конкретизирует п. 3 Постановления ЦИК о ВЧК (от 24 апреля 1919 г.) о праве непосредственной расправы в местностях, объявленных на военном положении.

В разъяснении этого Постановления ВЦИК постановил: в местностях, объявленных на военном положении, до издания настоящего Постановления ВЧК и губернским ЧК принадлежит право непосредственной расправы (вплоть до расстрела) за принадлежность к контрреволюционной организации и участие в заговоре против советской власти. А также за государственную измену, шпионаж, укрывательство изменников, шпионов; сокрытие в контрреволюционных целях боевого оружия; подделку денежных знаков, подлог в контрреволюционных целях документов; участие в контрреволюционных целях в поджогах и взрывах; умышленное истребление или повреждение железнодорожных путей, мостов и других сооружений, телеграфного или телефонного сообщения, складов воинского вооружения, снаряжения, продовольственных и фуражных запасов; бандитизм (участие в шайке, организованной для убийств, разбоя и грабежей), пособничество им и укрывательство; разбой и вооруженный грабеж; взлом советских и общественных складов и магазинов с целью незаконного хищения; незаконную торговлю кокаином[20].

21 октября 1919 г. был принят Декрет СНК о создании Особого революционного трибунала при ВЧК для рассмотрения дел о крупной спекуляции. Заседания Особого революционного трибунала были гласными, а приговоры его окончательными и обжалованию в кассационном порядке не подлежали. Особый революционный трибунал в своей работе руководствовался исключительно интересами революции, не связывая себя никакими процессуальными нормами. Данный законодательный акт смешивает понятие внесудебных и судебных полномочий ВЧК, так как создание пусть даже и в системе ВЧК Особого революционного трибунала не позволяет отнести данные полномочия к внесудебным[21].

Особый революционный трибунал провел ряд судебных процессов по хозяйственным преступлениям, после чего значительно уменьшилось количество крупных спекулятивных сделок.

С целью изучения источников спекуляции и связанных с ними должностных преступлений для постоянного наблюдения за этим при ВЧК была образована Особая межведомственная комиссия (Особмежком) из представителей Народного комиссариата продовольствия, Высшего совета народного хозяйства, Народного комиссариата юстиции (НКЮ), Народного комиссариата государственного контроля, Московского совета, Чрезвычайного уполномоченного совета рабочекрестьянской обороны по снабжению Красной Армии (Чусоснабарм), Всероссийского совета профессиональных союзов и Всероссийской чрезвычайной комиссии. Члены этой Комиссии и ее председатель утверждались Советом Народных Комиссаров. Первым председателем Особмежкома был назначен П. И. Стучка.

Таким образом, с усилением репрессий начали привлекаться к борьбе с хозяйственными преступлениями кроме карательных органов ВЧК еще и хозяйственные учреждения.

Последующим декретом Совнаркома от 28 октября 1919 г. на Особмежком было возложено исполнение целого ряда заданий, охватывающих почти всю хозяйственную жизнь страны.

На первом этапе своей деятельности Особмежком вместе с Президиумом ВЧК приступил к организации Особого революционного трибунала, квалифицируя подлежащие рассмотрению в нем дела.

В результате эффективной работы Особмежкома по борьбе со спекуляцией исчезла необходимость рассматривать эти дела в Особом революционном трибунале.

Дела о крупной спекуляции стали подсудны Верховному трибуналу, в состав которого вошел представитель ВЧК, а согласно положению о губернских трибуналах, в их состав вошли представители губернских чрезвычайных комиссий, что обеспечивало более тесную связь следственно-розыскных органов с судебными. Это сделало возможным уменьшение судебных функций ВЧК, и Особый революционный трибунал был упразднен.

2 Особая межведомственная комиссия, непосредственно приступив к практической работе, стала нуждаться в аппарате исполнителей. Учреждения, входившие в состав комиссии, по роду своей деятельности должны были стать рабочим аппаратом этой структуры, но из-за занятости повседневной работой, естественно, не могли уделить Особмежкому должного внимания.

Поэтому ВЧК пришлось создавать свой аппарат в виде канцелярии уполномоченного и следователей, пользуясь в то же время всем остальным активным аппаратом чрезвычайных комиссий.

Из-за того, что в состав Особмежкома входили представители многих ведомств — ВСНХ, Наркомпрода, Наркомюста, Наркомрабкрина, Наркомтруда и ВЦСПС, Московского Совета, Чусоснабарма и ВЧК, собрать всех их для принятия решений оказалось весьма проблематично. Вследствие перегруженности работой каждого члена Особмежкома крайне затруднительным стал созыв его пленума.

Все это послужило причиной сокращения состава Комиссии, согласно Постановлению СНК от 21 апреля 1920 г., до пяти человек, а именно представителей Наркомюста, ВСНХ, Наркомпрода, Наркомрабкрина и ВЧК. Крыленко был назначен председателем, Ихновский — его заместителем, Аванесова, Эйсмонд и Свидерский — членами Комиссии.

На Особую межведомственную комиссию возлагалось, в первую очередь, проведение в жизнь мер по борьбе со спекуляцией и хищением социалистической собственности.

Так, бывшим владельцам и совладельцам промышленных и торговых предприятий запрещалось занимать должности на тех предприятиях, владельцами коих раньше они состояли, а также занимать ответственные должности в соответствующих главках и центрах. Исключения допускались по особому постановлению коллегии соответствующего Главка или Центра при согласии на это их ЦК.

Комиссией принимались меры по проверке личного состава производственных, заготовительных и распределительных органов и по обследованию характера их деятельности, назначению ревизий материально — хозяйственных частей учреждений и предприятий и подведение практических итогов этих ревизий, осуществлению надзора за учетом имеющихся товаров и материалов для предприятий, особенно производящих предметы военного снаряжения и обмундирования.

Разрабатывались способы надзора за деятельностью фабрично-заводских продовольственных организаций и служащих учреждений и предприятий, а также за операциями кооперативов. Изучались действия Декрета ВЦИК о мерах содействия кустарной промышленности. Вырабатывались меры для прекращения выплаты заработной платы рабочим производимыми ими же товарами. Усиливался надзор за торговлей, как уличной, так и в закрытых помещениях. Принимались меры к недопущению незаконной торговли, к устранению злоупотреблений с продовольственными и прочими карточками в советских магазинах и хищения продовольственных продуктов с продовольственных складов и др.[22]

Гражданская война продолжалась. Обстановка на фронтах обострилась. В связи с этим 17 декабря 1919 г. своим Приказом № 208 ВЧК предложил своим местным органам вернуться к испытанным методам «борьбы». Предлагалось брать на учет все буржуазное население, которое могло служить заложниками: бывших помещиков, купцов, фабрикантов, заводчиков, банкиров, крупных домовладельцев, офицеров старой армии, видных чиновников царского времени и времени Керенского и их видных родственников, сражающихся против советской власти, а также лидеров антисоветских партий, склонных остаться за фронтом на случай отступления Красной Армии.

Данные списки представлялись в ВЧК, которая решала, когда приступать к аресту заложников[23].

24 декабря 1919г. съезд особых отделов принял Инструкцию Особого отдела ВЧК, где в качестве средств осуществления возложенных на них задач в числе других мер могла применяться высылка за пределы фронта, заключение в лагеря принудительных работ, различные административные меры, а также применение высшей меры наказания. Высшая мера наказания могла применяться при условии создания Коллегии из трех лиц, персональный состав которой утверждался Президиумом ВЧК по представлению Особого отдела ВЧК[24].

К началу 1920 г. обстановка в стране изменилась. Пленум ЦК РКП(б) 13 января 1920 г. принял предложение Ф. Э. Дзержинского напечатать в прессе от имени ВЧК приказ о прекращении с 1 февраля применения высшей меры наказания местными ЧК и о передаче дел на лиц, которым такое наказание грозило, в ревтрибуналы.

Была избрана комиссия в составе Ф. Э. Дзержинского, Л. Б. Каменева и Л. Д. Троцкого для разработки этого приказа и подтверждения его от имени правительства в целом[25]. 17 января 1920 г. ВЦИК и Совет Народных Комиссаров своим постановлением отменил применение высшей меры наказания в отношении врагов советской власти как по приговорам ВЧК и ее местных органов, так и по приговорам городских, губернских, а также и верховного, при ВЦИК, трибуналов[26].

В связи с этим Президиум ВЧК 15 февраля 1920 г. направил инструкцию чрезвычайным комиссиям, особым отделам и их отделениям на местах, в соответствии с которой Губчека могла налагать за преступления следующие взыскания: штрафы, заключения в концлагерь, передачу дел заключенных в ревтрибуналы или народные суды. Губчека имела право подвергать заключению лиц без указания срока, опасных для революции, но уведомляя в каждом отдельном случае Президиум ВЧК.

В Инструкции особым отделам Губчека в разделе средства осуществления задач в примечании записано, что вопрос о мере наказания разрешается Коллегией Губчека по представлению начальника Особого отдела[27].

В начале 1920 г. бандитизм в отдельных районах страны принял угрожающие размеры. В связи с этим Совнарком 19 февраля 1920 г. постановил: «…лиц, обвиняемых в вооруженных грабежах, разбойных нападениях и в налетах, предавать суду Революционного военного трибунала». ВЧК и Революционному военному трибуналу по взаимному соглашению предоставлялось право учреждать революционные военные трибуналы в местностях, лежащих вне фронтовой полосы, но опасных из-за бандитизма. Судопроизводственные правила, существовавшие в Революционном военном трибунале, были обязательны и для вновь учреждаемых трибуналов[28].

В данном случае ВЧК вновь передавались такие же полномочия, как и по Декрету СНК от 21 октября 1919 г. В связи с изменением закона о трибуналах от 12 апреля 1919 г. и законов о военных трибуналах от 20 ноября 1919 г., 5 апреля 1920 г. было принято Положение о революционных трибуналах, в пятой статье которого было указано, что с опубликованием настоящего Положения Постановление Президиума ВЦИК о внесудебных полномочиях ЧК от 20 июня 1919 г. и Декрет об Особом революционном трибунале при ВЧК от 21 октября 1919г. отменяются. «Все существующие чрезвычайные военные суды и иные учреждения чрезвычайного характера с судебными функциями, равно как революционные трибуналы, учрежденные в ином порядке или действующие не на основании правил, изложенных в настоящем положении, упраздняются».

Вместе с тем в целях борьбы с нарушителями трудовой дисциплины, охраны революционного порядка и борьбы с паразитическими элементами в случае, если дознанием не было собрано достаточно данных для направления дел о них в порядке уголовного преследования в ВЧК и ГубЧК, с утверждения ВЧК сохранялось право заключения таких лиц в лагерь принудительных работ на срок не более пяти лет[29].

Таким образом, за Ч К устанавливалось особое право без достаточных доказательств виновности, минуя судебные органы, проводить репрессивную политику.

В апреле 1920 г. против Советской Республики выступили войска буржуазно-помещичьей Польши, что вынудило Совет Труда и Обороны (СТО) объявить во многих районах страны военное положение. На основании Постановления СТО Республики от 28 мая 1920 г. и Постановления Коллегии по проведению военного положения при СТО от 29 мая 1920 г. права военно-революционных трибуналов, т. е. право выносить приговор о расстреле, были предоставлены следующим ГубЧК: Петроградской, Новгородской, Олонецкой, Тверской, Архангельской, Ярославской, Московской, Нижегородской, Тульской, Симбирской, Пензенской, Тамбовской, Воронежской, Саратовской, Брянской и Казанской. На этих заседаниях было обязательно присутствие члена Губкома — Губчека.

Череповецкой, Вологодской, северодвинской, Иваново-Вознесенской, Владимирской, Рязанской и Орловской губок предоставлялось право в исключительных случаях выносить приговоры о расстреле, приводя их в исполнение после санкции ВЧК[30].

В 1921 г. Ч К имеет стройную организацию и довольно точный круг прав и обязанностей. Так, губок имели право предания Народному суду и Суду Ревтрибунала, заключения в административном порядке в дома принудительных работ сроком не более двух лет, а также применения высшей меры наказания по постановлению Коллегии в местностях, объявленных на военном положении, в отношении лиц, обвиняемых в шпионаже, бандитизме и в участии в вооруженном выступлении. Высшая мера наказания приводилась в исполнение, как уже указывалось, только с санкции ВЧК.

Особые отделы охраны границ РСФСР имели право высылки за пределы пограничной полосы с санкции губок.

Особые отделы ВЧК имели право высылать за пределы фронта и армии в административном порядке и заключать в лагерь принудительных работ сроком не более двух лет, а в местностях, объявленных на военном положении, особые отделы фронтов и армий по постановлению «троек», персонально утвержденных ВЧК, имели право применения высшей меры наказания по обвинению: в шпионаже, бандитизме, участии в вооруженном восстании[31].

9 мая 1921 г. московский комитет РКП(б) поддержал ходатайство ВЧК перед ВНИК о применении ВМН — расстрела к лицам, совершающим крупные преступления, которые дезорганизуют хозяйственную жизнь страны. Предлагалось в отдельных случаях давать широкую огласку применению чрезвычайной меры наказания[32]. 14 мая 1921 г. Политбюро ЦК РКП(б) также поддержало расширение прав ВЧК в отношении применения ВМН.

И. С. Уншлихту и Д. И. Курскому поручалось подготовить законопроект СНК о расширении прав ВЧК в отношении применения ВМН за хищения с государственных складов и фабрик и после принятия этого постановления СНК опубликовать его. Президиуму ВЦИК была дана директива, чтобы он не принимал решение об амнистии в отношении осужденных за хищения с государственных складов и фабрик. Судам были даны рекомендации ужесточить репрессии за вышеуказанные преступления. Ответственным за исполнение этого решения был назначен Д. И. Курский[33].

24 мая 1921 г. Политбюро ЦК РКП(б) вновь вернулось к вопросу о применении Ч К высшей меры наказания за преступления по хищениям с государственных складов и фабрик. На заседании были приняты следующие решения:

«а) дела о хищениях должны оставаться в ведении революционных трибуналов;

 б) ускорить образование военных отделов при трибуналах;

 в) ускорить производство дел по хищениям;

 г) провести усиление репрессий по хищениям в отношении крупных хищников из бюрократии;

 д) подготовить в ближайшем будущем ряд открытых процессов по хищениям»[34].

Декретом СНК от 29 августа 1921 г. указывалось, что иностранные граждане, образ жизни, деятельность и поведение которых признавались несовместимыми с принципами и укладом жизни рабоче-крестьянского государства, могли быть высланы из пределов РСФСР по постановлению ВЧК или приговорам судебных органов Республики независимо от полученного ими ранее разрешения на проживание в ней[35].

В декабре 1921 г. ВЦИК в очередной раз принял решение сузить полномочия ЧК, возложив борьбу с нарушениями законов советских республик на судебные органы, тем самым усилив начала революционной законности. В условиях мира отпала нужда в органе, который пользовался, по характеристике М. Я. Лациса, в своей борьбе «приемами и следственных комиссий, и судов, и трибуналов, и военных сил»[36]. 6 февраля 1922 г. декретом ВЦИК ВЧК была упразднена. Для выполнения задач по подавлению контрреволюционных выступлений, бандитизма, борьбы со шпионажем, охране железнодорожных и водных путей сообщения, границы, борьбе с контрабандой, незаконным переходом границы и выполнением специальных поручений Президиума ВЦИК или СНК по охране «революционного порядка» при НКВД РСФСР было создано Государственное политическое управление (ГПУ).

В последнее время часто встает вопрос о числе жертв органов ВЧК. Статистические материалы свидетельствуют, что число расстрелянных органами ВЧК в целом соответствует тем цифрам, что приводит М. Я. Лацис за 1918 и семь месяцев 1919 г. Это соответственно 6300 человек и 2089 человек. Расхождение только по количеству органов, предоставивших статистические сведения. М. Я. Лацис пишет, что сведения представлены из 20 губерний, статистические таблицы свидетельствуют, что сведения собирались из 34 губерний в 1918 г. и 35 — в 1919 г., из них по 17 регионам сведения не перепроверялись. По статистическим данным, в 1921 г. были расстреляны 9701 человек. Причем за контрреволюционные преступления в 1918 г. были расстреляны 1637 человек, за семь месяцев 1919 г. — 387 человек[37].

Таким образом, почти за три года из четырех органами ВЧК были расстреляны 17,5 тысяч человек. В основном за уголовные преступления.

Вне всякого сомнения, эти данные неполные. По всей видимости, сюда не вошли жертвы Крымской трагедии и Крондштатского мятежа. Со всеми оговорками и натяжками число жертв органов ВЧК можно оценивать в цифру никак не более 50 тысяч человек.

Исследование протоколов заседаний чрезвычайных комиссий свидетельствует о том, что применение ВМН было скорее исключением, чем правилом.

Типичны следующие приговоры.

Так, губернская Царицынская ЧК 10 апреля 1919 г. слушала дело Горбашевых Кузьмы, 23 лет от роду, и Трофима, 28 лет от роду, обвиняемых в преступлениях по должности. Единогласно постановили: за превышение власти и за пьянство Горбашевых Кузьму и Трофима признать виновными и передать дело суду Революционного военного трибунала с лишением их свободы и отстранением от должности[38].

На заседании «тройки» ВЧК от 13 января 1920 г. делав основном направляли на доследование, отдельных лиц приговаривали к заключению в лагерь на время Гражданской войны сроком на два года. Исключение составляет Баженов Владимир Иванович, которого приговорили к расстрелу с применением амнистии[39]. Хотелось бы подчеркнуть, что очень часто приговоры к ВМН были условными.

Крайне редко встречаются постановления следующего плана.

Чрезвычайная «тройка» Особого отдела ВЧК 13-й Армии на своем заседании 14 апреля 1920 г. слушала дело по обвинению Комиссурайтуса Казимира Людвиговича, который обвинялся в грабежах, в присвоении казенных денег, агитации против соввласти, службе у Махно.

По данному делу Чрезвычайная «тройка» постановила: к Комиссурайтусу как сознательному и неисправимому бандиту применить высшую меру наказания — расстрел[40].

Нельзя не отметить, что в отдельные периоды времени расстрелы утверждались в больших масштабах. Так, с 3 сентября по 20 октября 1919г. Коллегия Чрезвычайной комиссии рассмотрела 134 дела, по которым 34 человека были приговорены к высшей мере наказания[41]. 6 августа 1921 г. на заседании судебной «тройки» ВЧК было рассмотрено 43 дела, восемь человек были приговорены к расстрелу; 20 августа — 45 дел; 17 — к расстрелу; 3 сентября — 32 дела, 26 — к расстрелу[42]. Но эти цифры скорее исключение, чем правило. Объектом пристального внимания исследователей являются события Гражданской войны, особенно история создания и деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности. Одни идеализируют ВЧК, другие делают акцент на показе негативной стороны деятельности этой Комиссии, пытаясь найти преемников между репрессиями периода культа личности И. В. Сталина и органами ВЧК. Представленные материалы дают читателю объективное представление о правовой оценке деятельности органов ВЧК и масштабах репрессий в эти годы.

Внесудебные полномочия ГПУ—ОГПУ

Во исполнение решения IX Всероссийского съезда Советов о реорганизации Всероссийской Чрезвычайной Комиссии 6 февраля 1922 г. при НКВД РСФСР было образовано Государственное политическое управление (ГПУ).

Общеуголовные дела по спекуляции, должностным и прочим преступлениям, находящимся в производстве ВЧК, подлежали в двухнедельный срок передаче в ревтрибуналы и народные суды по принадлежности. Предполагалось также и далее все дела о преступлениях, направленных против советского строя или представляющие нарушение законов РСФСР направлять в судебном порядке в ревтрибуналы или народные суды по принадлежности[43].

Чуть позже, 15 февраля 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) принимает решение о партийном контроле над органами государственной безопасности и возлагает лично на А. С. Енукидзе наблюдение за тем, чтобы ни один вопрос, связанный с ГПУ, не поступал на разрешение Президиумом В ЦИК без предварительного согласования в Политбюро[44]. В такой форме партийный контроль просуществовал многие годы. Решения Политбюро ЦК РКП(б) были окончательными. ВЦИК и ЦИ К только юридически оформляли решения Политбюро.

Осуществляя реорганизацию органов безопасности, нельзя было не затронуть и судебную систему. В это время велась работа по упразднению чрезвычайных судебных органов — революционных трибуналов и созданию единой судебной системы РСФСР. В эту систему входили народные, губернские и верховные суды республик, которые действовали на основе демократических принципов судоустройства и судопроизводства.

Вместе с тем для рассмотрения дел особой категории наряду с системой народных судов РСФСР были временно оставлены специальные суды. Это военные трибуналы, военно-транспортные трибуналы, особые трудовые сессии народных судов, земельные комиссии, Центральная высшая и местные арбитражные комиссии.

Народный комиссар юстиции Д. И. Курский направил в ЦК РКП(б) В. М. Молотову заключение. В нем он ставил вопрос об отмене прав ГПУ на вынесение внесудебных приговоров в отношении сотрудников органов государственной безопасности. Это входило в планы реформирования судебной системы. Обосновывал он это тем, что положение о подсудности по делам сотрудников ГПУ принято до издания декрета В ЦИК о реорганизации ВЧК. При отсутствии права внесудебных репрессий и ограничения права ареста сотрудники Государственного политического управления не были уже наделены теми исключительными полномочиями, которые имели раньше и которые требовали при злоупотреблениях служебным положением особых репрессий. Д. И. Курский предложил передавать эти дела в ревтрибуналы, которые должны были при необходимости сохранять секретный характер данных следствия.

В связи с тем, что внесудебные полномочия у ВЧК прекращались, необходимо было урегулировать вопрос о пересмотре дел, которые велись ранее в ВЧК.

Д. И. Курский предлагал решить этот вопрос в порядке общей октябрьской амнистии в отношении тех, дела на которых еще не были пересмотрены, а в отношении оставшихся при необходимости продлить заключение до получения санкции Президиума ВЦИК[45].

Политбюро ЦК РКП (б), одобрив 9 марта 1922 г. положение о Госполитуправлении, приняло предложение И. С. Уншлихта, а не Д. И. Курского. Внесудебные приговоры ВЧК и ее органов по делам, характер которых был определен ст. 8 Постановления ВЦИК от 6 ноября 1920 г., стали пересматриваться по мере необходимости (амнистия, досрочное освобождение и т. д.). Была создана комиссия под председательством представителя ГПУ и двух членов — представителей Верховного трибунала и НКЮ.

Дела же по преступлениям политическим, контрреволюционным, шпионажу, бандитизму, а также по делам сотрудников ЧК, имеющих внесудебный приговор ВЧК и ее органов, должно было пересматривать ГПУ. Признавалось необходимым следствие по делам должностных и других преступлений сотрудников ГПУ вести органам ГПУ. По данного рода делам разрешалось вынесение внесудебных приговоров ГПУ, нос ведома Президиума В ЦИК.

ГПУ предоставлялось право изоляции иностранных граждан в лагерях до обмена по соглашению с Народным комиссариатом иностранных дел и с ведома Президиума ВЦИК.

Материалы следственного дела, которые расследовались ГПУ, после прохождения их через судебные органы, после вступления приговора в законную силу сдавались в архив ГПУ.

Особо сложные дела или дела, требующие сохранения полной конспирации, передаваемые ГПУ и его местными органами для слушания в ревтрибуналы, подлежали слушанию в особых сессиях трибунала, председательство в коих возлагалось на представителя местного отдела ГПУ в трибунале[46].

В этот же день, 9 марта 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) рассматривает вопрос о предоставлении ГПУ права непосредственной расправы в отношении лиц, уличенных в вооруженных ограблениях, уголовников-рецидивистов, пойманных с оружием на месте преступления.

Этим же решением ГПУ наделялось правом ссылки в Архангельск и заключения в Архангельский концлагерь «подпольщиков», анархистов и левых эсеров, всех уголовпиков-рецидивистов. Выполняя директиву Политбюро ЦК РКП(б), ВЦИК РСФСР предоставил эти права ГПУ[47].

Полномочия ГПУ расширялись. 27 апреля 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) рассмотрело вопрос о предоставлении ГПУ права непосредственных расстрелов на месте бандитских элементов (т. е. участников вооруженных ограблений), захваченных при совершении ими преступления.

Юридическую формулировку постановления от имени Президиума ВЦИК поручалось подготовить комиссии в составе Д. И. Курского, Н. В. Крыленко, М. И. Калинина и И. С. Уншлихта. Этой же комиссии поручалось подготовить и юридическую формулировку постановления о предоставлении ГПУ права высылки уголовных элементов[48]. Это постановление, как и предыдущее, также было утверждено ВЦИК. Одновременно были введены ограничения функций прокурорского надзора в отношении наблюдения за точным исполнением органами ГПУ правил, изложенных в Положении о ГПУ по политическим преступлениям[49].

Как свидетельство быстрого и всестороннего реагирования ГПУ на практические вопросы, затрудняющие решение служебных задач и способы их правового оформления, можно привести следующий характерный для этого времени пример. Так, на проходившем в 1922 г. съезде врачей выступления докладчиков были резко антисоветскими. Законных оснований для привлечения их к уголовной или административной ответственности за свои взгляды не было. В связи с этим возник вопрос о методах воздействия на этих лиц.

9 мая 1922 г. в докладной записке ГПУ И. В. Сталину, учитывая невозможность постановки целого ряда дел в судебном порядке и одновременно необходимостью избавиться «от наглых и вредных элементов», было предложено внести дополнения в положение о ГПУ от 6 февраля 1922 г. Предлагалосьпредоставитьправаадминистративной ссылки в определенные губернии на срок до двух лет за антисоветскую деятельность, причастность к шпионажу, бандитизм и контрреволюционную деятельность или высылку из пределов РСФСР на тот же срок неблагонадежных русских и иностранных граждан[50].

Данное предложение Политбюро было одобрено.

На заседании Политбюро 24 мая 1922 г. В. И. Ленин предложил поручить Ф. Э. Дзержинскому при помощи Н. А. Семашко выработать план мер по отношению к врачам, которые выступали на съезде и доложить в Политбюро в недельный срок. В. И. Ленина поддержали И. В Сталин, Л. Д. Троцкий, Л. Б. Каменев, В. М. Молотов, А. И. Рыков. М. П. Томский воздержался, так как посчитал, что этот вопрос требует иной постановки. По его мнению, «во многом виноваты мы сами и в первую голову т. Семашко»[51].

8 июня 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) принимает предложение И. С. Уншлихта, что более ни один съезд или всероссийское совещание «спецов» (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и пр.) не может созываться без соответствующего разрешения НКВД. Местные съезды или совещания «спецов» могли созываться с разрешения губернских исполкомов с предварительным запросом заключения от местных органов НКВД.

НКВД поручалось произвести с 10 июня перерегистрацию всех обществ и союзов и не допускать открытия новых без соответствующей регистрации НКВД. Не зарегистрированные общества и союзы объявлялись нелегальными и подлежали немедленной ликвидации.

ВЦСПС предлагалось не допускать образования и функционирования союзов спецов помимо общепрофессиональных объединений. Существующие секции предлагалось брать на особый учет и под особое наблюдение. Уставы этих организаций должны были быть пересмотрены при участии ГПУ.

Для недопущения впредь таких мероприятий было принято предложение о проведении фильтрации студентов к началу нового учебного года. Ограничивался прием студентов непролетарского происхождения. Предлагалось выработать правила для собраний и союзов студенчества и профессуры.

Политотделу Госиздата совместно с ГПУ предполагалось провести проверку всех частных печатных органов.

Политбюро предложило ЦИК издать постановление о создании Особого совещания из представителей Народного комиссариата иностранных дел (НКИД) и НКЮ, которому предоставлялось право, не прибегая к суровому наказанию, заменять его высылкой за границу или в определенные пункты РСФСР.

Для окончательного рассмотрения списков лиц из враждебных советской власти интеллигентских группировок, подлежащих административной высылке, была образована комиссия в составе И. С. Уншлихта, Д. И. Курского и Л. Б. Каменева.

31 июля 1922 г. ГПУ был подготовлен и направлен в Политбюро проект постановления, в котором предлагалось создать при НКВД Особое совещание из представителей НКВД и НКЮ с утверждением его состава Президиумом В ЦИК.

В проекте постановления срок административной высылки не мог превышать пяти лет с утратой для высланного активного и пассивного избирательного права на время высылки, причем высылка за границу предполагалась и без указания срока, т. е. до постановления о ее отмене.

Высланный должен был находиться под гласным надзором местных органов ГПУ. Его местожительство определялось ГПУ, в район которого он поступал согласно указаниям Особого совещания.

Особое совещание не изобретение большевиков. Впервые оно было учреждено в России при МВД в 1881 г. императором Александром III по представлению министра внутренних дел графа Игнатьева и согласно ст.34 положения о государственной охране имело право ссылки до пяти лет в отдаленные места империи. По его решению в Нарым, Туруханский край ссылались такие видные партийные деятели, как В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий, И. В. Сталин, Ф. Э. Дзержинский и другие. Послереволюционных событий 1917 г. Особое совещание, как и многие другие государственные органы, перестало существовать.

По предложенному проекту постановления Особое совещание при НКВД должно было иметь те же права, что и Особое совещание при МВД России 1881 г.

10 августа 1922 г. Президиум ВЦИК рассмотрел проект постановления и утвердил его в следующем виде:

«1. В целях изоляции лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям, в отношении которых испрашивается у Президиума ВЦИК разрешение на изоляцию свыше 2-х месяцев, в тех случаях, когда имеется возможность не прибегать к аресту, установить высылку за границу или в определенные местности РСФСР в административном порядке.

2. Рассмотрение вопросов о высылке отдельных лиц возложить на особую Комиссию при НКВД, действующую под председательством Наркома Внутренних Дел и представителей от НКВД и НКЮ, утверждаемых Президиумом ВЦИК.

3. Постановления о высылке каждого отдельного лица должны сопровождаться подробными указаниями причин высылки.

4. В постановлении о высылке должен указываться район высылки и время ее.

5. Список районов высылки утверждается Президиумом ВЦИК по представлению Комиссии.

6. Срок административной высылки не может превышать 3-х лет.

7. Лица, в отношении которых применена административная высылка, лишаются на время высылки активного и пассивного избирательного права.

8. Высланные в известный район поступают под надзор местного органа ГПУ, определяющего местожительство выселяемого в районе высылки.

9. Побег с места высылки или с пути следования к нему карается по суду согласно ст. 95 Уголовного Кодекса»[52].

Существенное отличие принятого постановления от проекта — в том, что срок наказания снижен с пяти до трех лет и изменено название: вместо Особого совещания — Особая комиссия. По-видимому, эти изменения были связаны с тем, что старое название ассоциировалось с Особым совещанием, существовавшем в царское время, с режимом которого большевики боролись.

Принятие данного постановления дало возможность принимать решительные меры по высылке социально чуждых элементов. Были подготовлены списки, которые Политбюро утвердило. После чего и состоялось широко известное выселение интеллигенции в 1922 г. за границу.

Народный комиссар юстиции Д. И. Курский и Прокурор Республики Н. В. Крыленко 9 октября 1922 г. направили И. В. Сталину письмо. В нем была выражена озабоченность, что в связи с Постановлением Политбюро от 28 сентября о правах ГПУ между ними и Г. Г. Ягодой не было достигнуто соглашение по вопросу редакции прав ГПУ на вынесение внесудебных приговоров по делам сотрудников ГПУ. Они настаивали на том, что такие права ГПУ должно иметь лишь в исключительных случаях и пользоваться этими правами только с санкции НКЮ.

Одновременно они просили решить вопрос на Политбюро о том, может ли ГПУ вести следствие по любому преступлению или исключительно по делам, отнесенным к его ведению законом, т. е. по делам о контрреволюции, шпионажу, бандитизму и делам, связанным с охраной границ.

Оба вопроса просили поставить в повестку Политбюро с вызовом обоих писавших[53].

После обсуждения на Политбюро 16 октября 1922 г. ВЦИК принял постановление, дающее ГПУ право назначать наказания, включая смертную казнь через расстрел, в отношении лиц, взятых с поличным на месте преступления при бандитских налетах и вооруженных ограблениях (ст. 76,183, ч. 2 и 184 УК РСФСР).

В дополнение и развитие предыдущего постановления ВЦИК о порядке высылки лиц, признаваемых социально опасными, образованной согласно декрету о высылке Комиссии при НКВД предоставлялось право высылать и заключать в лагерь принудительных работ на месте высылки на тот же срок (не более трех лет) деятелей антисоветских политических партий (ст. 60,61,62 УК РСФСР) и лиц, дважды судившихся за преступления, предусмотренные ст. 76,85,93, 140,170,171,176,180,182,184,189, 190,191 и 220 УК РСФСР.

Тем самым ВЦИК конкретизировал статьи Уголовного кодекса, отнесенные к ведению ГПУ.

Этим же постановлением в части, не подлежащей оглашению, ГПУ предоставлялось право вынесения внесудебных приговоров по делам о должностных преступлениях сотрудников ГПУ исключительно Коллегии ГПУ, но с ведома Народного комиссариата юстиции[54]. Таким образом, была поддержана позиция ГПУ, а не НКЮ и Прокурора Республики. Санкций НКЮ на вынесение внесудебных приговоров не требовалось.

Приказом ГПУ № 268 объявлялось Постановление Президиума ВЦИК от 24 мая 1923 г., согласно которому предоставленное Коллегии ГПУ Постановлением ВЦИК от 16 октября 1922 г. право внесудебных приговоров по делам о должностных преступлениях сотрудников ГПУ распространялось также и на сотрудников Разведывательного управления Штаба РККА и его органов по делам той же категории с соблюдением порядка, определенного примечанием к вышеуказанному пункту.

28 ноября 1923 г. приказом ОГПУ (Объединенного государственного политического управления, образованного вместо ГПУ 2 ноября 1923 г.) № 499 разъяснялся порядок привлечения к ответственности во внесудебном порядке нештатных осведомителей и информаторов за преступления, совершенные ими в связи с работой в органах ОГПУ.

8 декабря 1922 г. Президиум ВЦИК направил на места разъяснение о применении административной высылки.

В нем рекомендовалось принимать во внимание, что Постановление Президиума ВЦИК об административной высылке от 10 августа 1922 г. относилось к лицам, причастным к контрреволюционной деятельности, независимо от того, состояли они или не состояли членами какой-либо оформленной контрреволюционной организации. А в Постановлении от 16 октября (в развитие первого) указывались исключительно деятели антисоветских партий, т. е. члены контрреволюционных организаций (ст. 60-63 УК РСФСР). ВЦИК разрешил подвергнуть высылке и заключению в лагерь и других лиц по подозрению в совершении ими контрреволюционных деяний (ст. 57-63 и ст. 213 У К РСФСР)[55].

При применении высылки местные органы ГПУ, выносящие постановление о высылке, направляли делопроизводство по нему в ГПУ, а при наличии полномочных представительств — через них.

Меру пресечения в отношении высылаемого лица мог самостоятельно избирать сам местный орган[56], но право вынесения внесудебных приговоров принадлежало исключительно Коллегии ГПУ. Учитывая, что передаваемые полномочными представительствами и губотделами ГПУ на внесудебное решение Судебной коллегии ГПУ следственные производства зачастую формировались постановлениями означенных органов в форме окончательных приговоров, ГПУ рекомендовало резолютивную часть постановлений формулировать в виде ходатайства о применении к обвиняемым мер наказания, предусмотренных соответствующими совершенному преступлению статьями УК РСФСР.

В это время, несмотря на двойное подчинение, в местных органах ГПУ стала формироваться определенная независимость. Происходила все большая централизация ведомства, непосредственное подчинение Политбюро. Не случайно Л. Д. Троцкий из Крондштадта 16 октября 1922 г. сообщил в Политбюро о ненормальной, неправильной работе органов ГПУ. Он был возмущен тем, что предварительное расследование, собирание сведений, наблюдение, сообщение в высшие инстанции происходило без участия партийных работников морского ведомства. По его мнению, создавалось впечатление, что сотрудники ГПУ считали делом чести преподнести «сюрприз», а не работать совместно с работниками, стоящими ближе всего к делу[57].

4 декабря 1922 г. заместитель председателя ГПУ И. С. Ун-шлихт и помощник начальника секретнооперативного отдела Т. Д. Дерибас сообщили в ЦК РКП(б), что различные наркоматы и центральные государственные учреждения практикуют выдачу мандатов, высылаемых ГПУ в административную ссылку в России и за границу антисоветским элементам. В частности, Лотошникову — Центросоюз, Ясинскому — МКХ, Югову — Москустпром, что, по мнению ГПУ, сводило к нулю значение административных высылок. Считая такое положение ненормальным, ГПУ просило дать всем наркоматам и остальным государственным учреждениям Москвы распоряжение об аннулировании уже выданных мандатов и о запрещении выдавать таковые впредь.

В. И. Ленин поддержал предложения И. С. Уншлихта по вопросу о выдаче мандатов лицам, высылаемым за границу. 12 декабря 1922 г. и Политбюро ЦК запретило принимать на службу в советские учреждения административно высланных за границу[58]. 10 мая 1923 г. Политбюро вновь подтвердило запрет на прием эмигрантов на службу в советские учреждения за границей[59].

В Договоре об образовании СССР, принятом I Всесоюзным съездом Советов 30 декабря 1922 г., предусматривалось учреждение при Совете Народных Комиссаров СССР Объединенного государственного политического управления (ОГПУ).

2 ноября 1923 г. Президиум ЦИК СССР принял Постановление об образовании ОГПУ, а 15 ноября утвердил «Положение об ОГПУ и его органах». ОГПУ приобрело статус центрального государственного учреждения, а председатель ОГПУ вошел в состав правительства.

Первая Конституции СССР, принятая II съездом Советов СССР 31 января 1924 г., регламентировал а отношения ОГПУ с ЦИК СССР, его Президиумом и СНК СССР, а также подробно и полно определила взаимоотношения с наркоматами Союза ССР и союзных республик.

Глава 9 «Об Объединенном Государственном Политическом Управлении» определила цель создания ОГПУ, систему руководства и подчинения и другие положения.

Ст. 62 Конституции гласила, что ОГПУ руководит работой местных органов Государственного политического управления (ГПУ) через своих уполномоченных при СНК союзных республик, действующих на основании специального положения, утвержденного в законодательном порядке. К существовавшему ГПУ РСФСР перешли функции Объединенного ГПУ без выделения специального для РСФСР органа по мотивам целесообразности и экономии средств.

Конституция СССР и Положение об ОГПУ стали важнейшей правовой основой деятельности органов безопасности. В компетенцию ОГПУ входило: руководство деятельностью ГПУ союзных республик и подведомственных им особых отделов военных округов; Транспортный отдел ГПУ на железнодорожных и водных путях сообщения; управление особыми отделами фронтов и армий; организация охраны государственной границы; руководство оперативной работой в масштабе страны. При решении своих задач ОГПУ получило право проведения оперативно-розыскных мероприятий, принятия мер пресечения, проведения дознания и предварительного следствия.

Внесудебные полномочия ГПУ были сохранены за ОГПУ, которые, как и ранее, постепенно расширялись. Несмотря на законодательное оформление внесудебных полномочий, для Государственного политического управления в этот период они были излишни, так как в стране отсутствовали какие-либо чрезвычайные обстоятельства, оправдывающие предоставление внесудебных прав ГПУ.

2 ноября 1923 г. в ответ на обращение Сибирского бюро ЦК РКП, которое 13 сентября 1923 г. поставило вопрос о самостоятельном распределении ссыльных, И. В. Сталин сообщил, что со стороны ГПУ не встречается возражений против пересмотра Полномочным представительством (ПП) ГПУ по Сибири списков всех ранее высланных и оставленных там по предложению Коллегии НКВД в рабочих центрах на предмет перевода этих ссыльных в другие районы по усмотрению ПП.

В отдельных случаях, обусловливаемых агентурно-оперативной или политической необходимостью, ГПУ просит точно определять место ссылки, тем более что такой порядок практиковался и ранее[60].

21 октября 1923 г. Ф. Э. Дзержинский пишет И. В. Сталину о необходимости разрешить комиссии по высылке расширить свои права на высылку злостных спекулянтов. Он предложил выслать злостных спекулянтов, наводнивших Москву, в Нарым, Туруханский край, Печору. «Размах надо взять на 2-3 тысячи человек»[61].

Политбюро ЦК РКП(б) на своем заседании 1 ноября 1923 г. приняло предложения Дзержинского о разгрузке Москвы от спекулятивных элементов и предложило ему внести конкретный план о мерах проведения этой разгрузки[62].

После проработки этого вопроса на Экономическое управление (ЭКУ) ОГПУ было возложено особое задание по борьбе с «накипью НЭПа» путем высылки из Москвы и крупнейших промышленных центров республики паразитических элементов. С 25 ноября 1923 г. по 17 января 1924 г. были арестованы 2385 человек. Из них на 1 февраля вместе с семьями высланы из Москвы 1290 человек. По другим данным, с декабря 1923 г. по 15 марта 1924 г. «тройкой» по очистке Москвы от социально вредных элементов проведено шесть операций. Всего арестовано 2092 человека, из них: освобождены — 279, заключены в концлагерь — 137 и высланы 1679 человек (в Печорский край — 146, в Нарымский — 143, на Урал — 251, в Вятку — шесть человек) сроком на два-три года. Среди арестованных русских было 904 человека (43,2%), евреев — 868 человек (41,5%), грузин — 178 человек (8,5%), прочих — 142 человека (6,8%).

Чуть позже, 1 октября 1924 г. Президиум ЦИК СССР для быстрой и решительной борьбы с лицами, занимающимися скупкой, сокрытием и злостным повышением цен на хлебные продукты в целях спекуляции, а также борьбы с кулацким элементом, заключающим кабальные сделки с беднейшим крестьянством, распространил права ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь на основе положения, утвержденного Президиумом ЦИК СССР 28 марта 1924 г. Данное право предоставлялось ОГПУ временно на шесть месяцев до нормализации обстановки в неурожайных районах и могло применяться только в местностях, признанных в 1924 г. неурожайными[63]. Необходимо отметить, что еще в середине 20-х гг. Политбюро ЦК РКП(б) стало распространять свою власть на все государственные и общественные институты. Так, несмотря на юридическое подчинение органов государственной безопасности ВЦИК и СНК РСФСР, фактическое руководство деятельностью ВЧК—ОГПУ осуществлялось непосредственно Политбюро ЦК РКП(б). Чуть позже Политбюро устанавливает контроль и за ведением политически значимых уголовных дел в судах общей юрисдикции. Суды так же, как и ОГПУ, стали ширмой, все вопросы по политически значимым делам решало Политбюро ЦК РКП(б). Именно оно решало, какой процесс провести, открытый или закрытый. Кого, на какой срок осудить, кого помиловать. Суды были нужны для обнародования решений Политбюро и рассмотрения малозначимых дел.

С этой целью при Политбюро ЦК РКП(б) были созданы комиссии, которые рассматривали дела, по которым местными судами могли выноситься приговоры к высшей мере наказания, и дела обо всех предполагаемых процессах политического характера.

Политбюро 17 апреля 1924 г. запретило местным судам выносить приговоры к высшей мере наказания по политическим делам без предварительной санкции ЦК РКП(б). 5 ноября 1924 г. Политбюро ЦК РКП(б) постановило местные обвинительные заключения предварительно просматривать особой комиссией Политбюро ЦК РКП(б) в составе Д. И. Курского, В. В. Куйбышева и Ф. Э. Дзержинского[64]. 11 декабря 1924 г.Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение избрать заместителями Д. И. Курского, В. В. Куйбышева и Ф. Э. Дзержинского в комиссии по политделам Н. В. Крыленко, М. Ф. Шкиря-това и В. Р. Менжинского[65].

4 ноября 1925 г. Президиум ЦИК СССР в целях борьбы с преступными сделками на предметы широкого потребления и спекуляции ими законодательно подтвердил право применения административной высылки к лицам без определенных занятий, занимающихся спекуляцией предметами широкого потребления. А также к лицам, занимающимся такой спекуляцией с использованием мошенничества с позиций кооперативных и общественных организаций[66].

1 апреля 1929 г. Политбюро ЦК поручило ОГПУ арестовать в ближайшие дни 100-150 спекулянтов по Москве, которые, по его мнению, являлись организаторами на рынке потребительских продуктов очередей, и выслать их в дальние края Сибири[67].

В целях решительной борьбы с участившимися случаями хищений и разбазаривания продовольствия и промтоваров в товаропроизводящей сети, наносящими вред системе планового снабжения трудящихся, на места был направлен циркуляр № 414 от 10 мая 1932 г., подписанный заместителем председателя ОГПУ Г.

Г. Ягодой и прокурором Верховного суда Союза ССР П. А. Красиковым. В нем предлагалось дела о хищениях и разбазаривании продовольствия и промтоваров в товаропроизводящей сети, если установлен сговор должностных лиц товаропроизводящей сети с частниками и крупный размер хищения, систематичность и организованность их, направлять в Коллегию ОГПУ для рассмотрения во внесудебном порядке, квалифицируя преступные действия обвиняемых по 58-7 ст. УК.

Полномочные представительства ОГПУ совместно с представителем краевой, областной прокуратуры обязывались в кратчайший срок проверять все дела по этого рода преступлениям, находящиеся в производстве органов ОГПУ, в других следственных органах и судебных учреждениях, на предмет выделения дел, подлежащих направлению на внесудебное рассмотрение в Коллегию ОГПУ.

На органы прокурорского надзора возлагалась задача проследить за тем, чтобы направляемые в Коллегию ОГПУ дела достаточно полно расследовались и точно ус-тановливались размеры хищений привлеченных к ответственности лиц.

Не разрешалось направлять на внесудебное рассмотрение дела о мелких индивидуальных хищениях, по которым применялось мера социальной защиты в виде заключения в концлагерь[68].

20 марта 1933 г. заместитель председателя ОГПУ Г. Е. Прокофьев и начальник ЭКУ ОГПУ Л. Г. Миронов сообщили И. В. Сталину общее количество лиц, привлеченных органами ОГПУ за спекуляцию. Это число составляло на 15 марта 53 020 человек.

Из общего числа привлеченных были осуждены судами и органами ОГПУ (Коллегией ОГПУ и «тройками» при ПП ОГПУ) 31407 человек. Органами ОГПУ — 16110 человек. По мерам наказания осужденные подразделяются следующим образом:

5-10 лет лагеря — 7069 человек; менее 5 лет — 9041 человек[69].

Также 20 марта 1933 г. И. В. Сталину было доложено об общем количестве лиц, привлеченных органами ОГПУ за хищение государственного и общественного имущества, которое составляло на 15 марта 127 318 человек.

За хищение из магазинов и со складов товаропроизводящей сети и промышленных предприятий были привлечены 55 166 человек, а за хищение из совхозов и колхозов — 72 152 человек.

Из общего количества привлеченных за хищения осуждено судами и органами ОГПУ (Коллегией ОГПУ и «тройками» при ПП ОГПУ) 73 743 человек.

По наиболее крупным делам об организованных хищениях органами ОГПУ было осуждено 14 056 человек. По мерам наказания это число осужденных подразделялось следующим образом:

ВНМ – 2052 человек;

5—10 лет лагеря — 7661;

менее 5 лет — 4343.

Итого: 14 056 человек[70].

В результате этих мер с крупными делами по спекуляции было покончено, функции борьбы с этим видом преступления были переданы в ведение органов милиции.

Политбюро ЦК РКП(б) 2 февраля 1924 г. приняло решение о распространении права административной комиссии по высылкам на скупщиков сырой платины на Урале[71]. 11 февраля 1924 г. Президиум ВЦИК СССР согласился с этим решением и постановил: в развитие Постановления от 16 октября 1922 г. распространить предоставленное этим Постановлением Особой комиссии по административным высылкам право высылки и заключения в лагерь в отношении лиц, занимающихся незаконной добычей, хранением, скупкой и перепродажей сырой платины в районах Уральской области.

В связи с ростом бандитизма Политбюро 14 февраля 1924 г. признало необходимым усиление борьбы с этим явлением как в городе, так и в деревне. На ОГПУ и его местные органы было возложено руководство этой борьбой с оперативным подчинением органов Уголовного розыска и милиции. Были временно расширены и права ОГПУ в области внесудебных репрессий. Н. В. Крыленко поручалось представить Президиуму ЦИК СССР соответствующий план расширения прав ОГПУ на внесудебные репрессии и освобождение крестьянского населения от бандитов, с тем чтобы в этом плане были указаны районы, сроки и методы борьбы[72]. 9 марта 1924 г. на заседании Президиума ЦИК СССР проект постановления о расширении прав ОГПУ в целях борьбы с бандитизмом был принят[73].

Права чекистских органов по борьбе с бандитизмом расширялись и по ходатайствам местных советских и партийных органов, обращавшихся в высшие инстанции. 21 марта 1924 г. Президиум ЦИК СССР предоставил полномочным представительствам ОГПУ в качестве временной меры в борьбе с бандитизмом право высылки социально опасных элементов с Северного Кавказа. Вопросы о высылке каждого отдельного лица решались специальными комиссиями, образованными в автономных республиках и областях. Через неделю Президиум ЦИК СССР «при самых исключительных обстоятельствах» предоставил такое право ОГПУ на территории всей страны[74].

В целях решительной борьбы и ликвидации бандитизма как в городе, так и в деревне 9 мая 1924 г. Президиум ВЦИК СССР предоставил специально уполномоченным по согласованию с органами местной власти лицам право внесудебной расправы в отношении бандитов и их пособников. А именно: высылки из данной местности, заключения в концентрационный лагерь на срок до трех лет и применения высшей меры наказания — расстрела.

Органы ГПУ в местностях, объявленных неблагополучными по бандитизму, могли решать по своему усмотрению любое дело по данному виду преступления независимо от того, когда оно возникло или в чьем ведении находится, кроме дел, уже переданных в суд с готовым обвинительным заключением[75].

4 декабря 1924 г. Юго-Восточное бюро ЦК по докладу Полномочного представителя ОГПУ «О развитии уголовного бандитизма в Ростове и других городах» постановило просить центральные советские органы предоставить ОГПУ право на высылку бандитских элементов в северные губернии[76].

15 октября 1925 г. Политбюро ЦК признало необходимым в отношении активного уголовного элемента в Сибири (банд) направлять дела в ОГПУ для вынесения внесудебных приговоров, с тем чтобы этот состав ГПУ, который в первой инстанции будет рассматривать дело, видел и слышал обвиняемого[77].

6 марта 1924 г. предложение ОГПУ об оставлении за ним права заключения высланных в лагерь на срок до трех лет было одобрено Политбюро ЦК РКП(б)[78].

Чуть позже, 28 марта 1924 г. Президиум ЦИК СССР утвердил новое положение о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь, в котором он предоставил ОГПУ право в отношении лиц, признаваемых ими социально-опасными:

«а) высылать таковых из местностей, где они проживают, с запрещением дальнейшего проживания в этих местностях на срок не свыше 3 лет;

б) высылать таковых из тех же местностей с запрещением проживания, сверх того, в ряде областей или губерний согласно списку, устанавливаемому ОГПУ на тот же срок;

в) высылать с обязательным проживанием в определенных местностях по специальному указанию ОГПУ и обязательным в этих случаях гласным надзором местного отдела ГПУ на тот же срок;

г) заключать в концентрационный лагерь сроком до 3 лет;

д) высылать за пределы государственной границы Союза ССР на тот же срок».

Как видно, потребовались новые репрессивные меры, которых не было раньше. В административном порядке можно было не только ссылать, высылать в отдаленные районы России, но и заключать в концлагерь. Вынесение этих постановлений возлагалось на создаваемое Особое совещание, которое формировалось в составе трех членов Коллегии ОГПУ по назначению председателя ОГПУ с обязательным участием Прокурорского надзора. Аналогичные особые совещания создавались в союзных республиках. Таким образом, через два года вновь вернулись к прежнему названию, которое было отвергнуто в 1922 г. Особое совещание при ОГПУ по высылкам, ссылкам и заключению в концентрационный лагерь решало вопросы о применении этих мер в отношении лиц, причастных к контрреволюционной деятельности, шпионажу и другим видам государственных преступлений применительно к ст. 57-73 УК РСФСР. Вместе с тем его решения распространялись на лиц, подозреваемых в контрабандной деятельности по ввозу или вывозу товаров или переходу границ без соответствующего на то разрешения или способствованию такому переходу; по подозрению в подделке денежных знаков и государственных бумаг, при отсутствии достаточных оснований для направления дел о них в судебном порядке; спекулирующих золотой монетой, иностранной валютой, драгоценными металлами и сырой платиной и связанных в своей деятельности с иностранными организациями, не имеющими торгового характера.

Право высылки за границу и заключение в концентрационный лагерь принадлежало исключительно Особому совещанию при ОГПУ.

Особым совещаниям при союзных республиках предоставлялось право высылки в пределах территории данной республики в отношении конкретных категорий лиц, подозреваемых в бандитских налетах, грабежах, разбоях, их пособников, когда не было достаточных данных о направлении дел на них в судебном порядке.

А также лиц без определенных занятий, профессиональных игроков, шулеров и аферистов, содержателей притонов, домов терпимости, торговцев кокаином, морфием, спиртом, самогоном, спекулянтов черной биржи, лиц, социально опасных по своей прошлой деятельности, и др.

Постановление Особого совещания ГПУ союзной республики о высылке за пределы республики и заключению в концлагерь вступало в силу после утверждения его Особым совещанием ОГПУ[79]. Приказом председателя ОГПУ № 250 от 12 июня 1924 г. на основании ст. 2 Положения о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь в состав Особого совещания были назначены В. Р. Менжинский, Г. Г. Ягода, Г. И. Бокий.

15 августа 1924 г. Приказ ОГПУ № 318 разъяснил постановление Особого совещания о воспрещении проживания кому-либо в шести пунктах (крупных промышленных городах) и пограничных губерниях. Под этим понималось запрещение проживания не только в городах: Москве, Харькове, Одессе, Ростове-на-Дону, Киеве, Ленинграде, — но также в этих и пограничных губерниях. Если срок в постановлении о воспрещении проживания не был указан, то он считался в три года со дня постановления[80].

2 апреля 1926 г. Президиум ЦИК СССР предоставил Особому совещанию при ОГПУ право запрещать проживание в определенных местностях лицам, у которых заканчивался срок отбытия изоляции в концентрационных лагерях или ссылки, с соблюдением п. 8 Положения о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концлагерь.

13 августа 1926 г. Президиум ЦИК СССР дополнил свое Постановление от 28 марта 1924 г. новой статьей, согласно которой ОГПУ предоставлялось право при вынесении приговоров о ссылке или заключении в концентрационный лагерь того или иного лица запрещать по отбытии им срока наказания обратный въезд в Москву и Московскую губернию. Данное Постановление было введено в действие с 15 августа 1926 г.

В отношении высланных до 15 августа в каждом конкретном случае необходимо было входить в Президиум ЦИК СССР с ходатайством о запрещении этого въезда.

2 ноября 1929 г. Приказ ОГПУ № 239 в связи с проведением районирования разъяснил, что в излагаемое им в порядке ст. 1 п. «б» Положения об особых отделах ограничение проживания в шести пунктах, так называемый «минус 6», входят следующие места: Москва и Московская область, Ленинград и Ленинградская область, Ростов-на-Дону и Северо-Кавказский край, Харьков и Харьковский округ, Киев и Киевский округ, Одесса и Одесский округ с запрещением, сверх того, проживания в пограничных округах или без такого запрещения в зависимости от соответствующей оговорки в Постановлении Особого совещания. С 22 апреля 1931 г. лица, хотя бы раз высланные из пограничных районов, навсегда теряли свое право на постоянное проживание в них без соответствующего предварительного разрешения ОГПУ даже в том случае, если срок их высылки кончился[81].

Проводившаяся в то время кампания по борьбе с фальшивомонетничеством не дала скорого результата. В связи с этим Политбюро ЦК РКП(б) 29 марта 1924 г. признало необходимым принять предложение Ф. Э. Дзержинского и дать ОГПУ особые полномочия по борьбе с фальшивомонетчиками и поручить ЦИК СССР срочно провести это расширение полномочий в советском порядке[82]. Кроме того, 31 марта 1924 г. Политбюро предписало дать в печати заметку о том, что ЦИКом СССР даны ОГПУ особые полномочия для борьбы с фальшивомонетчиками и контрреволюционными организациями[83]. ЦИК 1 апреля 1924 г. подтвердил право внесудебного разбора дел по фальшивомонетчикам[84].

ГПУ, пытаясь еще больше расширить свои права на внесудебное рассмотрение дел, внесло предложение наряду с расследованием дел на фальшивомонетчиков расследовать дела, связанные с подделкой чеков. Народный комиссар юстиции и Прокурор Республики направили 18 ноября 1924 г. письмо И. В. Сталину, в котором возражали против нового расширения внесудебных полномочий ГПУ, обосновывая это тем, что действующий Уголовный кодекс дает все возможности жестко и быстро покарать мошенников, подделывающих чеки, если следствие уже проведено, хотя бы и аппаратом ГПУ. Подделка чеков, по их мнению, не была массовым явлением и не нуждалась в чрезвычайных мерах борьбы. Они отвергли опасения В. Р. Менжинского, что суд будет рассматривать подобные дела как простую подделку и мошенничество, а не как подделку денежных знаков. При наличии ст. 10 УК это было невозможно, в особенности в новой редакции ст. 85 Уголовного кодекса.

Народный комиссар финансов СССР Г. Я. Сокольников 19 ноября 1924 г. также писал И. В. Сталину о своем несогласии с В. Р. Менжинским в том, что подделка чеков может быть приравнена к подделке денег и поэтому внесудебные действия должны быть распространены и на этот вид подделок. По его словам, чек не является документом, имеющим законную платежную силу в обороте, и не обязателен к приему, а государству вред этим не может быть нанесен. Нельзя сравнивать вред от подделки денег и подделки чеков, так как автоматическое массовое выбрасывание их в оборот немыслимо. Борьба с мошенниками, подделывающими чеки, легче, так как вместе с обнаружением попытки получить товар по фальшивому чеку обнаруживается и преступник[85]. По данному виду преступления внесудебные полномочия расширены не были.

Права ГПУ на административную расправу законодательно были ограничены только определенной категорией преступлений, а именно делами о контрреволюционных преступлениях, шпионаже и бандитизме.

По этим делам О ГПУ было предоставлено право высылки через Особое совещание на срок до трех лет или заключения в лагерь на этот же срок, или вынесения, как общее правило, внесудебных приговоров вплоть до расстрела через судебную «тройку» по делам о должностных преступлениях сотрудников ГПУ, участия в бандитских шайках и фальшивомонетничестве.

Особо ГПУ было дано право высылки и заключения в лагерь до трех лет уголовников-рецидивистов по представлению местных отделов ГПУ. И кроме того, как исключение ГПУ могло вынести внесудебный приговор и по всякому иному делу, если получит на то особое разрешение Президиума ЦИК Союза.

Эти уже достаточно большие сами по себе права ГПУ на деле получили гораздо более широкое применение и фактически стали правилом.

Статистические данные о деятельности ОГПУ за 1924 г. с 1 января 1925 г. по 1 мая 1925 г. свидетельствуют о следующем.

Во внесудебном порядке как через Особое совещание, так и через судебную «тройку» ОГПУ прошли дела по всем преступлениям, включая и преступления против порядка управления, хозяйственные преступления, всякие обычные имущественные преступления и преступления против личности.

По статистической сводке, данной ГПУ, не было ни одной статьи УК, по которой бы ГПУ не приняло к своему производству дела.

По количеству арестованных по должностным преступлениям, где должны проходить сотрудники ГПУ (1142 человек), было установлено, что и по этим делам проходили другие лица.

Общее количество арестованных за 1924 г. выразилось в итоге в 14 204 человека, из них прошли:

по делам контрреволюции 4097;

по делам о контрабанде 627;

по делам о переходе границы 715;

о бандитизме 423;

о подделке денежных знаков 743;

о преступлениях против порядка управления 435;

по хозяйственным преступлениям 291;

по преступлениям против личности 124;

по имущественным преступлениям 582.

Прошли под рубрикой социально вредных элементов в общем — 3181, без указания статей УК — 1661 человек.

Из всех этих дел было передано в судебные органы:

по должностным преступлениям 33 дела;

по имущественным 28;

против личности 30;

против порядка управления 17;

по делам контрреволюции 6.

Остальная масса дел прошла во внесудебном порядке через Особое совещание при ОГПУ.

В 1925 г. за три с половиной месяца из 2328 дел было передано в судебно-следственные органы 60, т. е. около 2,5%.

Эти цифры свидетельствуют о том, что почти все дела, расследуемые органами ОГПУ, там же и рассматривались. Передача дел в суд превратилась в исключение, а внесудебный порядок — в правило.

Обращаясь к характеристике самих внесудебных приговоров и к сравнению с репрессиями, применяемыми судами, получаем следующую картину только по вопросу о применении ВМН. Все губернские суды РСФСР из 65 109 осужденных за 1924 г. вынесли высшую меру наказания — расстрел только в отношении 615 осужденных, или 0,5% всего количества. ГПУ эта мера была применена к 650 лицам из 9362 осужденных, которым обвинение было сформулировано по УК, что составляет 6,9% от общего количества осужденных (лица, привлекавшиеся без статей в качестве социально вредного элемента, сюда не вошли).

Другими словами, по приговорам ГПУ расстреливали в восемь раз больше, чем по приговорам всех судов РСФСР.

За первые три с половиной месяца 1925 г. были расстреляны 194 человека, т. е. приблизительно по 2,2 человека в день. В процентном отношении ко всему количеству рассмотренных дел эта цифра равна 6,6%. Отчетные рапорта ГПУ о заседаниях судебной «тройки» дают следующую картину. Заседание от 13 апреля

постановило:

расстрелять 22;

заключить в лагерь 20;

заключить в тюрьму 3;

выслать в отдаленные местности 6;

выслать из 6 пунктов 1;

прекратить дела в отношении 3;

выйти с ходатайством во ВЦИК о вынесении внесудебного приговора по 1 делу.

Всего рассмотрено во внесудебном порядке 13 дел. Всего обвиняемых — 71 человек. Из них сотрудников ГПУ – 11 человек. Всего рассмотрено 29 дел.

Заседание 27 апреля постановило:

расстрелять 16;

заключить в лагерь 51;

выслать из 6 пунктов 2;

выслать из пределов СССР 1;

прекратить дела в отношении 8;

освободить 1;

конфисковать имущество 16;

передать в суд 1 дело.

Во внесудебном порядке по постановлению ВЦИК было рассмотрено 1 дело.

Всего обвиняемых — 100 человек. Из них сотрудников ГПУ — 20 человек. Всего рассмотрено 30 дел.

На каждом таком заседании рассматривалось от 10 дел (самое меньшее количество на заседании от 27 марта 1925 г.) и до 319 дел (самое большее количество на заседании от 3 июня). 234 — на заседании от 10 апреля, 237 дел — 27 февраля, 207 дел — 13 февраля, 308 дел — на заседании от 6 февраля. Это показывает, что ни о каком более или менее серьезном и внимательном ознакомлении с делами не могло быть и речи, так как это являлось физически невозможным для членов «тройки».

Данные об административной высылке по делам, рассматриваемым Особым совещанием, приводят к тем же выводам.

Сообщения прокуратуры с мест высылки подтверждали, что при высылках в Нарым, Туруханский край и т. д. на срок до трех лет и заключения в лагерь до трех лет, в особенности по политическим делам, сотрудники органов ОГПУ, определявшие места высылки, не отдавали себе отчета в том, что означает реально их постановление о высылке. В какие условия — материальные и иные — попадают высланные (в особенности в северной части Сибири), куда их препровождали группами и затем буквально бросали на произвол судьбы. В эти отдаленные места попадали одинаково как 18- и 19-летние юноши из учащейся молодежи, так и пожилые 65- и 70-летние люди, мужчины и женщины.

Целесообразность подобных мероприятий едва ли могла быть чем-либо доказана. Практика на заключение в лагерь (фактически административную высылку), тюремное заключение ничем не отличалась от содержания в любой тюрьме по суду.

Для того чтобы получить право на внесудебный приговор, ГПУ ходатайствовало об этом перед ВЦИК без соглашения с прокуратурой, как правило, без ее ведома. Получилось положение, при котором всякое более или менее значительное дело, проходящее через ГПУ, как правило, заканчивалось внесудебным приговором и не доходило до суда.

Вместе с тем интересной особенностью рассматриваемого периода является то, что кроме ГПУ ряд учреждений по тем или иным соображениям также не хотели, чтобы их сотрудники фигурировали в суде, стали ходатайствовать о внесудебном рассмотрении (дело Шуглейта по обвинению во взятке по ходатайству МГ СПС).

Зная все это, Н. В. Крыленко поставил перед Политбюро вопрос о целесообразности в дальнейшем сохранения подобного порядка вещей. Он выражал намерения пересмотреть регулирующие деятельность ГПУ правовые нормы и ограничить права ГПУ на внесудебный разбор дел Особым совещанием делами о политической деятельности членов партии меньшевиков и эсеров, делами о шпионаже, бандитизме, фальшивомонетничестве, должностных преступлениях сотрудников ГПУ с тем, чтобы по всем этого рода делам права ГПУ были бы ограничены административной высылкой на срок до трех лет и заключением в лагерь на год. Кроме того, он предлагал провести разграничение деятельности ГПУ от деятельности Уголовного розыска.

Н.В. Крыленко предлагал установить правило, чтобы для рассмотрения дела во внесудебном порядке судебной «тройкой» ГПУ с превышением вышеуказанных норм репрессий требовалась каждый раз санкция Президиума ЦИК Союза, а не секретариата ЦИК, с обязательным вызовом на это заседание Прокурорского надзора, наблюдающего за ОГПУ.

Предлагалось пересмотреть все положения о правах прокуратуры в отношении ОГПУ по наблюдению за производством следствия органами ГПУ в сторону большего расширения прав прокуратуры без изъятий из действующего Процессуального кодекса[86].

В. Р. Менжинский резко выступал против предложений Н. В. Крыленко, считая, что для последнего существуют только статьи УК, а не борьба с контрреволюцией. Он полагал, что после проведения судебного процесса террористы становятся более популярны. Лагерь, ссылка являются средствами разложения противника, а не наказанием.

В. Р. Менжинский приводит свою статистику.

В 1924 г., по его сведениям, прошли через Коллегию ОГПУ и Особое совещание 8074 человек. В суды перечислено по центру 1557 человек. По СССР в суд передано 42 394 человек. Осталось за ОГПУ 19 576 человек, но это не значит, по его словам, что все 13 тысяч дел будут рассмотрены в административном порядке.

Из 650 человек были приговорены к ВМН за 1924 г.:

334 фальшивомонетчиков;

89 бандитов;

77 за шпионаж, главным образом, секретными сотрудниками ОГПУ;

35 контрреволюционеров;

Из 246 человек в 1925 г.:

126 фальшивомонетчиков;

49 бандитов;

17 шпионов;

28 контрреволюционеров.

Говоря о ссылках, В. Р. Менжинский сообщает, что в этих случаях оказывается небольшая денежная помощь ссыльным, но у государства нет больше денег.

Увеличение прав прокуратуры по отношению к ОГПУ по политическим, шпионским и т. п. делам, по мнению В. Р. Менжинского, дало бы резко отрицательный результат, так как пришлось бы хранителей законности сделать участниками оперативных разработок, которые не прекращались и во время ведения дел. Во всяком случае, революционная законность не выиграла бы. В. Р. Менжинский ссылается на опыт с Экономическим управлением и Транспортным отделом, где прокуратура не была стеснена никакими изъятиями из кодексов в пользу ОГПУ, как по политическим делам.

Все дела, как правило, по словам В. Р. Менжинского, передавались в суд, за исключением дел фальшивомонетчиков. «Формально вряд ли ОГПУ очень выиграло, так как, как раз по этим отделам и возникают все те дела по всевозможным статьям, которые задевают т. Крыленко как хранителя законности. Как оружие борьбы с хозяйственными, должностными и т. п. преступлениями мы… потеряли до некоторой степени чекистскую упругость и немного ослабли для ударной работы, так как дела поступают в суд, там лежат, дожидаясь своей очереди, и ставятся к слушанию, когда вся экономическая конъюнктура изменилась. Мы считаем это весьма тяжелым недостатком, но если и политические дела будут разрешаться, как правило, в момент изменившейся политической обстановки, то это будет грозить самому существованию Союза»[87]. Прокурор Верховного суда СССР П. А. Красиков 2 июня 1925 г. также попросил И. В. Сталина вызвать его на заседание Политбюро вместе со своим помощником Катаняном для обсуждения доклада Н. В. Крыленко обустановлении правильной линии по делам, рассматриваемым Коллегией ОГПУ или Особым совещанием при ОГПУ[88]. И. В. Сталин приобщил эту записку к материалам о правах ОГПУ.

Взаимопонимания органы ОГПУ и прокуратуры так и не нашли. В связи с тем, что кризис назрел, 27 октября 1925 г. Н. В. Крыленко обратился к И. В. Сталину с просьбой создать подготовительную комиссию о правах ОГПУ, а затем ее выводы заслушать на Политбюро[89].

10 ноября 1925 г. Политбюро ЦК создало такую комиссию в составе В. В. Куйбышева, Ф. Э. Дзержинского и Н. В. Крыленко[90].

Отношения с органами прокуратуры у чекистов не были безоблачными еще и потому, что представители прокуратуры часто указывали на превышение органами ОГПУ своих прав и на отступления от буквы закона. В. Р. Менжинский считал, что СССР не может быть в безопасности без прав ОГПУ, за которые как ведомство ОГПУ не держится. Он полагал, что во главе прокуратуры должны быть борцы за победу революции, а не люди статей и параграфов. В. Р. Менжинский считал, что Народный комиссариат юстиции готовит для пошлой «демократии» идеологические силы и растлителей революции.

На заседании Президиума ЦКК (Центральной контрольной комиссии) ВКП(б) 7 июня 1926 г. слушали сообщение Г. Г. Ягоды об устранении ряда спорных вопросов между ОГПУ и прокуратурой и желательности перенесения решения принципиальных вопросов в Комиссию Политбюро под председательством В. В. Куйбышева.

Президиум согласился с этим предложением. В. В. Куйбышева попросили ускорить работу комиссии и по окончании ее работы с результатами до внесения в Политбюро ознакомить секретарей ЦКК[91].

Согласование вопросов о компетенции органов ОГПУ охватывало все отрасли права. Протекало оно сложно. Прокуратура предлагала точно соблюдать п. «г» ст. 4, относящейся к ведению Особого совещания при ОГПУ, рассматривая лишь дела о спекулянтах золотом, монетой, иностранной валютой, драгоценными металлами и сырой платиной, связанных по своей деятельности с иностранными организациями торгового характера. Только в исключительных случаях признавалось допустимым рассмотрение этих дел вне связи с иностранными организациями по специальной директиве, даваемой одновременно как по линии прокуратуры, так и по линии ОГПУ.

В отношении Постановления Президиума ЦИК Союза о применении административных мер по отношению к лицам, спекулирующим предметами широкого потребления, предлагалось установить, что моментом, определяющим спекулятивный характер их деятельности, должен являться либо доказанный факт сговора нескольких лиц между собой о скупке и сбыте по повышенным ценам тех или иных предметов широкого потребления, либо систематический сбыт по ценам выше установленных при наличии законодательного запрещения повышения цен.

Во всех этих случаях считалось ненужным какое-либо специальное согласование с хозяйственными или партийными организациями вопроса о принятии административных мер в отношении этих лиц. И наоборот, признавать, как правило, категорически необходимым, если ГПУ нашло бы нужным, применение каких- либо административных мер в отношении лиц, занимающихся спекуляцией, при недоказанности какого- либо из двух вышеупомянутых фактов.

В этих случаях необходимо было установить, во-первых, что в отношении этих лиц не может иметь место заключение в лагерь, а принятые меры должны быть ограничены лишь административной высылкой или ссылкой и, во-вторых, принятие мер должно иметь в качестве своей предпосылки точную санкцию ЦК РКП(б) либо письменное предложение Наркомторга или ВСНХ, подтвержденные ЦК РКП(б). Предложения эти должны были сообщаться одновременно ОГПУ и прокуратуре.

В отношении контрабандистов предлагалось признать необходимым дальнейшее применение мер административного характера лишь в случае действительно квалифицированной контрабанды и признать невозможным применение административных мер в отношении так называемых «посылочников», если не доказан факт систематического, не менее трех раз, получения и сбыта товаров.

Предлагалось установить ограничительное толкование подпункта 2 п. «б» ст. 6 и применения мер административного воздействия в отношении шулеров и аферистов. Под аферистом понималось лицо, живущее аферами, т. е. операциями, носящими дутый характер и сопряженными с обманом других в целях извлечения материальной выгоды. Здесь возникала возможность идентичности такого рода афер с простым мошенничеством, в отношении которого было невозможно применение мер административных репрессий. Данные дела должны были направляться в суд.

Предлагалось точно трактовать п. 3, понимая под содержателями притонов отнюдь не случайных проституток, принимающих у себя «гостей», а именно хозяев-предпринимателей по организации домов терпимости и иного рода притонов.

Исключалось, как правило, из практики Особого совещания при ОГПУ применение административных мер в отношении так называемых «негласных компаньонов», т. е. лиц, привлекаемых по обвинению в укрывательстве от налогов, и лиц, привлекаемых по обвинению в скупке в очередях, если в отношении последних не доказана не менее чем троекратная покупка мануфактур или иных предметов ширпотреба, а также сбыт этих предметов на сторону.

Предъявлялись требования к жесткому соблюдению требований подпункта 6 п. «б» относительно обязательности наличия менее двух обвинительных приговоров или четырех приводов для высылки лиц по подозрению в имущественных преступлениях или посягательстве против личности (кража, хулиганство, сводничество и т. д.). Причем два привода приравнивались к одному обвинительному приговору.

Высылка семей возможна была в исключительных случаях, при наличии в каждом отдельном случае санкции Президиума ЦИК Союза ССР.

Прокуратура требовала соблюдение процессуальных норм и действующих инструкций, установления точного перечня статей Уголовного кодекса из категории должностных, хозяйственных преступлений и преступлений против порядка управления, по которым ОГПУ могло начать дело, с тем чтобы в отношении этих дел распространить все права прокурорского надзора, включая непосредственное наблюдение за ведением дела с момента его возникновения. Прокуратурой отстаивалось процессуальное право опротестования постановления о прекращении дела через прокурора при ОГПУ в Коллегии ОГПУ. Считалось необходимым установить в отношении лиц, высылаемых по делу «минус 6», только однократную проверку по прибытии их со стороны ОГПУ, а также полную свободу менять местожительство за пределами указанных шести пунктов по своему усмотрению, не спрашивая разрешения на переезд у каких-либо органов.

В отношении лиц, высылаемых с прикреплением к конкретному месту жительства, предлагалось установить несанкционированный на выезд с местожительства по истечении срока ссылки, если к этому моменту Особое совещание не вынесет специального постановления об ограничении выбора местожительства. А также установить, что лишение их права возращения в Москву должно быть оговариваемо непосредственно в первом постановлении о высылке и не должно превышать трехгодичного срока.

Предлагалось установить в отношении лиц, высылаемых на Урал, в Сибирь и т. п., в порядке прокурорского надзора участие прокуратуры в решении вопросов расселения этих лиц ОГПУ, а также ее участие в вопросах пересмотра постановлений об их расселении и опротестовании постановлений.

Предложения краевого прокурора в этом отношении подлежали обязательному рассмотрению полномочными представительствами с передачей в случае несогласия в Центр.

Требовалось жестко соблюдать п. 9 Положения, предусматривающий мотивированное указание причин высылки и ее срок.

ПП ОГПУ предлагалось обязать при поступлении дел от местных органов ОГПУ с заключениями местного прокурорского надзора уведомлять краевого прокурора о поступающих делах и о своем решении при направлении дела в Центр путем высылки постановления районному прокурору.

Кроме этого, прокуратура обоснованно выдвигала следующие требования: установить в отношении политических изоляторов право краевого прокурора на посещение последних.

Установить обязательное сообщение копий всех циркулярных распоряжений ОГПУ по своим отделам прокурору при ОГПУ для своевременного извещения прокуроров на местах.

Установить строжайшую ответственность местных органов ОГПУ при доказанности случаев неисполнения законных требований прокуратуры.

Прекратить, кроме случаев особой необходимости, конфискацию имущества при административной высылке. В случае конфискации изымать лишь предметы спекулятивной деятельности, а отнюдь не имущество, строго соблюдая требования ст. 38 УК РСФСР.

Установить порядок затребования дел органами ОГПУ из судебно-следственных органов и органов дознания исключительно через соответствующего прокурора, запретив судебно-следственным органам высылку дел по требованию ОГПУ без разрешения наблюдающего прокурора.

Установить порядок удовлетворения без всякой волокиты органами ОГПУ претензий рабочих и служащих по зарплате из имущества их хозяев, на которое наложен арест, в стадии ведения дел органами ОГПУ. Разработать вместе с ВСНХ и Народным комиссариатом торговли порядок назначения временной администрации по делам торговых и промышленных предприятий, на имущество которых в стадии предварительного следствия наложен арест, а также определить состав и содержание работы администрации.

Строго разграничить (в дополнение к разделу 4 Инструкции от 1 ноября 1922 г.) категории дел, по которым органы ОГПУ имеют право производства дознания и предварительного следствия. В связи с этим установить правило, по которому производство предварительного следствия по делам, предусмотренным разделом 4 Инструкции, допускается по каждому отдельному делу исключительно с письменного разрешения прокурора:

а) запретить производство органами ОГПУ дознаний без соответствующего оформления (составление постановления о заведении дела и регистрации дела как следственного);

б) установить различные формы постановлений, необходимые при дознании и предварительном следствии в целях проведения формальной резкой грани между дознанием и предварительным следствием при производстве таковых в ОГПУ.

При наличии разногласий между органами ОГПУ и наблюдающим прокурором о них не позднее трехдневного срока должны быть поставлены в известность соответствующие высшие органы прокурорского надзора и ОГПУ.

Установить точную категорию сотрудников ОГПУ, которые подсудны Коллегии ОГПУ, считая сотрудниками штатный состав органов ОГПУ, не исключая секретных сотрудников, связанных соответствующей подпиской.

Органами ОГПУ неуклонно должны соблюдаться ст. 148 и 158 УПК РСФСР.

Продление срока ведения дела и содержания под стражей в качестве меры пресечения по всем делам, производящимся в ОГПУ, допускается только с письменной санкции прокуратуры.

Постановления о предъявлении обвинения по всем делам должны были быть мотивированы, причем исключение в отдельных случаях допускалось только с согласия прокуратуры (дела Секретного отдела (СО), контрразведывательного отдела (КРО), СО КРО и Особого отдела (ОО).

Считалось недопустимым разъяснение ОГПУ и его органами УК и УПК в циркулярном порядке или каким- либо иным способом без согласования с прокуратурой.

В отношении гражданских дел считалось обязательным исполнение решений гражданского суда по исполнительным листам на бывших служащих ОГПУ или частных лиц по их жалобам на незаконную конфискацию, проведенную органами ОГПУ, возбуждая, в случае протеста со стороны ОГПУ, в законном порядке обжалование вместо прежней практики фактического неисполнения[92].

«Основные положения и права ОГПУ СССР» после согласования были изданы в 1926 г. в издательстве ОГПУ.

Они содержали следующие разделы:

Раздел 1. Конституция СССР об ОГПУ.

Раздел 2. Права ОГПУ и его органов. Задачи.

Раздел 3. Средства ОГПУ.

Раздел 4. Взаимоотношения органов ОГПУ с прокуратуры[93].

В связи с тем, что задача была решена, 13 января 1927 г. Политбюро ЦК приняло предложение В. В. Куйбышева об упразднении Комиссии Политбюро, созданной для подготовки вопроса о практике работы ОГПУ[94].

Однако на этом трения с прокуратурой не закончились. 1 июля 1927 г. Н. В. Крыленко вновь обращается в Политбюро с вопросом об ограничении внесудебных полномочий ОГПУ[95].

После успешной кампании по высылке злостных спекулянтов было предложено высылать их на Соловки и организацией там специальной трудовой колонии . Иных предложений, как поддержать этот проект, не было.

После проработки этого вопроса председатель СНК А. И. Рыков 21 октября 1925 г. внес на рассмотрение Политбюро ЦК вопрос о выселении из Москвы социально паразитирующего элемента. Московским советом летом того же года возбудил вопрос о необходимости принятия экстренных мер для разгрузки Москвы от преступного элемента и профессиональных нищих, в огромном количестве наводнивших улицы Москвы, так как обычно предпринимаемые ОГПУ меры, а именно высылка время от времени 100-200 человек, ни к чему не приводила. Это связывалось с тем, что высылаемые через некоторое время возвращались обратно.

А.И. Рыков предложил выслать этих людей (их было зарегистрировано около 1500 человек) на Соловки.

Для содержания этой колонии он предложил выделить 2 000 000 рублей".

Политбюро ЦК 22 октября 1925 г. согласилось с предложением СНК о выселении паразитирующих элементов из Москвы на Соловки с организацией там специальной трудовой колонии[96].

Эта мера не была разовой. Политбюро ЦК 16 июня 1932 г. еще раз поручило ОГПУ вместе с московским комитетом партии и Моссоветом принять меры к очистке Москвы от воровского и уголовного элементов[97]. Полномочный представитель ОГПУ по Московской области С. Ф. Реденс 25 мая 1933 г. сообщил И. В. Сталину, что в ночь на 21 мая были задержаны 4265 человек. Из них 150 отпущены. Остальные прошли санобработку (баня, стрижка, дезинфекция одежды) и отправлены к месту постоянного жительства.

10 июля 1933 г. он же сообщил, что в результате операции, проведенной 5 июля в Москве, задержаны 8497 человек нищенствующего деклассированного элемента, в том числе 2857 подростков-рецидивистов в возрасте от 12 до 16 лет.

Всего до 10 июля было отправлено взрослого нищенствующего элемента 5640 человек. Из них в специальные поселки ОГПУ (по маршруту Москва — Томск) — 4800 человек, на родину (Украину) — 840 человек.

9 июля в спецпоселки ОГПУ были направлены 957 подростков-рецидивистов.

Все отправленные подвергались санитарной обработке на пропускнике Красная Пресня и снабжались продуктами до места назначения.

19 февраля 1933 г. И. В. Сталину Г. Е. Прокофьевым было доложено, что 14 февраля были выселены из Магнитогорска 1150 человек. Подготовлены к выселению в ближайшие дни еще 800 человек[98].

И. В. Сталин заинтересовался данным докладом. Он спрашивал: «А как в Ленинграде? Тоже изымают? Нужны сведения о Ленинграде»[99]. Очередь до Ленинграда дойдет чуть позже.

По предложению Ф. Э. Дзержинского, которое он направил в Политбюро 1 марта 1926 г., 11 марта 1926 г. Политбюро рассмотрело и утвердило проект постановления об усилении мер по борьбе с контрабандой. Оргбюро поручалось разослать специальное циркулярное письмо о борьбе с контрабандой губкомам тех губерний, которые расположились вдоль границ. Проект письма предлагалось составить Ф. Э. Дзержинскому. Кроме того, Оргбюро поручалось выделить работников для усиления личного состава пограничной охраны и изыскать другие меры для ее улучшения. Прокурорам союзных республик предлагалось принять те же меры по отношению к прокуратуре пограничных районов.

Постановление предлагало:

«1) Предоставить Особому совещанию при ОГПУ на срок 6 месяцев полномочия по высылке, ссылке и заключению в лагерь до 2-х лет как подозреваемых, так и уличенных в контрабандном провозе товаров, способствующих такому провозу, скупке контрабандных товаров, фальшивом клеймении таковых таможенными знаками.

Прокуратуре союзных республик дать соответствующие директивы по рассмотрению указанных дел.

2) По отношению к лицам, уличенным в вооруженной контрабанде и сопротивлении или насилии над чинами пограничной охраны, предоставить ОГПУ с особого разрешения ЦИКа Союза право внесудебной расправы, вплоть до расстрела.

Примечание: По отношению к иностранцам во внесудебном порядке может быть применена лишь высылка за пределы СССР.

3) Обязать ОГПУ и Прокуратуру Верх. Суда СССР по истечении 6-месячного срока предоставить точный отчет о достигнутых результатах для выяснения вопроса целесообразности дальнейшего проведения этих мероприятий.

4) При проведении указанных мероприятий сохранить за Прокуратурой все права по надзору, предоставленные ей Положением о Прокуратуре.

5) ОГПУ принять все меры к скорейшему рассмотрению контрабандных дел и разгрузке мест лишения свободы в пограничных губерниях»[100].

Политбюро ЦК 29 апреля 1926 г. утвердило новые планирующиеся мероприятия по борьбе с контрабандой, которые предложил 23 апреля заместитель председателя Совета труда и обороны Я. Э. Рудзутак[101]. Отменив Постановление Совета труда и обороны от 11 марта 1926 г. (Протокол 132, п.43) и от 9.11.25 (Протокол 192с., п. 17), СТО постановил: поручить Центральной комиссии по борьбе с контрабандой усилить экономические мероприятия по борьбе с контрабандистами; обязать ВСНХ СССР и союзных республик принять меры к организации, расширению и удешевлению производства на государственных, кооперативных и частных промышленных предприятиях товаров, составляющих предметы импортной контрабанды. Для организации соответствующих отраслей промышленности посчитали целесообразным привлечение на концессионных началах иностранного капитала.

ОГПУ вместе с Реввоенсоветом (РВС) СССР и Нар-комфином (НКФ) СССР поручалось срочно рассмотреть вопрос о личном составе пограничных частей, о сроках службы в них, о комплектовании комсостава погранвойск, об организации морской охраны дальневосточных границ, о квартирном, вещевом и фуражном довольствии погранвойск, о конском составе пограничных частей и об обозном снабжении их. А также предлагалось доложить СТО не позднее 1 июля 1926 г. о мероприятиях, необходимых для максимального использования погранохраны в борьбе с контрабандой и о размере средств, необходимых для проведения соответствующих мероприятий в жизнь.

Руководство организационно-оперативной работой по борьбе с контрабандой сосредоточивалось в ОГПУ и его местных органах. Центральной комиссии по борьбе с контрабандой поручалось определить взаимоотношения в этой области ОГПУ с другими ведомствами.

Народному комиссариату торговли СССР было предложено разработать вопрос об упрощении порядка судебного разбирательства дел о контрабанде и каждые три месяца докладывать сводки о борьбе с ней[102]. Центральная комиссия по борьбе с контрабандой при Наркомторге 11 ноября 1926 г. признала необходимым предоставить право органам ОГПУ разрешать внесудебным порядком дела о контрабандных организациях, систематическом контрабандном вывозе валюты и ценностей, скупщиках, вооруженных контрабандистах и лицах, уличенных в изготовлении фальшивых приборов и знаков таможенного клеймения.

Постановлением ЦИК СССР от 15 ноября 1923 г. ОГПУ предоставлялось право внесудебного разрешения дел по диверсиям, поджогам, взрывам, порче машинных установок на государственных предприятиях и по другим видам вредительства с применением в зависимости от характера вредительства всех мер репрессий.

В связи с тем, что серьезных результатов по данному направлению деятельности получено не было, Президиум ЦИК СССР 6 апреля 1927 г. путем опроса членов Президиума ЦИК Союза СССР от 4 апреля 1927 г. принял решение усилить репрессии за халатность, за непринятие мер охраны и противопожарных мер на складах, заводах и государственных промышленных предприятиях, на транспорте, а также всех иных предприятиях государственного значения.

«Признать небрежность как должностных, так и всех прочих лиц, в результате халатности которых имелись разрушения, взрывы, пожары и прочие вредительские акты на предприятиях государственной промышленности, на транспорте, а равно и предприятиях государственного значения, к государственным преступлениям».

ОГПУ было предоставлено право рассматривать во внесудебном порядке виновность лиц до применения к ним высшей меры наказания и опубликование в печати дел по диверсиям, поджогам, пожарам, взрывам, порчи машинных установок как со злым умыслом, так и без него, и т. п.[103]

9 апреля 1927 г. была организована комиссия в составе председателя Г. И. Благонравова, членов — А. X. Артузова, Г. Е. Прокофьева, Я. К. Ольского, П. Д. Алексеева и Л. Н. Майера. Все дела о пожарах, взрывах и прочих вредительствах, происшедших на предприятиях государственного значения, должны были расследоваться ударно и направляться согласно вышеприведенному постановлению во внесудебном порядке для слушания в Коллегию ОГПУ (нарочным).

Приказом ОГПУ № 70/25 от 11 апреля 1927 г. предусматривалось производство местными органами ОГПУ расследований всех случаев пожаров, аварий и пр. на фабриках, заводах и других хозяйственных предприятиях.

Было указано на предоставление ОГПУ права внесудебного рассмотрения этих дел.

В связи с имеющимися запросами с мест 3 июня 1927 г. было дано разъяснение, что в Экономическое управление ОГПУ должны направляться для постановки на судебное заседание Коллегии ОГПУ лишь дела, имеющие существенное значение. Малозначащие дела после их расследования подлежали передаче в дисциплинарные и обычные суды, при этом считалось необходимым обеспечивать особое внимание к ним со стороны местных судебных органов[104]. 31 августа 1931 г. ЭКУ вновь предложило дела по пожарам присылать на внесудебное разбирательство Коллегии ОГПУ только тогда, когда явно установлен поджог или причинен большой ущерб государству. Остальные дела должны были, как и ранее, направляться в суды[105].

2 сентября 1931 г. ОГПУ отчитывалось перед Политбюро о проделанной работе по противопожарной безопасности за 1931 г. Экономическое управление ОГПУ за это время обследовало свыше шести тысяч предприятий. За непринятие противопожарных мер с августа 1930 г. были привлечены к ответственности 487 человек.

Из них были осуждены на разные сроки 284 человека, переданы в суды — 159, переданы в парторганы — 30, прекращено следствие в отношении 14 человек[106].

Президиум ЦИК СССР 27 июня 1927 г. в целях урегулирования вопроса о расселении перебежчиков, т. е. лиц, прибывших в СССР с нарушением правил въезда, а равно лиц, покушавшихся на переход границы из СССР на территорию иностранного государства, издал постановление, согласно которому тем из нарушителей границы, в отношении которых ОГПУ признавало необходимым произвести расселение по территории СССР, с освобождением из-под стражи предоставлялось право выбора места жительства по своему усмотрению, за исключением 13 районов и местностей: во всех пограничных губерниях СССР, в Московском военном округе, Ленинградском военном округе и др.

ОГПУ было предложено к 1 июля 1927 г. направить из вышеуказанных районов в разрешенные для проживания перебежчиков местности всех перебежчиков моложе 50-летнего возраста, не состоявших в РКП(б) и ВЛКСМ, нелегально прибывших из-за границы начиная с 1924 г. на момент издания постановления.

Вместе с тем разрешение на проживание перебежчикам в запрещенных районах могло дать ОГПУ, но в исключительных случаях[107].

19 января 1934 г. Политбюро ЦК принимает решение применять ко всем участникам вооруженных грабежей высшую меру наказания, а лиц, дважды и более судимых за последний год за кражи, а также лиц, имеющих приводы за хулиганство от двух и более раз в течение последнего года, высылать из Москвы и области по указанию Коллегии ОГПУ в отдаленные места. По отношению к нищенствующему и деклассированному элементу предлагалось применять высылку по месту жительства в спецпоселки ОГПУ и концлагеря[108]. Ответственность за экономические трудности, неизбежные в условиях нового хозяйственного строительства, сталинское руководство начиная со второй половины 20-х гг. стремилось взвалить на «классовых врагов», «саботажников», «вредителей», старых буржуазных специалистов, необходимость привлечения которых к хозяйственной жизни страны требовал в свое время Ленин.

В совершенно секретном циркуляре ОГПУ, направленном лично полномочным представителям ОГПУ и начальникам губернских отделов ОГПУ в августе 1928 г., указывалось, что основным методом диверсии является техническое вредительство при помощи контрреволюционных организаций, состоявших из наиболее крупных инженеров той или другой отрасли промышленности.

«Эти инженеры, — говорилось в циркуляре, — образуя техническую головку предприятия и будучи связаны с заграницей, как с организациями своих старых хозяев, так и генеральными штабами иностранных держав, прежде всего Франции и Польши, планомерно ведут работу по подрыву обороноспособности страны, по сокращению сроков интервенции и по созданию кризисов то в угольной промышленности, то на транспорте, то в металлургии и т. д. в целях свержения советской власти и срыва социалистического строительства»[109]. Подробно расписывалось, как вести дела, чтобы создавалась видимость существования крупных антисоветских организаций. При рассмотрении этих дел внесудебными органами организовывать «дела» можно было всем кому угодно.

Как следствие возбуждаются «дела», подобные Шахтинскому, Югостали, Народного комиссариата путей сообщения (НКПС), Промпартии и другие, ставившие задачи по разгрому «контрреволюционных организаций». В том же документе написано: «Было бы преждевременно считать, что с контрреволюционными организациями шахтинского типа покончено, наоборот, основная масса работы еще впереди».

Уже в то время в ЦК РКП(б) возникали сомнения в существовании такой организации. В записке М. П. Томскому от 2 февраля 1928 г. К. Е. Ворошилов пишет: «Миша, скажи откровенно, не вляпаемся мы при открытии суда в Шахтинском деле. Нет ли перегиба в этом деле местных работников, в частности краевого ОГПУ». На что М. П. Томский ответил: «По Шахтинскому и вообще по угольному делу такой опасности нет. Это картина ясная. Главные персонажи в сознании. Мое отношение таково, что не мешало бы еще полдюжины коммунистов посадить»ш. В настоящее время все эти дела пересмотрены, лица, проходящие по ним, реабилитированы.

Г. М. Кржижановский, не веря в эти процессы, направил в Политбюро письмо, в котором спрашивал, имеют ли право руководители партии присутствовать на допросах обвиняемых. Политбюро ЦК на своем заседании от 25 апреля 1930 г. разъяснило ему, что члены ЦК и ЦКК имеют право присутствовать на допросах арестованных[110].

В начале 30-х гг. был организован показательный процесс над представителями английской фирмы «Виккерс Метрополитен», которым вменялись в вину шпионаж, диверсии, вредительство и т. д. Вместе с шестью англичанами по процессу проходили и двенадцать граждан СССР.

О настроениях ИТР, рабочих и служащих предприятий и учреждений Москвы в связи с процессом ежедневно руководству ОГПУ готовилась сводка. Отношение к этому процессу противоречивое. Интересно высказывание директора завода « Каучук» Вольпе: «Я уважаю Сталина за то, что он сумел построить такую организацию, которая подчиняется его малейшему движению. Этот процесс тоже вовремя выпущен в свет. Плохо стало с электроснабжением, стали в Харькове аварии станций, бац, выпускаются вредители, плохо стало с хлебом, голодает чуть ли не вся Россия, бац, выпускаются в свет вредители сельского хозяйства. Вообще все это ловко устроено».

Таким образом, уже в начале 30-х гг. распространяется миф о врагах, который, без всякого сомнения, сыграл в дальнейшем свою роль, воздействуя на сознание масс[111].

Свертывание НЭПа и становление командно-административной системы управления надо было как-то объяснить. И это объяснение было найдено в засилье многих вредительских организаций в экономике страны. Именно поэтому ОГПУ перестраивает свою работу организационно и оперативно. С таким расчетом, чтобы «борьба с экономической контрреволюцией и шпионажем была выдвинута на первый план как основная задача деятельности ОГПУ в области обслуживания хозяйства союза», что не должно было повлечь за собой ослабление работы по выявлению крупных хозяйственных преступлений в промышленности, торговле, кооперации, финансах[112].

У сотрудников ОГПУ возникали сомнения в существовании контрреволюционных организаций. Это дошло до И. В. Сталина. 16 сентября 1929 г. он направил В. Р. Менжинскому письмо, в котором предупредил его о болезненных явлениях в организациях ГПУ и высказал недовольство, что у чекистов взят курс на развернутую самокритику внутри ГПУ. По его словам, такие же ошибки были допущены в военном ведомстве. И. В . Сталин предупредил, что это грозит разложением ГПУ и развалом чекистской дисциплины. Он попросил В. Р. Менжинского проверить эти факты, и, если они подтвердятся, принять решительные меры против этого зла[113]. И. В. Сталину нужен был «карманный орган» государственной безопасности, выполнявший только его решения.

Вопросам ведения следствия в органах безопасности высшее партийное руководство уделяло большое внимание. Так, еще 29 декабря 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б), рассматривая вопрос о борьбе с бесхозяйственностью и должностными преступлениями, постановило дать партийную директиву НКЮ и Верхсуду РСФСР, а также Московскому и Петроградскому губсудам, в которой в целях большего воздействия после судебного рассмотрения дел о хозяйственных и должностных преступлениях на оздоровление хозяйственных и советских органов было предложено ускорить ведение таких дел. При этом, выделяя главных виновников, необходимо было выявлять и побочные обстоятельства для привлечения к ответственности и более мелких соучастников. Предлагалось заслушивать дела, как правило, не позднее чем через три месяца со дня поступления их в следственные органы.

Политбюро просило максимально сократить формальности в судебных и следственных инстанциях, поручив Д. И. Курскому и Ф. Э. Дзержинскому внести в СНК соответствующий проект постановления[114].

Однако, несмотря на сокращение формальностей, из поступающих с тех мест на предмет внесудебного рассмотрения в Коллегии ОГПУ дел усматривалось, что в большинстве случаев обвинительные заключения не отвечали требованиям, указанным в ст. 210 УПК РФ.

Резолютивная часть следовала ранее описательной; в описательной части весьма сжато указывались обстоятельства дела с непоследовательным изложением фактов, установленных при производстве следствия по делу. Отсутствовали ссылки на номера листов показаний обвиняемых и свидетелей.

В резолютивнмй части часто не указывались точные, подробные сведения относительно судимости, возраста, классовой принадлежности, рода занятий, имущественного, социального положения и других данных в отношении каждого из обвиняемых. Не указывались время, место и способы совершения преступления.

В обвинительном заключении не указывались лица, в отношении которых дело выделялось в отдельное производство или прекращалось. Часто отсутствовал список лиц, подлежащих вызову в качестве свидетелей.

Для устранения этих недостатков и во избежание повторения подобных явлений руководством ОГПУ 9 марта 1925 г. было предложено при составлении обвинительных заключений по уголовным делам строго придерживаться УПК РФ. Предлагалось больше обращать внимания на описательную часть обвинительного заключения, излагая все события подробно. В отношении каждого из обвиняемых обязательно было указывать, согласился ли он с предъявленным обвинением или нет.

В связи с тем, что квалификация сотрудников, ведших следствие, оставляла желать лучшего, на примере было расписано, как оформлять резолютивную часть обвинительного заключения. В конце обвинительного заключения по делу предлагалось указывать, кто из обвиняемых и когда арестован и где содержится под стражей, кто из обвиняемых находится под подпиской о невыезде с места постоянного жительства, в отношении кого из обвиняемых мера пресечения не применялась или же применялась и почему, какие имеются вещественные доказательства по данному делу и их местонахождение.

К каждому делу, направленному для рассмотрения во внесудебном порядке в Коллегию ОГПУ, должно было быть приложено заключение местного прокурора, наблюдавшего за органами ГПУ.

По каждому делу отдельными приложениями необходимо было представлять: одну копию обвинительного заключения, четыре копии постановления о предъявлении обвинения на каждого из обвиняемых и столько же копий постановлений об избрании меры пресечения.

В случаях несоблюдения этих указаний такие дела должны были возвращаться обратно в местные органы[115].

17 июля 1928 г. в местные органы был направлен циркуляр, в котором высказывались претензии по качеству ведения следствия на местах. Указывалось, что следствие проводится не с достаточной полнотой и обвинения строятся зачастую на предположениях и показаниях третьих лиц.

Обвиняемым инкриминировались деяния, не являющиеся преступными и за которые Уголовным кодексом не были предусмотрены наказания. Так, отмечались случаи, когда арестовывались лица за скупку облигаций государственных займов якобы для создания ажиотажа. Следствием же не устанавливалось факта создаваемого ажиотажа, следовательно, не устанавливался и состав преступления, так как скупка и продажа облигаций госзаймов не преследовалась законом. Однако дело, тем не менее, направлялось на рассмотрение в Особое совещание, и арестованных за это содержали под стражей. В этом преуспел Рязанский городской отдел ОГПУ.

Заключительные постановления, как и раньше, не давали представления о содеянном преступлении. Они не содержали сведений о числе арестованных по делу лиц, как содержащихся под стражей, так и освобожденных под подписку или поручительство. Отсутствовали справки о вещественных доказательствах, подлежащих конфискации или возращению.

В сопроводительном письме указывалось число обвиняемых, дела которых должны были рассматриваться Особым совещанием, это число не соответствовало числу лиц, проходящих по делу.

Была высказана просьба принять соответствующие меры к устранению этих недостатков[116].

До И. В. Сталина доходили письма с жалобами на неправомерные действия со стороны органов ОГПУ. Так, командир роты запаса А. Ф. Андреев 21 января 1931 г. из села Здоровец, Ливенского района Центральной черноземной области направил жалобу на то, что его «вычистили» из колхоза, арестовали, хотели лишить избирательных прав.

1 февраля И. В. Сталин поставил свою резолюцию: «Т. Ягода! Просьба немедленно двинуть кого-либо из ваших людей (совершение надежного) и большевистски — честно, быстро и беспристрастно разобрать дело, не взирая на лица»[117].

В связи с тем, что такие обращения носили массовый характер, органы ОГПУ вынуждены были разбираться с таким потоком обращений. После расследования, в феврале 1931 г. Г. Г. Ягода направил письмо сотрудникам ОГПУ. В нем он констатировал поступление заявлений и жалоб на действия отдельных сотрудников, допускавших такие приемы в следствии, которые вынуждали обвиняемых давать ложные показания и оговаривать себя и других.

При расследовании этих фактов оказалось, что подавляющая часть заявлений не соответствовала действительности. Г. Г. Ягода предположил, что таким образом классовые и политические враги пытаются при помощи клеветы на органы ОГПУ ускользнуть от заслуженного наказания, но вместе с тем несколько заявлений было направлено правомерно. Факты на неправомерные действия сотрудников ОГПУ подтвердились[118].

Чуть позже были приняты меры по ужесточению контроля за ведением следствия в органах ОГПУ, так как участились случаи затяжки следствия, вызванного увеличением количества арестованных.

Для устранения этого недостатка было предложено начальникам соответствующих органов ОГПУ на местах срочно проверить всех числящихся за данным органом ОГПУ арестованных и тем из них, которым в течение 14-дневного срока не было предъявлено обвинение, предъявить его. Следствие по делам должно было оканчиваться в установленный двухмесячный срок. При невозможности окончания того или другого следственного дела в этот срок необходимо было ходатайствовать о продлении этого срока. На виновных в затяжке следствия предлагалось налагать дисциплинарные взыскания.

Приказ ОГПУ № 364/212 от 8 июля 1931 г. указал на затяжку ведения следствия до четырех, шести и даже 9 месяцев. Здесь кроме нарушения формальных сроков следствия, установленных соответствующими приказами ОГПУ, по мнению заместителя Председателя ОГПУ Г. Г. Ягоды, нарушался основной метод следственной работы — исчерпывающая полнота следствия в кратчайший срок.

По линии прокуратуры было дано распоряжение о более жестком контроле за соблюдением сроков следствия вплоть до освобождения арестованных из-под стражи.

Г. Г. Ягода просил, чтобы ему лично докладывали списки арестованных, на которых в течение месячного срока не было получено соответствующего решения ОГПУ[119].

10 июля 1931 г. Политбюро принимает решение никого из коммунистов, работающих в органах ОГПУ или вне этих органов как в Центре, так и на местах, не арестовывать без ведома и согласия ЦК РКП(б).

Кроме того, не арестовывать без согласия соответствующего наркома (союзного или республиканского) специалистов (инженерно-технический персонал, агрономов, врачей и др.). В случае разногласия вопрос должен был переноситься в ЦК РКП(б).

Было принято решение запретить нахождение арестованных в заключении без допроса более чем две недели и под следствием — более чем три месяца. После окончания этого срока дело ликвидировалось либо передачей в суд, либо самостоятельным решением Коллегии ОГПУ.

Ужесточался партийный контроль. Все приговоры о высшей мере наказания, выносимые Коллегией ОГПУ, должны были выноситься на утверждение в ЦК РКП(б)[120].

Изучение вопроса об условиях выполнения следственных функций в органах ОГПУ показало, что в процессе их осуществления, по мнению руководства ОГПУ и Прокуратуры, имелись моменты, которые, не играя в расследованиях принципиального значения, но будучи вызваны на практике чисто формальными требованиями некоторых статей УПК, в значительной мере «поглощали энергию и время в ущерб самому следствию». Отмеченные моменты сводились к составлению различного рода сложных и длинных постановлений. В результате принцип быстроты, имеющий первостепенное значение в условиях оперативной работы, реализовывался недостаточно полно.

Приказ ОГПУ № 378/223 от 17 июля 1931 г. в целях разгрузки оперативных работников органов ОГПУ от выполнения излишних формальностей и достижения наибольшей четкости и плановости в оперативной работе предлагал прекратить в процессе ведения следственных дел практику составления следующих форм:

постановления о принятии дел к производству;

постановления об отстранении от должности;

постановления о приобщении к делу вещественных доказательств;

постановления об объявлении обвиняемому об окончании следствия.

Данные постановления заменялись практикой наложения соответствующих резолюций правомочными на это лицами на основных документах (об отстранении от должности — на протоколе допроса, о приобщении к делу вещественных доказательств — на протоколе обыска или на соответствующем акте).

Право наложения резолюций предоставлялось; в ОГПУ, полномочных представительствах ОГПУ и ГПУ автономных республик — начальникам отделов, их заместителям и помощникам; в оперативных секторах — начальникам секторов и их помощникам; в районных отделениях — начальникам экономорганов. Постановлений о принятии дел к производству разрешалось не выносить вообще. А об окончании следствия делать пометку за подписью обвиняемого на последнем протоколе допроса.

Предлагалось оставить следующие формы постановлений по прилагаемым образцам: о предъявлении обвинения, об избрании меры пресечения и об изменении меры пресечения.

В соответствии с этим приказом отменялась анкетная форма протоколов допроса свидетелей, заменяясь практикой ведения таких допросов на чистых листах бумаги с включением в начало протоколов необходимых анкетных данных и предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний. Упрощалась существующая форма протокола допроса обвиняемого, из нее были исключены пункты о прежней деятельности с перенесением этих данных в случае надобности в часть «показаний по существу дела».

Данный приказ подписали заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода и прокурор ОГПУ Катаев[121].

К шифртелеграмме председателя ОГПУ от 11 июля, 21 августа 1931 г. было направлено дополнение, где было дано разъяснение о том, что все дела о мелких должностных, хозяйственных, бытовых и прочих преступлениях, по которым в качестве обвиняемых должны были привлекаться коммунисты (не сотрудники органов ОГПУ), должны передаваться в местные контрольные комиссии до привлечения обвиняемых к ответственности и до предъявления им обвинения с избранием меры пресечения.

Дела по обвинению коммунистов (не сотрудников органов ОГПУ) в государственных преступлениях (контрреволюционные преступления и особо опасные против порядка управления, т. е. статьи 58,59 УК РСФСР и соответствующие им статьи УК других союзных республик) должны были расследоваться в органах ОГПУ. При необходимости ареста коммуниста в процессе следствия или на основании оперативной разработки требовалось предоставить в ОГПУ подробную докладную записку с ходатайством о разрешении ареста. В ней необходимо было подробно изложить сущность обвинения, как оно представлялось по оперативной разработке или следственному материалу, мотивировку о необходимости избрания мерой пресечения арест, подробные установочные данные о личности обвиняемого.

В докладной записке должно было быть отмечено также и мнение местного партийного комитета или местной контрольной комиссии как о личности обвиняемого, так и об избираемой мере пресечения. Арест мог быть произведен лишь после получения разрешения ОГПУ.

Если в момент совершения преступления, покушения на него или непосредственно после преступник, оказавшийся коммунистом, был задержан, то он немедленно должен быть передан в распоряжение следственно-прокурорских органов со всем имеющимся материалом. Кроме того, по делам, отнесенным к компетенции органов ОГПУ, об этом необходимо было шифровкой сообщить в ОГПУ с изложением обстоятельств дела и задержания и с установочными данными на задержанного.

Оформление задержания и арест могли иметь место только после получения разрешения от ОГПУ.

Этот порядок ареста коммунистов применялся к кандидатам и членам иностранных компартий.

Арест коммунистов, работавших в ОГПУ, по обвинению в должностных и прочих преступлениях производился тем же порядком — с представлением соответствующей докладной записки и с разрешения ОГПУ. Порядок дисциплинарного наказания оставался прежний: отдавался соответствующий приказ без ареста или с арестом, по военному уставу, до 20 суток, с последующим увольнением из органов ОГПУ, через Коллегию или без нее. При необходимости перевода дисциплинарного производства в следственное арест коммунистов — сотрудников органов ОГПУ оформлялся в порядке, определенном для ареста коммунистов вообще.

Докладные записки и шифртелеграммы с ходатайством о разрешении производства ареста должны были направляться в ОГПУ в двух экземплярах: один — заместителю председателя ОГПУ И. А. Акулову, другой – в соответствующий отдел ОГПУ по принадлежности.

Т. е. в отношении военных специалистов — в Особый отдел, в отношении других специалистов — в ЭКУ, в отношении железнодорожников и водников — в Транспортный отдел, в отношении коммунистов — сотрудников органов ОГПУ — особоуполномоченному и т. д.[122]

Несмотря на ряд указаний о порядке задержания, обыска и ареста германских подданных, периферийные органы грубо нарушали эти инструкции, своими неправомерными действиями вызывая нарекания Народного комиссариата иностранных дел (НКИД), усложняя взаимоотношения с немецким представительством.

Так, в январе 1931 г. ГПУ Республики Немцев Поволжья арестовало без предварительного согласования с ОГПУ германских подданных Вольтера и Кехлинга, которые после восьмидневного ареста были без допроса и предъявления обвинения освобождены.

2 Полномочным представительством ОГПУ по Уралу 9 июня был арестован гражданин Германии Кносалла, аресте которого ОО ОГПУ узнал из запроса НКИД 17 августа 1931 г. одновременно с направлением дела на рассмотрение Коллегии ОГПУ.

В ноябре 1930 г. ПП ОГПУ по Западной области был арестован германский подданный Риттер Конрад, содержавшийся под стражей до 19 мая 1931 г. О его аресте узнали из запроса НКИД. Причем обвинение против Риттера не подтвердилось, и 19 мая он был освобожден.

Такие примеры не единичны. 21 сентября 1931 г. было указано на эти факты и приказано ответственность за точное и своевременное выполнение директив № 112/46 от 7.06.30 г., № 326 532 от 28.03.30 г. и 142/СОУ от 15 апреля 1930 г. возложить персонально на начальников соответствующих ПП ОГПУ.

Было приказано распространить вышеупомянутые директивы на всех лиц, которые заявляют себя германскими подданными, независимо от того, могли ли они доказать принадлежать к германскому подданству документально или нет.

При задержании германского подданного предлагалось посылать телеграфное сообщение об аресте, задержании или обыске теми органами, которые эти действия производили, с одновременным направлением в Центр анкеты, лично заполненной арестованным.

Это указание относилось и к членам германской компартии — перебежчикам, за исключением тех случаев, когда о данном лице были предупреждены заранее Коминтерном или МОПРом. В таких случаях перебежчики подлежали немедленному освобождению и направлению по принадлежности.

Овсяком перемещении заключенных из одного места в другое и об изменении меры пресечения немедленно по телеграфу ставились в известность ОО ОГПУ. Германского консула об аресте граждан Германии должен был извещать в письменной форме через местного уполномоченного НКИД ближайший территориально полномочный представитель ОГПУ[123].

По имевшимся в распоряжении Главной инспекции ОГПУ по милиции материалам усматривалось, что в практике работы органов милиции наблюдались случаи задержания, арестов и обысков лиц, имевших иностранное подданство, без санкции на то органов ОГПУ.

В связи с этим 22 сентября 1931 г. предлагалось принять к точному и неуклонному выполнению нижеследующее: без ведома органов ОГПУ задержаний, арестов и обысков иностранных подданных не производить, весь компрометирующий материал, находящийся в разработке и органах милиции, передать в соответствующие отделы ОГПУ.

В дальнейшем весь материал, поступающий от осведомительной сети, характеризующий образ жизни, поведение и преступную деятельность иностранных подданных, предлагалось немедленно передавать в органы ОГПУ[124].

Приказ ОГПУ № 585/319 от 12 октября 1931 г. еще раз отметил значительное снижение качества следствия. Констатировалось, что многочисленные указания о недочетах следствия и разъяснения по конкретным делам, как его надо вести, положительных результатов не дали.

Эти недочеты, а вернее сказать, нарушения по вопросам содержания арестованных, порядка ведения следствия и направления дел отражались на качестве самого следствия. Усложнялась работа отделов ОГПУ, загружались судебные заседания Коллегии и Особого совещания при ОГПУ, перегружались места заключения арестованными, находящимися под стражей без всякой оперативно-следственной целесообразности по три-шесть месяцев, а в отдельных случаях и больше.

Часть нарушений объяснялась нараставшей тенденцией ударности и массовости в оперативной работе за последние два года, в основном же это результат небрежности и невнимательности работников, ведущих следствие, и недостаточный контроль руководства за следствием со стороны ПП и начальников местных органов.

Зачастую нарушения в следствии сводились к отсутствию сведений о социально-имущественном положении обвиняемых. Большинство дел, квалифицируемых ст. 58/10 УК, возбуждались по случайным, непроверенным сведениям. Все доказательства обвинения основывались на показаниях двух-трех свидетелей, характеризующих обвиняемого ничего не говорящими, общими фразами. Два-три случая мелких антисоветских высказываний, фиксируемых одним свидетелем, квалифицировались как «систематическая активная контрреволюционная агитация». Наличие родственников за границей, частая переписка с заграницей часто характеризовались в обвинительном заключении как шпионская или контрреволюционная связь с заграницей.

Биографические данные обвиняемого записывались неполно, составлялись со слов обвиняемого и нигде не проверялись.

Имели место случаи, когда следователь вместо тщательного допроса ограничивался лишь фиксированием слов обвиняемого. В результате формального отношения к делу обвиняемый не сознавался, несмотря на имеющиеся в деле серьезные улики. Не производились очные ставки, не использовались свидетельские показания.

В одно дело объединялись различные антисоветские группы и отдельные лица, не связанные между собой ни общностью идей, ни деятельностью. Во многих делах отсутствовало полное и всестороннее выявление контрреволюционной, бандитской, шпионской деятельности обвиняемых, особенно их деятельность за последние годы.

В делах по вредительству не уделялось достаточного внимания детальному выяснению картины конкретной вредительской деятельности контрреволюционной организации в целом и каждого обвиняемого в отдельности, между тем как это было абсолютно необходимо для ликвидации последствий вредительства.

Недостаточное внимание уделялось выявлению связей вскрываемых контрреволюционных организаций. По делам об экономическом шпионаже недостаточно выявлялась ценность сведений и материалов, служивших предметом шпионской деятельности.

В отношении арестованных военнослужащих отсутствовали данные, характеризующие их боевую и служебную деятельность.

Обвинительные заключения по делам не соответствовали фактическому материалу, добытому следствием. В ряде случаев моменты, изложенные в обвинительном заключении, не подтверждались материалами следствия.

На рассмотрение Коллегии и Особого совещания при ОГПУ часто направлялись дела, которые могли быть заслушаны республиканскими, краевыми и областными судебными органами.

Техническое оформление следственных дел было небрежным. Отсутствовали данные о начале дела и первичные протоколы допроса обвиняемых. Анкетная часть протоколов не заполнялась, не выяснялось отношение обвиняемого к военной службе. Вещественные доказательства либо вовсе не прилагались, либо прилагались в небрежном виде. Не было описи дел.

Загрузка большим количеством мелких дел и арестованными по этим делам сковывала оперативный состав, отвлекая его внимание от решения других вопросов оперативной работы, мешала концентрации внимания на развитии оперативной работы.

Для устранения отмеченных недостатков заместитель председателя ОГПУ В. Балицкий приказал тщательно проработать их с оперативным составом и предложил немедленно пересмотреть все следственные дела, находящиеся в производстве полномочных представительств. Всех лиц, в отношении которых отсутствовали достаточные данные для направления их дел на Коллегию или Особое совещание, предложил из-под стражи освободить, а дела прекратить.

Устанавливался тщательный просмотр прибывающих с периферии дел с целью немедленной проверки сроков содержания арестованных и порядка следствия. В отношении остальных дел принимались меры к их окончанию, если срок содержания арестованных превышал два месяца. В случае необходимости сверхсрочного содержания арестованных предлагалось строго руководствоваться приказом ОГПУ.

Для того чтобы обеспечить своевременное прохождение дел по аппарату полномочных представительств и дел, поступающих с периферии, выделялись сотрудники, на которых возлагалась проработка всех поступающих дел. Устанавливалась персональная ответственность уполномоченных за порученные им следственные дела.

Обращалось внимание на качество оперативно-следственной работы с целью всестороннего выявления контрреволюционной деятельности обвиняемых, их активности, связей и участия в политических блоках.

На сотрудников полномочных представительств периферии, которые не исполняли указания ОГПУ о порядке ведения следствия и содержания арестованных, предлагалось налагать взыскания[125].

Несмотря на существующие приказы и распоряжения о сроках пересмотра следственных дел Коллегией ОГПУ и Особым совещанием ОГПУ и выполнения судебных решений, было отмечено значительное запаздывание в этой работе, что нарушало четкое и своевременное выполнение судебной работы в органах ОГПУ.

В целях устранения этих недостатков заместитель председателя ОГПУ И. А. Акулов 5 декабря 1931 г. приказал начальникам управлений и отделов ОГПУ обеспечить рассмотрение судебными «тройками» поступающих из местных органов ОГПУ дел в установленный Приказом ОГПУ № 127 от 8 апреля 1931 г. десятидневный срок.

Было предложено установить регулярные заседания судебных «троек» в управлениях и отделах ОГПУ не реже одного раза в шестидневку по выработанному календарному плану. Копии календарных планов необходимо было направлять секретарю Коллегии ОГПУ.

Начальники управлений и отделов ОГПУ были обя-наны возложить руководство и наблюдение за судебной работой на одного из помощников, фамилию которого должны были сообщить секретарю Коллегии ОГПУ. К 1 января 1932 г. необходимо было окончательно разгрузиться от накопившихся нерассмотренных следственных дел, поступивших из местных органов ОГПУ и находящихся в управлениях и отделах свыше десятидневного срока.

Начальнику Отдела Центральной регистратуры (ОЦР) предлагалось обеспечить проверку, регистрацию и направление в соответственные управления и отделы поступающих следственных дел не позже трехдневного срока с момента их получения.

Постановления Коллегии ОГПУ, Особого совещания и судебных «троек» управлений и отделов об освобождении из-под стражи предлагалось выполнять в двадцатичетырехчасовой срок, для чего секретарю Коллегии, начальникам управлений и отделов ОГПУ или их заместителям и помощникам после вынесения решения об освобождении без ограничений служебной запиской сообщать в ОЦР для исполнения решений. ОЦР в день получения служебной записки должен был отдать распоряжение об освобождении, он же осуществлял контроль фактического исполнения на местах постановлений об освобождении.

В целях своевременного выполнения остальных судебных решений Коллегии и Особого совещания при ОГПУ устанавливался следующий порядок: протоколы судебных «троек» управлений и отделов ОГПУ должны были поступать в Секретариат Коллегии ОГПУ не позже чем через три дня после заседания. На секретаря Коллегии ОГПУ возлагалась задача обеспечить контроль за своевременным получением протоколов судебных «троек». Секретариат Коллегии ОГПУ в трехдневный срок обязывался докладывать протоколы судебных «троек» управлений и отделов ОГПУ на утверждение, после чего передавать в ОЦР на исполнение.

ОЦР предписывалось выполнять судебные решения Коллегии и Особого совещания ОГПУ в трехдневный срок с момента получения протоколов.

Начальникам управлений и отделов ОГПУ предлагалось обеспечить направление в ОЦР рассмотренных Коллегией и Особым совещанием ОГПУ дел с выписками не позднее трехдневного срока с момента заседания[126].

Несмотря на прямые указания Приказа ОГПУ № 63/ 31 от 4 февраля 1931 г. (положение о городских и райаппа-ратах), запрещавшего ведение следствия, в ряде областей (Иваново-Промышленной области ИПО, Башкирии, Татарии, Крымской Республики и др.) районные аппараты продолжали вести следствие.

В связи с этим Приказ ОГПУ № 380/С от 23 апреля 1932 г., подписанный зампредом ОГПУ И. А. Акуловым и заместителем Прокурора СССР Катаняном, запретил районным уполномоченным вести следствие по каким бы то ни было делам. Районные уполномоченные имели право вести под непосредственным руководством ПП и опер-секторов только предварительные разработки на основе данных обезвреживаемой сети и других оперативных возможностей (положение о райаппаратах). Надзору прокуратуры по этим разработкам райуполномоченные не подлежали.

Райгоротделения в соответствии с Приказом ОГПУ № 63/31 могли производить следствие. Взаимоотношения райгоротделений с городской прокуратурой должно было осуществляться в порядке специальных инструкций (приказы ОГПУ от 8 ноября 1922 г. № 287 и от 31 августа 1923 г. № 363).

Разногласия между городским прокурором и начальником райгоротделения по следственным делам и другим вопросам прокурорского надзора разрешались прокурором оперсектора и начальником оперсектора, а там, где оперсекторов нет, — ПП ОГПУ и прокурором по надзору за ПП ОГПУ.

Предлагалось не допускать нарушений п. 1 Приказа ОГПУ № 363 от 31 августа 1923 г. о невмешательстве прокуратуры в агентурно-оперативную работу. Было указано на недопустимость передачи органами ОГПУ дел о контрреволюционных преступлениях в органы милиции[127].

В ряде управлений РК милиции вошло в систему допросов избиение заключенных, побои граждан, грубость и брань. Так, уполномоченный Наримановского РУМ НВК Сивов систематически занимался избиением арестованных и граждан, а одного заключенного — Булгакова — избил до того, что тот сошел с ума (осужден Коллегией ОГПУ к 10 г.м к/л (концлагерей); уполномоченный ОО Калининского РУМ МО

Кожухов и участковый инспектор того же РУМ Снегирев демонстративно перед толпой колхозников в 50 человек избили задержанного для выяснения личности гражданина (осуждены Коллегией ОГПУ к пяти годам концентрационных лагерей каждый); делопроизводитель Емецкого РУМ Северного края Покровский при доставке в РУМ пьяного гражданина Окунева избил его, револьвером нанес ему четыре раны в голову и одну в ногу (осужден Коллегией ОГПУ к 10 г.м к/л); командир отделения 1-го взвода Пензенской В/м СВК Зайцев систематически избивал детей от 12 до 15 лет, раздевал их, порол крапивой, а после бил резиновой палкой (осужден Коллегией ОГПУ к 10 г.м к/л).

Несмотря на приказы об искоренении этого явления в практике работы органов милиции и ее отдельных сотрудников, начальники УРКМ не вели борьбы с этими явлениями, на преступные действия своих подчиненных не реагировали или, в лучшем случае, ограничивались наложением на виновных дисциплинарного взыскания, потворствуя тем самым преступникам.

В связи с этим Приказ № 00359 от 5 ноября 1933 г., подписанный заместителем председателя ОГПУ и начальником ГУРКМ Г. Е. Прокофьевым, поставил в известность весь руководящий состав РК милиции, что наравне с лицами, уличенными в избиениях арестованных и грубости к населению, будут преданы суду Коллегии ОГПУ и их начальники, полностью ответственные за действия своих подчиненных.

Расследование дел по этим преступлениям должно было заканчиваться и направляться на Коллегию ОГПУ в кратчайший срок[128].

На рассмотрение Коллегии ОГПУ продолжали поступать следственные дела, проведенные небрежно, с грубым нарушением элементарных правил ведения следствия. Особо безобразным примером халатного ведения следствия являлось следственное дело ПП ОГПУ ИПО по обвинению в участии в контрреволюционной вредительско-диверсионной организации на Кинешемском химическом заводе.

В Приказе ОГПУ № 508 от 17 января 1934 г. указывалось на допущенные по этому делу нарушения. Так, из семи обвиняемых, проходящих по делу, обвинение было предъявлено только троим, несмотря на то что бланки предъявления обвинений были заготовлены своевременно на всех обвиняемых, заполнены и даже подшиты к делу. Очные ставки оформлялись очень небрежно. В деле имеются материалы об очных ставках, подписанные только одним из обвиняемых. Есть и такие материалы об очных ставках, которые подписаны лишь сотрудниками, проводившими эту ставку, и не подписаны ни одним из обвиняемых. При этом на протоколах очных ставок имеется масса поправок, помарок, вставок, которые никем не оговорены. Обвинительное заключение не соответствует материалам следствия. Утверждение, что контрреволюционная организация состоит из бывших фабрикантов, выходцев из социально-чуждой среды, опровергается материалами следствия.

Ряд пунктов о вредительской деятельности были ничем не обоснованы и не проверены. Документация была проведена неудовлетворительно. После окончания следствия дело не просматривалось ни в аппарате УСО ПП, ни руководящими работниками Полпредства.

В связи с вышеизложенным полномочному представителю ОГПУ по ИПО Домбровскому в качестве взыскания было поставлено на вид, начальнику ЭКО ПП по ИПО Верхозину и начальнику УСО ПП по ИПО Пушкову объявлен строгий выговор. Начальник 1-го отделения ЭКО ПП по ИПО Гринберг и уполномоченный 3-го отделения ЭКУ ОГПУ Берлин были арестованы на 10 суток, а уполномоченный ЭКО ПП по ИПО Баннов — на 20 суток[129].

ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю (СКК) представлялось для рассмотрения на Коллегии ОГПУ следственное дело по обвинению И. А. Чернятина и М. И. Чер-нятиной в спекуляции золотом. Дело начато 17 июля 1933 г., закончено 9 сентября. В Москву дело было направлено спустя три месяца. Установленное приказами ОГПУ ходатайство о продлении срока следствия не возбуждалось.

Усматривая в этом грубое нарушение правил следственного производства, Приказом ОГПУ № 1013 от 17 января 1934 г. помощник уполномоченного ЭКО Кубанского оперсектора Черницкий был арестован на 10 суток с исполнением служебных обязанностей. Заместителю начальника ЭКО Кубанского оперсектора Беликову объявлен выговор, а начальнику 5-го отделения ЭКО ПП СКК Ватолину и начальнику УСО того же ПП поставлено на вид за невнимательное отношение к наблюдению за следственным производством[130]. Несмотря на ряд приказов, писем и циркуляров ОГПУ, требовавших соблюдения, особенно в оперативно-следственной работе, четкого оперативного руководства и строжайшей чекистской дисциплины, в ПП ОГПУ по Центральной черноземной области (ЦЧО) имел место случай, грубейшим образом нарушивший эти требования.

Из Полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО поступило на рассмотрение Коллегии ОГПУ дело о контрреволюционной организации на Ленинском сахарном заводе и свеклосовхозе Ивнянского района.

При изучении этого дела и перепроверке следствия в ОГПУ было установлено, что показания обвиняемых по этому делу подтасованы. На ряде протоколов допроса оказались подделанными подписи обвиняемых. Некоторые обвиняемые подписывали не те протоколы, которые им зачитывали. Часть обвиняемых принуждали писать показания под диктовку.

В результате такой фальсификации следственного производства со стороны оперативных сотрудников Полномочного представительства было создано дело о контрреволюционной организации.

Коллегией ОГПУ это дело было прекращено, и всех обвиняемых по нему освободили.

В связи с вышеизложенными фактами непосредственные виновники создания этого дела: помощник начальника 2-го отделения Особого отдела ПП А. Ф. Кушнир и оперуполномоченный ОО ПП В. Ф. Соколов были арестованы и Коллегией ОГПУ приговорены к 10 годам концентрационных лагерей. Уполномоченный ОО ПП И.И. Жуков, уполномоченный Курского оперсектора ОГПУ А. И. Киселев и помощник уполномоченного Курского оперсектора К. Я. Ленский-Секач — к 5 годам каждый.

В процессе расследования дела подтвердилось, что руководящие работники Полномочного представительства и Курского оперсектора проявили преступную халатность.

Учитывая это, Приказом ОГПУ № 1147 от 26 апреля 1934 г. полномочному представителю ОГПУ по ЦЧО Дукельскому, утвердившему обвинительное заключение, был объявлен строгий выговор. Помощник начальника ОО ПП ОГПУ по ЦЧО Бернер, начальник 2-го отделения Особого отдела ПП Певнев, начальник Курского оперсектора Калькис, помощник начальника Курского оперсектора Земцовский с занимаемых должностей были сняты и от работы отстранены.

Особоуполномоченному ОГПУ предлагалось провести строжайшее расследование по установлению персональной виновности каждого, а также расследовать роль в этом деле бывшего начальника ОО ПП ЦЧО Дьяконова[131].

За рассматриваемый период органами ГПУ—ОГПУ были расстреляны более 50 тысяч человек. Необходимо вновь уточнить, что органами безопасности расстреливались лица не только за политические, но и за уголовные преступления. Наибольшее число расстрелов приходится на период, связанный с коллективизацией сельского хозяйства.

Это время можно назвать временем начала массовых репрессий. Политическое руководство страны старалось обосновать трудности экономического развития страны, внедряя ложный тезис об усилении классовой борьбы по мере движения страны к строительству социализма.

Так называемый «Великий перелом» сопровождался окончательной ликвидацией нэповских начал в экономике. К началу 30-х гг., в целом в стране сложилась всеобъемлющая система административно — командного управления экономикой, которая опиралась на государственную собственность и в значительной степени на внеэкономические методы принуждения к труду.

Наделение органов государственной безопасности и милиции чрезвычайными внесудебными полномочиями являлось вполне обоснованным явлением в экстремальных условиях, когда существовала непосредственная угроза безопасности государства, но в 20-х — начале 30-х гг. такой угрозы уже не было.

Тем не менее начиная с середины 20-х гг. внесудебные полномочия легли в основу деятельности правоохранительных органов. Они являлись послушным инструментом в деле становления и поддержания в стране сталинского авторитарного политического режима. Деятельность внесудебных органов в системе ГПУ—ОГПУ и РКМ в этот период была незаконной.

«Тройки» ГПУ-ОГПУ

Особо следует остановиться на так называемых «тройках» ГПУ—ОГПУ. С момента реформы органов безопасности от 6 февраля 1922 г. «тройки» были ликвидированы, но постепенно с 1923 г. они воссоздаются и продолжают функционировать вплоть до 1938 г. включительно.

В 20-е гг. «тройки» сыграли свою положительную роль при борьбе с отдельными преступлениями. Таким положительным примером может служить деятельность «троек» по борьбе с фальшивомонетничеством. Денежная реформа 1923 г. положила конец хаотическому состоянию денежного хозяйства страны и выявила небывалые масштабы фальшивомонетничества. Количество преступлений, связанных с этим видом деятельности, по сравнению с 1920 г. в 1923 г. возросло на 658%[132].

В связи с этим встал вопрос о борьбе с фальшивомонетчиками в общегосударственном масштабе с применением особых, чрезвычайных мер.

Как уже отмечалось ранее, чрезвычайные меры были санкционированы Постановлением ЦИК СССР от 1 апреля 1923 г., которое изъяло дела о фальшивомонетчиках из ведения общих административных и судебно- следствен-ных органов ОГПУ для разбирательства во внесудебном порядке с усилением мер социальной защиты вплоть до высшей меры наказания.

28 августа 1923 г. СТО создал специальную комиссию в составе представителей ГПУ, НКВД, НКФ, Госбанка и Госзнака, которая приняла решение: работу по борьбе с фальшивомонетничеством объединить при Экономическом управлении ОГПУ, создав для этой цели специальную «тройку», которой поручалось выработать план работы и проекты мероприятий по усилению борьбы с фальшивомонетчиками. Председателем «тройки» был назначен начальник ЭКУ ГПУ 3. Б. Кацнельсон, а членами — начальник Управления Уголовного розыска республики Николаевский и начальник секретно-оперативного отдела МГО ГПУ Михайлов. Ударная работа в области борьбы с фальшивомонетчиками была объявлена с 1 сентября и должна была быть закончена не позднее 1 декабря 1923 г. Однако за такой короткий срок, конечно, нельзя было покончить с этим явлением.

«Тройки» создавались при всех полномочных представительствах ГПУ. Специального аппарата они не имели, а использовали оперативный состав органов ГПУ и Уголовного розыска. Была установлена оперативная отчетность местных органов ГПУ и Уголовного розыска перед центральной «тройкой» по борьбе с фальшивомонетничеством.

1 апреля 1924 г. Президиум ВЦИК СССР в интересах быстрейшего производства следствия и усиления борьбы с фальшивомонетчиками предоставил Коллегии ОГПУ право внесудебного рассмотрения дел вплоть до вынесения приговора о высшей мере наказания в отношении лиц, занимающихся изготовлением, сбытом и хранением фальшивых денежных знаков и звонкой монеты, имеющих обращение на территории СССР.

6 апреля 1924 г. в целях урегулирования вопроса борьбы с фальшивомонетничеством была направлена шифр-телеграмма прокурорам губернских, областных и автономных республик. В ней разъяснялось право органов ОГПУ на внесудебное рассмотрение дел в отношении лиц, занимающихся изготовлением, сбытом и хранением фальшивых денежных знаков, вплоть до вынесения приговора о высшей мере наказания. Предварительное следствие по данной категории дел должно заканчиваться в кратчайший срок в порядке упрощенного судопроизводства (ст. 381 УПК РСФСР), без участия обвинителя и защиты, с вызовом наименьшего количества свидетелей и слушания дела при закрытых дверях.

Дела по случайному сбыту фальшивых банкнот или денежных знаков рассматривались в общем судебном порядке. Прокурорский надзор по этого рода делам осуществлялся в полном объеме применительно к разделу III Инструкции прокурорам по наблюдению за органами ОГПУ от 1 ноября 1922 г.[133] Результаты работы по борьбе с фальшивомонетничеством появились весьма быстро. В докладе о работе Экономического управления с 1 августа 1923 г. по 1 февраля 1924 г. отмечалось, что «до момента организации «тройки» не было раскрыто органами Уголовного розыска ни одной организации, изготовляющей червонцы… по сей день раскрыто и ликвидировано 17 организаций фальши- вомонетчиков»[134].

Особое место в отношении изготовления и распространения фальшивых денег занимал Северный Кавказ, где этот вид «промысла» пустил глубокие корни еще до революции. В связи с этим при экономических отделах на местах были выделены специальные «тройки», которые были подчинены краевой «тройке» при экономотделе Полномочного представительства ОГПУ СКК.

Деятельность «тройки» по борьбе с фальшивомонетничеством на Северном Кавказе положительно сказалась на раскрываемости данного вида преступлений. Так, в 1924 г. было раскрыто 11 организаций фальшивомонетчиков, в 1925 г. — 19.

К лицам, осужденным за фальшивомонетничество, применялись жесткие репрессивные меры. Так, из 330 задержанных к высшей мере наказания по СКК были приговорены 106 человек, к 10 г.м заключения — 45. Наибольшее количество организаций было раскрыто в Ростове — 7, Краснодаре — 5 и Армавире — 4[135].

Дела на фальшивомонетчиков в основном рассматривались «тройками» ОГПУ. Иногда в силу малозначительности совершенного преступления дела передавались на рассмотрение в губернские и окружные суды, но 2 сентября 1926 г. Экономическое управление запретило какую-либо передачу дел на фальшивомонетчиков в судебные органы без его санкции.

13 марта 1925 г. центральной «тройкой» были подведены первые итоги о числе раскрытых организаций фальшивомонетчиков, изготовлявших фальшивые и поддельные денежные знаки советского образца и иностранной валюты в период с 15 сентября 1923 г. по 1 марта 1925 г. Всего за это время в стране было ликвидировано 174 организации с количеством обвиняемых 1487 человек и ликвидировано 26 мелких дел (58 человек обвиняемых).

Общее число обвиняемых по возникшим 200 делам — 1545 человек. Число обвиняемых по делам, заслушанным в Коллегии ОГПУ, — 841. Общее число обвиняемых по делам, находящимся в стадии следствия — 704.

В 1926 г. Коллегией ОГПУ, Особым совещанием при Коллегии ОГПУ, а также на чрезвычайных сессиях губернских судов по СССР было заслушано еще 205 дел, связанных с подделкой, изготовлением или сбытом фальшивых денежных знаков, в 1927 г. — 243 дела.

К 1 марта 1928 г. были раскрыты еще две организации фальшивомонетчиков: одна в г. Москве, существовавшая шесть месяцев, и в Калуге, производившая фальшивые казначейские билеты в течение двух с половиной лет[136].

Организовывались «тройки» на местах и по другим делам. Так, Политбюро ЦК 8 июня 1927 г. согласилось с тем, чтобы ОГПУ предоставляло полномочным представительствам право вынесения внесудебных приговоров вплоть до расстрела виновных в преступлениях белогвардейцев. Это право было подтверждено ЦИК СССР[137]. На местах для внесудебной расправы над противниками советской власти решением Президиума ЦИК СССР от 9 июня 1927 г. стали создаваться местные «тройки». Например, такая «тройка» была образована при Полномочном представительстве ОГПУ Дальневосточного края (ДВК) 29 июля 1927 г. В нее вошли председатель Полномочного представительства ОГПУ Ф. Д. Медведь, начальник Секретно-оперативного управления (СОУ) И. Ф. Решетов и начальник УПО Кондратьев[138]. 15 июня 1927 г. Президиум ЦИК СССР в связи с белогвардейскими выступлениями постановил предоставить ОГПУ право расстреливать во внесудебном порядке не только белогвардейцев, но также шпионов и бандитов.

ОГПУ давалось право предоставлять необходимые полномочия своим полномочным представительствам на применение внесудебных приговоров вплоть до ВМН по вышеуказанным делам[139].

Председатель ОГПУ В. Р. Менжинский 19 июля 1927 г. сделал доклад на Политбюро ЦК ВКП(б) «О результатах операции по СССР, произведенной в июне 1927 г.». Всего по СССР произведено во время июньской операции до 20 тысяч обысков и арестов. Аресту подвергнуто до девяти тысяч человек. В своем докладе он предложил число расстрелянных ограничить сравнительно небольшой цифрой, передавая дела главных шпионских организаций в гласный суд[140].

Кроме «тройки» по борьбе с фальшивомонетничеством, в Центральном аппарате ОГПУ к 1929 г. работали еще семь «троек».

В октябре 1929 г. особоуполномоченный при Коллегии ОГПУ В. Д. Фельдман сообщает Г. Г. Ягоде о медлительности в рассмотрении дел «тройками». За ОГПУ в то время числилось дел на шесть тысяч человек, которые следствием были закончены и присланы с мест для своего разрешения. Данные дела ждали своего рассмотрения на Коллегии или Особом совещании несколько месяцев.

Рост числа заключенных в связи с возросшими объемами оперативной работы ОГПУ (кризис хлебозаготовок, высылка кулаков) создавал тяжелое положение на местах. Перегрузка тюрем достигла невиданных масштабов.

Компетенция «троек» ОГПУ по предварительному рассмотрению законченных следствием дел была следующая:

1. «Тройка» Контрразведывательного отдела рассматривала дела Контрразведывательного отдела, Особого отдела и Московского военного округа.

2. «Тройка» Секретного отдела рассматривала дела Секретного отдела и отчасти Информационного отдела.

3. «Тройка» Оперативного отдела — дела уголовников-рецидивистов и бандитские.

4. «Тройка» Транспортного отдела — дела уголовников-рецидивистов, бандитские и другие, связанные с транспортом.

5. «Тройка» Экономического управления — дела на социально опасных эконом-валютчиков, спекулянтов и т. п. дела.

6. «Тройка» Главного управления Погранохраны — дела контрабандистов.

7. «Тройка» Специального отдела — дела, связанные с их пересмотром, лагерные преступления, а также дела по досрочному освобождению.

8. «Тройка» при особоуполномоченном рассматривала дела на сотрудников ОГПУ, дела на лиц, у которых заканчивался срок в лагерях, ссылке и т. д., дела на беспризорных и иные, не подпадающие к рассмотрению в других отделах.

Однако должного эффекта и быстроты рассмотрения дел существование восьми «троек» не давало. Случалось, что одно и то же дело слушалось на двух «тройках» и выносились два постановления, противоречащих друг другу.

Приказывалось принять срочные меры по разгрузке «троек» от скопившихся дел и в ударном порядке за две-три недели ликвидировать загрузку путем незамедлительного рассмотрения дел на «тройках», после чего существующие «тройки» предлагалось распустить и образовать две-три, так как раздробленность была нецелесообразна с точки зрения единства карательной линии и по техническим причинам.

Г. Г Ягода поддержал эти предложения. Все существовавшие «тройки» по предварительному рассмотрению законченных следствием дел Коллегии ГПУ и Особого совещания были распущены. Для предварительного рассмотрения дел были образованы три «тройки».

1. «Тройка» по делам Секретного отдела, Контрразведывательного отдела, Главного управления Погранохраны, Транспортного отдела, Оперативного отдела и Информационного отдела.

Председателем этой «тройки» был назначен помощник начальника СОУ Я. X. Артузов (с заменой начальником КРО Я. К. Ольским или начальником СО Я. С. Аграновым), а членами — Вележев (или Андреева) и начальник или помощник соответствующего отдела, дела которого рассматриваются.

Секретарем на всех заседаниях указанной «тройки» был назначен секретарь СОУ П. И. Буланов с заменой Л.Н. Ивановым.

2. «Тройка» по делам Экономического управления в составе: председательствующий — начальник ЭКУ Г.Е. Прокофьев или его помощник, члены: начальник ИНФО Н. Н. Алексеев (или И. В. Запорожец) и особоуполномоченный В. Д. Фельдман, а также начальник или помощник начальника соответствующего отделения, дела которого рассматриваются.

3. Все остальные дела должна была рассматривать «тройка» в составе: председательствующий — особоуполномоченный Коллегии ОГПУ В. Д. Фельдман (без замены) и члены: К. В. Паукер и начальник или помощник соответствующего отдела, дела которого рассматриваются.

Вышеуказанные «тройки» рассматривали соответственно по принадлежности: как законченные следствием дела, так и все вопросы, связанные с пересмотром дел ввиду окончания срока, прерывания наказания, по болезни и т. п.

Крупные по значимости дела, дела, имеющие политическое значение, и дела, опротестованные прокуратурой, ставились на рассмотрение Коллегии О ГПУ и Особое совещание по принадлежности.

Ввиду большой загрузки мест заключения и жалоб местных органов на затягивание присланных на рассмотрение оконченных следствием дел Г. Г. Ягода предложил вновь образованным «тройкам» в срочном порядке в две десятидневки рассмотреть все законченные следствием дела и доложить ему[141].

Необходимо отметить, что «тройки» работали с участием прокуроров и все приговоры посылались на утверждение в Коллегию ОГПУ.

Ведение дел органами РКМ, так же как и ОГПУ, оставляло желать лучшего. Дела, рассмотренные «тройками» ПП и подлежащие утверждению Коллегии ОГПУ, Учетно-статистическим отделом (УСО) ПП направлялись в одних случаях через ГУРКМ, а в других — через особые отделы и другие отделы ОГПУ, что создавало ряд неудобств.

17 декабря 1933 г. Приказ ОГПУ № 0134 изменил предыдущее постановление. Дела, расследованные органами РК милиции, рассмотренные на «тройках» при полномочных представительствах ОГПУ и требующие утверждения судебной Коллегии ОГПУ, предписывалось направлять только в ГУРКМ через Учетно-статистический отдел.

В связи с кризисом хлебозаготовок ОГПУ предпринимались меры по изъятию хлеба у населения, и здесь не обошлось без расширения внесудебных полномочий.

Политбюро ЦК 3 января 1929 г., рассматривая вопросы комиссии по политотделам, предложило НКЮ обеспечить максимальную быстроту осуществления репрессий в отношении кулацких террористов[142].

23 сентября 1929 г. ОГПУ, констатируя недостаточное развертывание оперативных мероприятий полномочными представительствами по хлебозаготовкам, предложило усилить применение репрессивных мер по высылке зажиточных кулацких слоев, уклонявшихся от выполнения заданий по хлебозаготовкам, и злостных спекулянтов.

Дела, требующие немедленных репрессий, по согласованию с областными, краевыми комитетами могли рассматриваться во внесудебном порядке, причем полномочные представительства ОГПУ могли самостоятельно выносить меру наказания по согласованию с партийными инстанциями, телеграфно сообщая Г. Г. Ягоде для санкции. В сообщении необходимо было изложить сущность обвинения, имя, отчество и фамилию осужденного. После санкции приговор мог приводиться в исполнение. Чуть позже этот порядок немного изменился. Дела, требующие немедленных репрессий, после предварительного рассмотрения и определения меры наказания в полномочных представительствах ОГПУ по согласованию с комитетами ВКП(б) направлялись в Москву с докладчиком для внесудебного рассмотрения. (Телеграмма ОГПУ № 122 от 15 октября 1929 г., телеграмма ОГПУ № 157 от 31 октября 1929г.)

Коллективизация, раскулачивание и ссылки кулаков стали центральной политической кампанией большевиков. К решению этих вопросов ЦК ВКП(б) приступил в декабре 1929 г., когда И. В. Сталин провозгласил переход от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике его ликвидации как класса. Районами сплошной коллективизации, откуда осуществлялась высылка кулацких элементов, являлись основные зерно-производящие районы страны.

Вопрос о коллективизации и борьбе с кулачеством прорабатывался в ОГПУ заблаговременно. 12 января 1930 г. помощник начальника СОУ ОГПУ Я. X. Артузов сообщил заместителю председателя ОГПУ Г. Г. Ягоде и начальнику СОУ ОГПУ Е. Г. Евдокимову о своем опыте участия в «тройке» по рассмотрению дел о кулацких группировках. Этот доклад был подготовлен им на основе изучения дел в г. Самаре и г. Свердловске, а также опыта сплошной коллективизации в районе «Калач» Россошанского округа (подшефный ОГПУ район).

По его мнению, массовые аресты кулаков во всех земледельческих районах в начале осенней хлебозаготовительной кампании и систематические аресты кулацких контрреволюционных организаций и группировок, проведенные ОГПУ осенью 1929 г., произвели сильное воздействие на деревню. Наиболее сильным ударом по кулачеству являлись меры по сплошной коллективизации целых районов. В результате чего кулаки бросали имущество на произвол судьбы, отправлялись на восток, увозя на подводах лишь часть наиболее ценного. В каких-то местах кулакам предоставлялось право занятия неудобных земель (они выселялись на «кочки» на Урале и «на песоч-ки» в ЦЧО).

В районах, ранее других перешедших к коллективному хозяйству (например, на Урале), отмечались характерные «болезни» колхозов: их разложение из-за недостатка организаторов и превращение в капиталистическую артель под влиянием проникших в них кулаков.

Случаи распада колхозов широко использовались кулаками. При всяких неполадках в строительстве колхозов они старались отвоевать обратно потерянные позиции.

Я. X. Артузов предлагал в дальнейшем не выселять кулаков на соседние «кочки» или «песочки», так как кулак если и не посмеет весной 1930 г. перейти к созданию контрреволюционных организаций и к широкому террору против колхозников, то можно будет ожидать с его стороны массовые поджоги. Это подтверждает и заявление делегации бедняков и середняков, приехавших в Самарский отдел ОГПУ из очищенного этим отделом от кулаков села. Крестьяне благодарили чекистов за избавление их от кулаков, но настойчиво просили аннулировать «также и семейства кулаков, так как без этого колхозы все равно сгорят».

На основании изложенного Я. X. Артузов предлагал поставить перед правительством вопрос о ликвидации кулацких семейств. Хотя бы небольшой процент кулачества он предлагал, не теряя времени, переселить на свободные земли Сибири, создать специальную организацию для систематической эвакуации кулацких семейств в Сибирь по особо разработанному плану. Предлагалось выселить отовсюду хотя бы незначительное количество кулацких семейств, что само по себе сдерживало активность кулачества.

Затраты государства на это должны были окупиться сохранением материальных ценностей в колхозах[143]. 15января 1930 г. ОГПУ были подведены предварительные итоги борьбы с контрреволюцией на селе в 1929 г. Истекший год характеризовался упорным сопротивлением кулаков мероприятиям партии и Советской власти. Особенно возрастала активность кулацкого белогвардейского контрреволюционного актива, пытающегося встать на путь прямой организованной борьбы, вплоть до попыток подготовки вооруженных выступлений и организации банд.

В 1929 г. были ликвидированы 7305 контрреволюционных образований, арестованы 95 208 человек. Было закончено следствие по 6221 контрреволюционному образованию; арестовано 81 205 человек. Сопротивление мероприятиям Советской власти выражалось в следующих формах: террор в отношении деревенских советских и партийных активистов, представителей местной власти, массовые выступления в целях срыва мероприятий по проводимым хозяйственным, общественным и т. п. кампаниям, контрреволюционная агитация, распространение всевозможных провокационных слухов, изготовление и распространение контрреволюционных листовок с призывами «готовиться к боям» и противодействовать мероприятиям власти, вредительство в отношении коллективных хозяйств (поджоги).

В 1929 г. по сравнению с предыдущими годами в стране значительно выросло количество террористических актов. Так, 1926 г. — 711 террористических актов; в 1927 — 901; в 1928 — 1027; в 1929 г. — 8278.

Половина всех зарегистрированных в 1929 г. террористических актов (4688) падает на четыре месяца (август — ноябрь), т. е. на период наибольшей напряженности обстановки на селе.

Рост террористических актов происходил за счет активного противодействия хлебозаготовкам и был направлен в основном против деревенского актива, участвующего в их проведении. С осени число террористических актов возросло. Террористы путем поджогов и разгромов советских, общественных, кооперативных организаций и колхозов упорно противодейстовали процессу коллективизации деревни. В 1929 г. в СССР было зарегистрировано 1190 случаев массовых выступлений. В 1926-1927 гг. таких выступлений было зарегистрировано 63, в 1928 г. — 709.

Все более четко вырисовывался антисоветский характер большинства массовых выступлений, которые активизировались в июне, октябре и ноябре 1929 г. Рост массовых выступлений в эти месяцы шел в основном за счет возрастания числа выступлений на почве хлебозаготовок. Серьезное значение на протяжении всего 1929 г. имели выступления на религиозной почве.

В период хлебозаготовок органами ОГПУ в деревне ликвидировано 137 контрреволюционных организаций, арестовано 4462 человек; контрреволюционных группировок — 3464, арестовано 20 922; и еще арестованы 23 684 одиночек.

Резко возросла контрреволюционная активность. В ряде мест лидеры антисоветских организаций перешли на нелегальное положение. Церковники и сектанты поддерживали контрреволюционные и бандитские элементы. Шла усиленная работа по привлечению к антисоветской деятельности молодежи, особенно для организации террористических групп. Зарубежные центры создавали контрреволюционные, диверсионные, повстанческие, бандитские организации в БССР и на Украине.

Повсеместно отмечалось стремление вооружаться путем скупки оружия или его захвата. Почти каждая организация старалась завербовать красноармейцев, прощупать их настроения, проникнуть в армию для ведения контрреволюционной работы. В 1929 г. в армии ликвидировано 240 группировок, число участников в которых составляло 1482 человек; выявлены и уволены из частей Красной Армии 9182 человек социально чуждых элементов.

Группировки в 1929 г. все чаще ставили задачи на быстрое создание организации для поднятия восстания. Поэтому эти группировки носили ярко выраженный характер повстанческих ячеек.

В органах ОГПУ на местах в следственном и оперативном производстве были заведены дела на 56 429 человек. Стало очевидным, что в условиях пребывания в деревне различных контрреволюционных авторитетов и идеологов, бывших главарей банд, офицерства, атаманов, бывших руководителей белого повстанческого движения и т. д. происходило их сращивание с озлобленными и ущемленными кулацко-белогвардейскими элементами деревни, что представляло собой серьезную опасность для власти[144].

Связанные с переселением кулаков директивы ОГПУ издало 18 января 1930 г. Постановление ЦК ВКП(б)

«О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» от 30 января 1929 г. санкционировало репрессии против кулацких элементов. Конвейер ссылки кулаков был налажен в феврале. Осуществить мероприятия надлежало в основном до весеннего сева.

На заседании Коллегии ОГПУ с полномочными представителями ОГПУ и начальниками подразделений ОГПУ, проходившем под председательством Г. Г. Ягоды 31 января 1930 г., слушали проект постановления комиссии Е. Г. Евдокимова.

Для обеспечения выполнения репрессивных мероприятий в отношении антисоветских и кулацких элементов постановили всем ПП ОГПУ строго руководствоваться следующими основными положениями, в которых указывались категории репрессированных.

К первой категории относился контрреволюционный актив: члены к.-р. организации, группировок, отдельные к.-р. идеологи, вдохновители к.-р. выступлений, активные кулаки с махровым к.-р. и бандитским прошлым, проходящие по разработкам, а также антисоветский актив церковников и сектантов.

Дела на лиц, относящихся к первой категории, должны были рассматриваться во внесудебном порядке «тройками» ПП ОГПУ с представителями от крайкома ВКП(б) и прокуратуры. «Тройки» в ПП ОГПУ предлагали создать немедленно. Состав «тройки» высылался на утверждение Коллегии ОГПУ.

Ко второй категории причислили наиболее богатых кулаков, бывших помещиков и других лиц, из которых формировался антисоветский актив.

Для проведения массовых репрессий по второй категории предлагали организовать на местах распоряжением ПП ОГПУ оперативные «тройки» и для руководства операцией, а также для концентрации всех материалов и для организации постоянной связи с Центром.

В окротделах ОГПУ организовывались аналогичные оперативные группы во главе с начальником отдела ОГПУ. В распоряжении «тройки» окротдела ОГПУ, особенно в районах наибольшей опасности (в смысле возможности осложнений), необходимо было иметь маневренные части ОГПУ.

В районах в операции действовали непосредственно специальные районные оперативные группы.

Для организации бесперебойной отправки выселяемых создавались сборные пункты. При отправке им разрешалось брать с собой имущество и продовольствие в пределах установленной нормы. Причем в обязательном порядке предлагалось брать с собой топоры, пилы, лопаты, плотницкие инструменты, по возможности хомуты и шлеи, а продовольствия — из расчета на месяц, общим весом не больше 5-30 пудов на семью.

Установленные сроки операции по выселению по разным регионам были свои. Так, по СКК, СВК, НВК — 10 февраля; по УССР, ЦЧО — 15 февраля; по БССР -1 марта 1930 г. В соответствии с этими сроками планировалась и отправка выселяемых с 15 февраля по 5 марта 1930 г.

Количество выселяемых и места выселения также распределялись. Всего в первую очередь выселяли 14 тысяч человек на Урал, в Казахстан, в Северный край, Сибирь.

Во вторую очередь планировалось выселение из Ленинградской области б тысяч человек; Татреспублики — 4 тысяч; из Башреспублики — 5 тысяч; из Крыма — 3 тысяч в Северный край. Из Московской области — 15 тысяч человек в Сибирь. Из Западного края — 7 тысяч на Урал. Из Ивановской области и из Нижегородского края — по 4 тысяч человек в Казахстан и т. д.[145]

На проходившем вечером 31 января 1930 г. заседании Коллегии ОГПУ с участием его полномочных представителей и ответственных работников ОГПУ, посвященном вопросу о кулаке, заместитель председателя ОГПУ С. А. Мессинг попросил В. М. Молотова выступить на этом заседании.

В. М. Молотов об этой просьбе сообщил И. В. Сталину, который ответил Г. Г. Ягоде по поводу просьбы С.А.Мессинга. И.В. Сталин считал нецелесообразным и неправильным превращение конкретной и совершенно определенной директивы ЦК о кулаке из предмета проведения в жизнь в предмет широкой агитации среди актива чекистов. Он считал, что достаточно будет, если директива ЦК о кулаке будет передана полномочным представителям ГПУ на руки. Ни В. М. Молотов, ни кто-либо из секретарей ЦК не стали принимать участия в совещании «ответственных работников ОГПУ». Они посчитали это излишним[146].

4 февраля 1930 г. на заседании Президиума ЦИК СССР представил ОГПУ право на время проведения операции по ликвидации кулачества передоверить свои полномочия по внесудебному рассмотрению дел ПП ОГПУ (полномочным представителям ОГПУ) краев и областей с тем, чтобы внесудебное рассмотрение дел производилось с участием представителей крайисполкомов (облисполкомов) и прокуратуры[147].

Для исполнения постановления был издан соответствующий приказ ОГПУ, согласно которому в состав «троек» включались представители крайкомов (обкомов) ВКП(б), и этот состав утверждался Коллегией ОГПУ.

Расселяли кулаков небольшими группами в поселках под управлением комендантов (так называемые трудовые поселки), именуя их при этом «спецпереселенцами» (до 1934 г.), «трудпоселенцами» (в 1934-1944 гг.),ас 1944 г. — «спецпоселенцами». Правила и обязанности спецпереселенцев и административное управление спецпоселками регламентировались особыми положениями и инструкциями центральных и местных органов Советской власти, а с 20 мая 1931 г. — органов ОГПУ. Управлялись спецпоселки спецкомендатурами, во многих случаях фактически являвшимися неформальными низовыми органами Советской власти на местах.

Принятое 1 февраля 1931 г. Постановление ЦИК и СНК СССР «О предоставлении краевым (областным) исполкомам и правительствам союзных республик права выселения кулаков из пределов сплошной коллективизации сельского хозяйства» способствовало еще более массовым, чем в 1930 г., депортациям крестьянства. При этом внутрикраевые переселения отменялись, причем не только для третьей, но и для второй категории (за исключением Сибири, Урала и Дальнего Востока).

Новая волна депортаций развернулась фактически в середине марта 1931 г. Выселение производилось с 20 марта по 25 апреля и с 10 мая по 18 сентября 1931 г.

2 апреля 1931 г. начальникам управлений и отделов ОГПУ был направлен циркуляр № 127, в котором в связи с ограничением «троек» ПП и предстоящим массовым наплывом следственных дел в ОГПУ было предложено вновь провести реорганизацию «троек».

Для предварительного разбора дел предлагалось организовать «тройки» при Экономическом управлении, Секретно-политическом отделе (СПО), Особом отделе, Полномочном представительстве МВО и особоуполномоченном при Коллегии ОГПУ.

Состав «троек» определялся следующим образом:

при ЭКУ — Г. Е. Прокофьев (с заменой Н. Л. Воленбергом, В. Д. Фельдманом, Рутенбургом);

при СПО — Я. С. Агранов (с заменой А. А. Андреевой), Л. Б. Залин (с заменой В. А. Стырне), Б. А. Бердичевский;

при ОО — Я. К. Ольский (с заменой Л. Б. Залиным), В. А. Стырне (с заменой Николаевым), А. А. Андреева;

при ПП МВО — Л. Н. Вельский (с заменой 3. Б. Кацнельсоном), Б. М. Гордон, В. Д. Фельдман; при особоуполномоченном — В. Д. Фельдман, Б. А. Бердичевский, Л. В. Коган (с заменой М. Д. Берманом), Алиевский, Рутенбург и В. А. Кишкин (с заменой А. Ю. Гри-гаровичем).

На всех заседаниях «троек» было обязательно «участие соответствующего представителя прокуратуры ОГПУ».

Дела, в которых предлагалось применение высшей меры наказания, а также имеющие особое принципиальное значение и те, по которым имелись расхождения мнений, переносились на рассмотрение Коллегией ОГПУ[148].

С началом коллективизации резко возросло количество спецпереселенцев. В связи с этим 20 июня 1931 г. были организованы Отдел по спецпереселенцам в ГУЛАГе ОГПУ и отделы по спецпереселенцам в полномочных представительствах ОГПУ Уральской области, Северного края и Восточно-Сибирского края.

В целях решительного пресечения все еще продолжающегося в значительных размерах бегства кулаков, высланных в Северный край, Сибирь, на Урал и в другие места СССР, всем полномочным представительствам приказывалось провести решительную борьбу с усилением мер репрессий в отношении лиц, бежавших с мест поселения. В случае выявления антисоветской деятельности их приговаривали к заключению в концлагерь вплоть до применения высшей меры наказания по постановлениям край- облтроек[149].

Июньский 1931 г. Пленум ЦК констатировал завершение коллективизации, но только в основных зерновых районах.

Политбюро ЦК ВКП(б) 5 августа 1931 г. уточнило, что решение Политбюро от 10 июля об обязательном санкционировании ЦК приговоров, вынесенных Коллегией ОГПУ о высшей мере наказания, не касается уголовных преступников (бандитов, фальшивомонетчиков и т. п.)[150].

28 августа 1931 г. порядок рассмотрения дел несколько изменился. Все законченные следственные дела, рассматриваемые высшими «тройками», по которым срок наказания был более трех лет лагеря, выносились на рассмотрение судебного заседания Коллегии ОГПУ[151].

К сентябрю 1931 г. массовые операции по выселению кулацких семей в отдаленные районы Союза были прекращены.

Дальнейшая работа по выселению кулацких семей из районов сплошной коллективизации разрешалось производить в индивидуальном порядке и небольшими группами по мере их выявления.

Дела о бытовых преступлениях спецпереселенцев (хулиганство и пр.), совершаемых ими на территории спецпоселков, которые рассматривались ранее во внесудебном порядке на «тройках» полномочных представительств, предлагалось направлять в нарсуды или рассматривать в административном порядке. Таким образом шла разгрузка «троек»[152].

В связи с тем, что бегство высланных не прекращалось, в силу вступил Приказ ОГПУ № 402с от 28 апреля 1932 г., регламентировавший процедуру рассмотрения этих дел.

Дела на кулаков, бежавших с мест ссылки, подлежали рассмотрению на судебных «тройках» тех полномочных представительств ОГПУ, на территории которых данные лица были задержаны.

Запрещалось этапирование задержанных кулаков на место их прежнего жительства или на место поселения, за исключением случаев, когда они проходили по групповым делам. Дело должно было быть закончено в течение месяца для кулаков, задержанных на территории края, из которого они бежали. Для кулаков, арестованных на территории другого края, — в двухмесячный срок .

Временно для рассмотрения поступающих на Коллегию ОГПУ законченных следственных дел была организована еще одна «тройка» в составе В. Д. Фельдмана, А. А. Андреевой и Дьякова «с участием прокуратуры ОГПУ».

6 января 1933 г. Приказ № 5 СПО УСО в связи с поступающими с мест запросами о порядке применения Приказа ОГПУ № 25/с 1932 г. дал разъяснения: по приказу подлежали пересмотру «тройками» ПП ОГПУ дела на тех осужденных по статье о контрреволюции в деревне, следствие по которым велось аппаратами Секретно-политического отдела.

Дела на членов антисоветских партий и городской контрреволюционный элемент, осужденные постановлениями Коллегии и Особым совещанием ОГПУ по линии СПО, пересматривались исключительно СПО ОГПУ.

Дела по всем другим преступлениям, подсудным «тройкам» ПП ОГПУ (палиц, осужденных «тройками»), должны были пересматриваться последними по докладу соответствующих отделов — управлений ПП ОГПУ на основании данных дел и характеристик, поступающих из управлений лагерей и УСО ПП ОГПУ в порядке Приказа ОГПУ № 604/с от 1932 г.[153]

Несмотря на организацию новой «тройки» в системе ОГПУ, на частичную передачу уголовных дел в народные суды, установление жестких сроков рассмотрения следственных дел на выселяемых, ОГПУ в одиночку с этой задачей не справлялось. На помощь пришла Рабоче-крестьянская милиция.

Применительно к Положению об Особом совещании органам РКМ предлагалось применять меры внесудебных репрессии органами РКМ в отношении лиц, отказавшихся добровольно выехать из местности, в которой им запрещалось проживание, а также возвратившихся после отказа в местность, в которой им проживание запрещалось, прибывших на жительство после отказа им в выдаче паспорта в местность, в которой паспортизация населения проводилась по Инструкции СНК СССР от 11 января 1933 г. (режимные местности), при том что органами РК милиции было отказано в проживании или сделано предупреждение о запрещении проживания.

Для этой цели при полномочных представительствах ОГПУ организовывались специальные «тройки» в составе председателя — помощника полномочного представителя по милиции — и членов — начальника

Паспортного отдела и начальника Оперативного отдела ПП ОРМУ с участием прокурорского надзора. «Тройки» обязывались рассматривать материалы, поступающие из городов, являющихся центрами союзных автономных республик или краев (областей), в 40-часовой срок с момента задержания гражданина, а поступающих из иных местностей — в 48-часовой срок с момента получения ими материалов.

Оформление дел на задержанных лиц проводилось органами РКМ в 24-часовой срок, причем на каждое задержание требовалось наличие санкции местного прокурора. Задержание без санкции прокурора могло производиться в сельских местностях. В таких случаях в суточный срок ему посылалось письменное уведомление о задержанном с подробной мотивировкой основания задержания.

«Тройками» рассматривались дела согласно спискам, которые представляли управления (отделения) РК милиции. Списки в «тройки» передавались через паспортные отделы управлений РК милиции союзных автономных республик или краев и областей. Копии всех протоколов заседаний «троек» в суточный срок направлялись в Паспортный отдел ГУРКМ при ОГПУ[154].

Секретарь СПО ОГПУ Светлов 13 февраля 1933 г. сообщил сведения о числе задержанных беглых лиц за время с начала операции по 10 февраля 1933 г.[155]

К разряду дел, расследованных органами РК милиции и требующих утверждения Коллегий ОГПУ, стали относиться дела: о должностных преступлениях сотрудников, предусмотренные инструкцией, изданной на основании приказа № 1/065 от 16 мая 1933 г.; дела о бандитизме, когда решением «тройки» Полномочного представительства вынесен приговор о ВМН; дела, требующие утверждения Коллегией ОГПУ, рассмотренные «тройками» Полномочного представительства; дела о хищениях социалистической собственности, сопровождающиеся убийствами, поджогами и если таковые закончены следствием в органах милиции.

По всем остальным делам, законченным расследованием в органах РК милиции, в отношении которых решения местных судебных «троек» являлись окончательными, местные управления РК милиции в целях последующего контроля немедленно после рассмотрении дел на «тройках» полномочных представительств высылали в ГУРКМ повестку судебного заседания «троек» и выписки из протоколов судебных решений.

В отношении особо значимых и групповых дел, передаваемых органам Наркомата юстиции и прокуратуры Управления РК милиции, высылали в ГУРКМ одновременно с направлением дела по подсудности копии обвинительных заключений, а в отношении всех остальных дел, передаваемых местным судебным органам, сообщали в ГУРКМ статистические данные в порядке общей отчетности.

В связи с организацией в 1933 г. трудпоселков ОГПУ были объявлены правила отбора и направления заключенных и членов их семей на жительство в них.

Для отбора и направления заключенных и членов их семей в трудпоселки ОГПУ при полномочных

представительствах ОГПУ были организованы «тройки» в составе представителя Полномочного представительства ОГПУ, прокуратуры и краевого или областного суда.

«Тройке» поручалось выяснение контингента и количества заключенных, подлежащих направлению в труд- поселки ОГПУ, а также количества членов семей, подлежащих выселению, исходя из предоставленного для данного края или области лимита[156].

4 февраля 1933 г. И. В. Сталину и Н. И. Ежову из Минска была направлена шифртелеграмма от секретаря ЦК КП(б) Белоруссии Гикало, в которой говорилось о раскрытии контрреволюционного заговора в сельскохозяйственной системе трактороцентра. Антисоветские группировки состояли преимущественно из кулацких, бандитских, белогвардейских элементов. Для быстрейшего разбора этого дела ЦК КПБ просило предоставить право «тройке» ПП ОГПУ Белоруссии применить ВМН[157]. 9 февраля Политбюро принимает решение о предоставлении права «тройке» Полномочного представительства ОГПУ Белоруссии применить высшую меру наказания.

20 марта по просьбе ЦК КП Украины такое же право предоставлено ПП ОГПУ Украины, 4 апреля — «тройке» ПП ОГПУ Западной Сибири, 23 апреля — «тройкам» ПП ОГПУ Средней Азии и Ленинградской области[158].

2 мая 1933 г. Политбюро принимает решение путем опросов членов Политбюро о запрете «тройкам» в полномочных представительствах ОГПУ в республиках, краях, областях (кроме ДВК) выносить приговоры о ВМН[159].

13 июля 1933 г. Политбюро вновь предоставило «тройке» ПП ОГПУ Западно-Сибирского края право применения высшей меры наказания под личным председательством полномочного представителя в отношении бандитских элементов, терроризирующих местное население, и уже осевших трудпоселенцев. Через месяц было дано временное разрешение по делам о вооруженном бандитизме, предоставить право судебным «тройкам» ПП ОГПУ Украины, СКК, ДВК, Белоруссии, Казахстана, Урала и Западно-Сибирского края применять к организаторам и бандитскому активу ВМН[160]. 23 июля 1933 г. Приказ ОГПУ № 00257 запретил «тройкам» полномочных представительств ОГПУ применять как меру изоляции высылку с ограничением права проживания в других местностях (минус 12, минус 6, минус 2 и т. д.).

Высылка запрещалась во все области и края, за исключением территории Заподно-Сибирского края, Северного края и Казахстана.

Политбюро ЦК 4 сентября 1933 г. (опросом членов Политбюро от 1 апреля 1933 г.) принимает решение произвести высылку в течение апреля трех тысяч кулацких хозяйств, единоличников, отказавшихся от сева (согласно решению ЦК о мероприятиях по весеннему севу на Северном Кавказе), а также наиболее злостных нарушителей социалистической законности и саботажников из колхозников.

Предлагалось выслать до начала курортного сезона (не позднее 15 апреля) из Сочинского и Туапсинского районов три тысячи семейств, а из некоторых курортов Минвод — две тысячи семейств контрреволюционных, паразитических и деклассированных элементов.

Высылаемым оказывалась помощь продовольствием из расчета один пуд хлеба на семью[161].

Одновременно с борьбой против кулачества в августе 1932 г. была проведена кампания по борьбе с хулиганством на железнодорожном транспорте.

В.Р. Менжинский писал секретарю ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановичу, что для борьбы с хулиганством на железнодорожном транспорте ОГПУ считает необходимым провести следующие мероприятия: «По отношению к хулиганам, вредящим железнодорожное имущество, нарушающих порядок железнодорожного движения, терроризирующих ж.д. и водный персонал и производящих бесчинства в полосе отчуждения, предоставить ОГПУ на 134 «Тройки» ГПУ-ОГПУ срок 3 месяца право внесудебной расправы с применением максимум высшей меры наказания, а минимум 6 месяцев концлагеря».

В.Р. Менжинский предложил хулиганов-рабочих задерживать и передавать для показательных судов на предприятиях. Беспризорников заключать в спецлагеря, а борьбу с местным хулиганством предложил возложить на сельсоветы.

Для предупреждения хулиганства он предлагал установить постоянные посты и разъездные группы в поездах и на пароходах. Одновременно предлагалось навести порядок в вокзалах и у железнодорожных касс.

Полномочия были предоставлены.

ОГПУ начало проводить операцию. Транспортному отделу ОГПУ приказывалось на основании оперативных материалов производить так называемое «изъятие» профессионально-хулиганствующего, уголовного элемента и беспризорников.

1 декабря 1932 г. В. Р. Менжинский направил доклад о результатах борьбы с хулиганством на железнодорожном транспорте с сентября по ноябрь 1932 г. И. В. Сталину. При этом он предложил продлить чрезвычайные полномочия ОГПУ по внесудебной расправе с деклассированным кулацко-бандитским элементом еще на декабрь-январь месяцы. И. В. Сталин согласился с ним, написав свою резолюцию: «Верно! Надо продолжить борьбу, продлить полномочия ОГПУ».

В докладе по результатам борьбы с хулиганством на транспорте была отражена проделанная работа:

«1. Арестовано за хулиганство — 8439 чел.

2. Заведено следственных дел — 4884.

3. Осуждено (на сроки не менее трех лет) — 2092 чел, в том числе к расстрелу — 361 и на 10 лет — 687». Дела на обвиняемых в хулиганстве рабочих были направлены в общественно-товарищеские суды (1106 дел на 1826 обвиняемых).

Всего было изъято и направлено на принудительные работы 36 887 человек, из них 6000 — в лагеря.

В результате этих мер произошло снижение хулиганства. Если в сентябре было зарегистрировано 4434 случая хулиганства, то за 25 дней ноября — 1901 случай.

За нарушения правил НКПС было оштрафовано 593 867 человек на 3 749 395 руб.

По борьбе с хищениями на транспорте:

«1. Арестовано за хищения — 3224 чел.

2. Закончено следственных дел — 1438.

3. Осуждено — 3450 чел. (включая арестованных в августе), в том числе к расстрелу — 736 чел. И на 10 лет — 1318 чел.».

Количество хищений за две с половиной декады ноября было зарегистрировано 1132, т. е. на 40% менее, чем за тот же период в сентябре (1875).

С помощью этих жестких мер порядок на железнодорожном транспорте навести удалось.

Внесудебные полномочия НКВД

10 июля 1934 г. в соответствии с постановлением ЦИК СССР органы государственной безопасности вошли в Народный комиссариат внутренних дел, который возглавил Г. Г. Ягода.

С образованием Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) СССР были упразднены судебная коллегия и «тройки», существовавшие в системе ОГПУ. Право на внесудебные репрессии было сохранено только за Особым совещанием при НКВД СССР (ОСО НКВД СССР).

Политбюро ЦК ВКП(б) 15 июля 1934 г. утвердило проект постановления ЦИК от 10 июля о перестройке судебной системы и о прокуратуре.

Направление дел в Особое совещание и в судебные органы должно было осуществляться Народным комиссариатом внутренних дел Союза ССР и его местными органами согласно утвержденному Положению о Наркоману-деле Союза ССР.

В связи с организацией НКВД и в целях обеспечения правильного рассмотрения передаваемых в судебные органы дел о преступлениях, расследуемых НКВД и его местными органами, Президиум ЦИК СССР постановил расследуемые дела о государственных преступлениях направлять на рассмотрение по подсудности в Верховный суд СССР, верховные суды союзных республик, краевые и областные суды, а также в главные суды автономных республик. Дела об измене родине, о шпионаже, терроре, взрывах, поджогах и иных видах диверсий (ст. 58 ч. 6, 8 и 9) подлежали рассмотрению Военной коллегией Верховного суда Союза ССР и военных трибуналов округов по подсудности. Расследуемые дела о преступлениях на железнодорожном и водном транспорте подлежали рассмотрению Транспортной и Водной коллегией Верховного суда СССР и линейных железнодорожных и водных судов по принадлежности. Все остальные расследуемые теми же органами дела подлежали рассмотрению в народных судах в общем порядке.

По делам, расследуемым Наркомвнуделом Союза ССР и его местными органами, надзор осуществлялся Прокуратурой Союза ССР и прокуратурами союзных и автономных республик, краев и областей в соответствии с инструкцией от 8 мая 1933 г.[162]

При создании НКВД было изменено Положение об Особом совещании при НКВД. Над проектом Положения об Особом совещании по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 20 марта 1934 г. работала представительная комиссия в составе Л. М. Кагановича, Г. Г. Ягоды, Л. П. Берии, И. М. Леплевского, А. Я. Вышинского, Е. Прокофьева, Я. С. Агранова, В. А. Балицкого, С. Ф. Реденса, Л. Н. Вельского, Н. В Крыленко и др.

27 июля 1934 г. Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину был направлен на ознакомление проект положения об общесоюзном Народном комиссариате внутренних дел. При этом Г. Г. Ягода просил в случае задержки рассмотрения положения об НКВД в целом утвердить Положение об Особом совещании, так как в связи с операциями по очистке городов и транспорта от социально вредных элементов скопилось большое количество арестованных, дела о которых ждали своего рассмотрения[163].

Но только 28 октября 1934 г. Положение об Особом совещании в Политбюро ЦК ВКП(б) было утверждено[164].

В соответствии с Постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. мерами наказания, применяемыми Особым совещанием при Народном комиссариате внутренних дел Союза ССР к лицам, признанным общественно опасными, являлись: ссылка на срок до пяти лет под гласный надзор в местности согласно прилагаемому списку; высылка на срок до пяти лет под гласный надзор с запрещением проживания в столицах союзных республик и крупных городах Союза ССР; заключение в исправтруд-лагерь на срок до пяти лет; высылка за пределы Союза ССР иностранных подданных, являющихся общественно опасными.

Кроме того, руководствуясь вышеуказанным постановлением, Особое совещание могло выносить решения о применении гласного надзора по месту постоянного жительства, о принудительном лечении лиц, признанных невменяемыми, о зачете в наказание срока предварительного заключения и об освобождении с прекращением дела.

Право направления дел в Особое совещание предоставлялось наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам У НКВД краев и областей, начальникам дорожно-транспортных отделов НКВД, начальникам особых отделов военных округов и флота, начальнику 3-го (следственного) отдела ГУЛАГ НКВД — по делам, расследуемыми 3-ми отделами лагерей.

Под административной высылкой подразумевалась такая мера наказания, когда лицо, в отношении которого Особым совещанием вынесено такое постановление, выселяется с постоянного места жительства под гласный надзор органов НКВД с запрещением проживания в определенных местностях СССР.

Лица, отданные под гласный надзор по месту постоянного жительства, могли оставаться на жительстве в тех городах и местностях, где они постоянно проживали до ареста. Эти лица могли проживать по паспортам и без предварительного разрешения органов НКВД, не имея права менять место жительства. Органы НКВД, как правило, не должны были препятствовать переезду их на новое место жительства, за исключением режимных местностей. Были утверждены списки местностей, в которых запрещалось проживать лицам, высланным постановлением Особого совещания при НКВД СССР[165].

Планировалось, что значительная масса уголовных дел, ранее проходивших во внесудебном порядке, должна была направляться на рассмотрение в судебные органы.

Однако это не значит, что во время рассмотрения Положения об ОСО НКВД СССР репрессии были прекращены. Так, В. М. Молотов 19 сентября 1934 г. из Новосибирска направил шифртелеграмму Л. М. Кагановичу, в которой по примеру 1930 г. предложил предоставить право на применение ВМН созданной «тройке» в Западной Сибири в течение сентября и октября месяцев. По его словам, Эйхе был с этим согласен[166]. После согласования этого вопроса Л. М. Каганович, В. М. Молотов и А. А. Жданов решили предоставить права на один месяц «тройке» в составе Рын-дина, Чернова, Шохина утверждать приговоры о ВМН.

При этом поставили в известность И. В. Сталина, отдыхавшего в Сочи. И. В. Сталин 10 октября 1934 г. ответил: «Не пойму, в чем дело. Если можете, лучше бы обойтись без тройки, а утверждать приговоры можно в обычном порядке»[167].

В обычном порядке Политбюро ЦК ВКП(б) 9 ноября 1934 г. во время пребывания Куйбышева в Узбекистане предоставило коллегии в составе Куйбышева, Икрамова, Хаджаева право давать санкции приговаривать к ВМН. 26 ноября 1934 г. оно разрешило комиссии в составе Куйбышева, Попока, Атабаева утверждать приговоры о ВМН по Туркмении без права опубликования в печати. А 28 ноября разрешило комиссии в составе Куйбышева, Шадун-ца, Рахимбаева, Белоцкого, Исакиева право утверждения ВМН по Таджикистану и Киргизии без опубликования в печати[168].

Юридическим обоснованием вынесения судебными органами приговоров о немедленном расстреле большого количества советских граждан явился закон от 1 декабря 1934 г. Этот закон, изданный после убийства С. М. Кирова, устанавливал ускоренное и упрощенное рассмотрение дел.

«1) Следственным властям — вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком.

2) Судебным органам — не задерживать исполнения приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайства преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению.

3) Органам Наркомвнудела — приводить в исполнение приговор о высшей мере наказания в отношении преступников названных выше категорий немедленно по вынесении судебных приговоров»[169].

Это постановление ЦИК СССР открыло возможность для массовых нарушений законности.

27 декабря 1934 г. Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение продолжить переселенческую политику и переселить из западных приграничных районов Украины в восточные окраины (Старобельск и т. п.) 7-8 тысяч хозяйств неблагонадежных лиц. При этом на НКВД возлагалась обязанность выслать в порядке репрессии с западных приграничных районов две тысячи антисоветски настроенных семейств[170]. Чистка границы продолжалась. Первые постановления о переселении социально опасного элемента из пограничных районов УССР и БССР были приняты в конце 1929 г. республиканскими совнаркомами. За 1930 г. были выселены 18 473 человек. К 1935 г. все пограничные районы в обязательном порядке были очищены от кулаков и прочих неблагонадежных лиц.

Кроме судебного преследования, усилилась чистка «бывших» людей. Через год после убийства С. М.

Кирова заместитель начальника У НКВД по Ленинградской области Николаев 2 марта 1935 г. докладывал Г. Г. Ягоде, что в ночь с 27 на 28 февраля и с 28 февраля на 1 марта были проведены две операции по «бывшим» людям Ленинграда. Арестованы 330 человек. Из них бывших князей — 21, бывших баронов — 38, бывших графов — 9, бывшей знати (сенаторов — 3, столбовых дворян и т. д.) — 48, бывших генералов — 13, бывших полковников — 26, бывших служащих полиции и жандармерии — 11, бывших банкиров, крупных купцов — 17. Ранее были репрессированы за контрреволюционную деятельность 46 человек. Большинство арестованных было из дворян. Все арестованные подвергались проверке и предварительному следствию. В ночь с 1 на 2 марта была проведена третья операция, были арестованы 168 человек, в ночь со 2 на 3 марта арестованы еще 168 человек, с 3 на4 марта — 164 человека[171].

13 мая 1935 г. А. Я. Вышинский направил И. В. Сталину и В. М. Молотову письмо (№ 162л.с.), в котором сообщил, что по проведенным операциям в Ленинграде были рассмотрены с 28 февраля по 27 марта 1935 г. 2237 жалоб на неправильные действия НКВД. На 1 мая рассмотрены 1983 жалобы. 1719 оставлены без удовлетворения (86,6%); были опротестованы и отменены постановления по 264 жалобам(13,4%)[172].

23 апреля 1935 г. Политбюро поручило НКВД выслать в административном порядке из Бийского района Западной Сибири в Нарымский округ 55 семейств баптистов, которые саботировали мероприятия Советской власти[173].

27 мая 1935 г. Приказом НКВД СССР № 00192 вновь были образованы так называемые милицейские «тройки», которые можно было организовывать только в краях, областях и республиках, подчиненных непосредственно Центру.

Данным приказом обращалось внимание на абсолютную недопустимость производства массовых операций при «изъятии» уголовного и деклассированного элемента. При вынесении решений «тройкам» НКВД предлагалось руководствоваться правами, предусмотренными Положением об Особом совещании при НКВД СССР. Участие прокурора в заседании «тройки» было обязательно. Протоколы «троек» направлялись начальнику Главного управления РК милиции для представления их на Особое совещание НКВД СССР.

«Тройка» обязывалась рассмотреть представленные ей дела не позже десяти дней после возникновения дела. Решение «тройки» при отсутствии возражений прокурора приводилось в исполнение немедленно, а протокол направлялся на утверждение Особого совещания НКВД. При наличии разногласий приведение в исполнение решений «тройки» приостанавливалось и дело переносилось на рассмотрение Особого совещания НКВД.

Г. Г. Ягода 14 июня 1935 г. в докладной записке на имя Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина высказал неудовольствие работой судебных органов. Он не ставил под сомнение решение ЦК ВКП(б) о передаче судам дел, расследуемых органами НКВД, но считал, что это решение требовало от судебной системы быстрой перестройки и улучшения работы. Результаты наблюдения за прохождением дел в судах, по его словам, позволяли утверждать, что суды не справлялись с возложенными на них задачами. Он делает выводы о потере судами классовой бдительности, об отсутствии бдительности при охране революционного порядка и социалистической собственности, о волоките в судах.

Было внесено предложение об укреплении руководства судами ВС и республик, о налаживании обучения в юридических вузах, ускорении принятия законов о прохождении дел в судах и др. мероприятия[174].

4 февраля 1936 г. А. Я. Вышинский на имя И. В. Сталина и В. М. Молотова направил служебную записку, в которой подводил итог полугодичной работы Особого совещания при НКВД СССР. Он разбил дела, проходящие через Особое совещание, на три категории:

1. Дела о контрреволюционной агитации, антисоветских сплетнях, разговорах и т. п.

2. Дела, связанные с высказыванием террористических намерений, предположений, в отдельных случаях связанные с первоначальными действиями по подготовке террористических актов.

3. Дела о социально вредных и социально опасных элементах (рецидивистов, лицах, связанных с преступной средой, ведущих паразитический образ жизни и т. п.).

Все дела в Особом совещании рассматривались заочно, без вызова обвиняемых и свидетелей. Такой «порядок», конечно, не мог исключить множества ошибок в ходе вынесения решений по делам. Некоторые из них рассматривались только на основании агентурных данных. В таких случаях прокуратура не имела права при опротестовании приговора освобождать этих осужденных.

Количество осужденных в ИТЛ, колониях и тюрьмах сильно возросло и достигло к 1 октября 1935 г. 1 251 501 человека[175].

Г. Г. Ягода, ознакомившись с запиской А. Я. Вышинского 11 февраля 1936 г., доложил, что в 1935 г. по СССР ГУГБ были привлечены к судебной ответственности 293 681 человек. Из них переданы в прокуратуру и суды 228 352 человек.

Прошли по решениям Особого совещания 33 823 человек. Из них контрреволюционеров и троцкистов-зиновьевцев — 3262; осужденных за контрреволюционную агитацию, клевету, главным образом в связи с убийством С. М. Кирова, — 9993 человек; за террористические намерения и контрреволюционную клевету на руководство партии и правительства — 3376; удалено из Ленинграда «бывших» людей — 5130; за принадлежность к антисоциалистическим политическим партиям группам и т. п. — 3623; валютчиков, авантюристов и т. п. — 7728 человек.

Кроме дел ГУГБ, по решениям «троек» местных управлений НКВД и «тройки» Главного управления милиции прошли с утверждением Особым совещанием по уголовным делам (в порядке очистки городов) воров, мошенников, хулиганов, уголовников-рецидивистов 122 726 человек.

Г. Г. Ягода делает вывод, что Особое совещание ни по количеству, ни по удельному весу рассматриваемых им дел никак не может влиять на карательную политику государства. Он утверждает, что следствие ведется с соблюдением процессуальных норм. В процессе следствия осуществляется прокурорский надзор. Согласившись с цифрой, указывающей на количество заключенных, приведенной А. Я. Вышинским 1 октября 1935 г. — 1 251 501 человек, Г. Г. Ягода утверждал, что это количество осужденных за ряд лет. Из этого количества ОГПУ и Особым совещанием НКВД были осуждены 291 761 человек Все остальные отбывали наказание по приговорам судов.

На 1 января 1934 г. заключенных осужденных НКВД было 215 503, или 42,2%, аНКЮ — 294 804, или 57,8%. На 1 января 1935 г. НКВД — 299 437, или 41,3%, а НКЮ -426 046, или 58,7%. На 1 октября 1935 г. НКВД — 291761, или 35,7%, а НКЮ — 525 039, или 64,3% всех осужденных.

Приводя эти цифры, Г. Г. Ягода еще раз делает вывод, что работа судов неудовлетворительна[176]. Вышинский в связи с запиской Ягоды 16 февраля 1935 г. посчитал необходимым отстоять свою точку зрения, указав еще раз для сравнения некоторые цифры. На 1 октября 1935 г. 1 251 501 человек содержались в лагерях, тюрьмах и колониях, а на 1 января 1932 г. — 519 501 человек. Рост числа заключенных к концу 1935 г. составил 210,9%.

А. Я. Вышинский обвинил Г. Г. Ягоду в подтасовке фактов и предложил рассматривать дела всех осужденных вместе. По представлению особого совещания были осуждены 33 823 человек. По представлению «троек» — более 122 тысяч человек. Всего: более 150 тысяч человек.

По его сведениям, с момента образования НКВД Прокуратурой СССР было направлено 1344 протеста как на решения бывшей Коллегии ОГПУ, так и Особого совещания (по Секретно-политическому отделу — 369 протестов, по Экономическому управлению — 644 протеста, по Главной транспортной прокуратуре — 115 протестов и 216 — в связи с очисткой Ленинграда от социально чуждых элементов).

Вместе с тем А. Я. Вышинский не ставил вопрос об упразднении Особого совещания. Он пытался ограничить только его компетенцию как административного суда, который рассматривал дела заочно, без свидетелей, а в ряде случаев только на основании оперативных данных или на основании лишь одного свидетеля[177].

И. В. Сталин и А. А. Жданов в своей телеграмме, разосланной членам Политбюро в октябре 1936 г., предложили необходимым и срочным назначение Н. И. Ежова на пост наркомвнудела. Г. Г. Ягода, по их мнению, оказался не на высоте в деле разоблачения троцкистско-зиновьевс-кого блока. О ГПУ опоздал в этом деле на четыре года. Эта сталинская установка прямо толкала работников НКВД на массовые аресты и расстрелы.

Н. И. Ежов возглавил НКВД СССР с 26 сентября 1936 г. С этого времени резко ужесточилась репрессивная политика. На первом этапе ее планировалось проводить с применением судебных инстанций. Так, 4 февраля 1936 г. Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину и председателю Совнаркома СССР В. М. Молото-ву Н. И. Ежов направил согласованный с А. Я. Вышинским и В. В. Ульрихом проект ЦК ВКП(б) о порядке судебного рассмотрения дел на троцкистские антисоветские группы.

В связи с тем, что таких групп во многих областях выявлено значительное количество, встал вопрос об организации выездных сессий ВК ВС СССР. По остальным регионам, где количество арестованных не превышало 10-15 человек (в отношении которых предварительно было принято решение о вынесении высшей меры наказания), данные группы лиц предлагалось судить в Москве. Списки о мерах наказания для троцкистов рассматривались заочно. Состав организованных выездных сессий предлагалось согласовывать с секретарями крайкомов, обкомов и ЦК нацкомпартий, Наркомвнуделом СССР и Прокуратурой СССР

Предварительно определялись три меры наказания: первая — высшая мера наказания (ВМН) — расстрел, вторая — 19 лет строгой тюремной изоляции и 10 лет последующей ссылки, третья — восемь лет строгого тюремного заключения и пять лет последующей ссылки.

Н. И. Ежову, А. Я. Вышинскому и В. В. Ульриху предлагалось рассмотреть списки троцкистов, предаваемых суду выездной сессией ВК ВС СССР, и наметить предварительные меры наказания. Свое заключение о мерах наказания они обязывались представить на утверждение в ЦКВКП(б)[178].

Установка на репрессии диктовалась и февральско-мартовскому Пленуму ЦК ВКП(б) 1937 г. В резолюции Пленума по докладу Н. И. Ежова «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко- троцкистских агентов» говорилось: «Пленум ЦК ВКП(б) считает, что все акты, выявленные в ходе следствия по делам антисоветского троцкистского центра и его сторонников на местах, показывают, что в разоблачении этих злейших врагов народа Наркомвнудел запоздал, по крайней мере, на 4 года». Это утверждение не было бесспорным. На Пленуме ЦК в выступлениях ряда членов ЦК высказывались сомнения в правильности намечавшегося курса на массовые репрессии под предлогом борьбы с «двурушниками».

Позже на собрании руководящих работников Главного управления государственной безопасности НКВД СССР 19 марта 1937 г. в своем докладе «Об итогах пленума ЦК ВКП(б)» Н. И. Ежов, ссылаясь на телеграмму И. В. Сталина и решения пленума ЦК ВКП(б), потребовал от всех сотрудников органов государственной безопасности сделать необходимые выводы. «Времени упущено очень много. Поэтому главная задача — в относительно короткий срок наверстать все упущенное в разгроме врага». Эти установки Н.И. Ежова, по сути дела, были призывом к повсеместному развертыванию массовых арестов граждан при отсутствии достаточных доказательств их виновности.

8 апреля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) во изменение своего Постановления от 28 октября 1934 г. утвердило новое положение об Особом совещании при НКВД в следующей редакции:

«1. Предоставить НКВД право в отношении лиц, признанных общественно опасными, ссылать на срок до 5 лет под гласный надзор в местности, список которых устанавливается НКВД, высылать на срок до 5 лет под гласный надзор с запрещением проживания в столицах, крупных городах и промышленных центрах СССР, заключать в ИТЛ и в изоляционные помещения при лагерях на срок до 5 лет, а также высылать за пределы СССР иностранных подданных, являющихся общественно опасными.

2. Предоставить Наркомвнуделу право в отношении лиц, подозреваемых в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, заключать в тюрьму на срок от 5 до 8 лет.

3. Для осуществления указанной в п. п.1 и 2 при Народном Комиссаре внутренних дел под его председательством действует Особое совещание в составе:

а)Заместителей НКВД,

б)Уполномоченного НКВД по РСФСР,

в)Начальника Главного Управления РКМ,

г)Народного комиссара союзной республики, на территории которой возникло дело.

4. В заседаниях Особого совещания обязательно участвует Прокурор Союза ССР или его заместитель, который в случае несогласия как с самим решением Особого совещания, так и с направлением дела на рассмотрение Особого совещания имеет право внесение протеста в Президиум ЦИК Союза ССР.

В этих случаях решение Особого совещания приостанавливается впредь до постановления по данному вопросу Президиума ЦИК. 148 Внесудебные полномочия НКВД

5. Постановление Особого совещания о ссылке и заключении в ИТЛ и тюрьму каждого отдельного лица должно сопровождаться указанием причины применения этих мер, районе ссылки и срока…»[179] Согласно этому постановлению, полномочия Особого совещания возрастают.

15 июня 1937 г. Н. И. Ежов утвердил инструкцию о порядке подготовки и проведения своей первой операции по выселению из Москвы, Ленинграда, Киева, Ростова, Таганрога, Сочи и прилегающих к Сочи районов в административном порядке лиц, исключенных из ВКП(б), семей репрессированных троцкистов, правых и т. п.

29 июня 1937 г. Н. И. Ежов предоставляет право начальнику У НКВД по Новосибирской области для ускоренного рассмотрения дел по повстанческой организации среди высланных кулаков организовать «тройку», которой разрешалось в отношении активистов повстанческой организации применять высшую меру наказания без согласования с Центром.

3 июля 1937 г. стала планироваться новая масштабная операция. На учет в срочном порядке взяли кулаков и уголовников, вернувшихся по отбытии наказания и бежавших из лагерей и ссылок.

Их стали подразделять на две категории. Первая — наиболее враждебные элементы, подлежащие аресту и расстрелу в порядке административного проведения их дел через «тройки», и вторая — менее активные, но все же враждебные элементы, подлежащие высылке в районы по указанию НКВД СССР.

В этот же день всем начальникам НКВД дано еще одно задание к 10 июля представить списки на все семьи лиц, которые были осуждены после 1 декабря 1934 г. Военной коллегией Верховного суда по первой, второй и третьей категориям, а также списки на социально опасные семьи лиц, осужденных спецколлегиями судов[180].

Определили примерные масштабы предстоящей операции. В У НКВД Новосибирска и Алма-Аты направлена шифртелеграмма, в которой сообщалось, что в ближайшее время будут осуждены и должны изолироваться в особо усиленных условиях режима семьи расстрелянных троцкистов и правых примерно в количестве шести-семи тысяч человек, преимущественно женщины и небольшое количество стариков. С ними предполагалось направлять детей дошкольного возраста.

Для содержания данной категории лиц в этих двух областях предлагалось организовать два концлагеря примерно по три тысячи человек с «крепким» режимом, усиленной охраной, исключающей побеги, с обязательным обнесением колючей проволокой или забором, вышками. Вышеуказанных лиц в дальнейшем можно было использовать на внутрилагерных работах.

4 июля 1937 г. Политбюро ЦК утверждает «тройки» по проверке антисоветских элементов по Крыму, Удмуртской АССР, Татарской АССР, затем еще по 24 регионам[181].

В июле 1937 г. секретарь ЦК ВКП(б) и МГК Н. С. Хрущев доложил И. В. Сталину о проделанной работе: «Сообщаю, что всего уголовных и кулацких элементов, отбывших наказание и осевших в г. Москве и МО 41305 человек, из них уголовного элемента учтено 33 436 человек.

Имеющиеся материалы дают основание отнести к 1-й категории 1500 человек и 2-й категории 5272 человек. Кулаков, отбывших наказание и осевших в г. Москве и районах области, учтено 7869 человек.

Имеющийся материал дает основание отнести из этой группы к 1 -и категории 2000 человек и ко 2-й — 5869 человек.

Комиссию «тройки» утвердили в составе тт. Реденс — нач. Упр. НКВД по МО, Маслова — Зам. прокурора МО, Хрущева Н. С. — секретарь ЦК и МГК с правом в необходимых случаях замены т. Волковым А. А. — вторым секретарем Московского Горкома»[182].

10 июля утвердили «тройки» еще в 35 регионах[183]. Было санкционировано применение ВМН. 21 июля 1937 г. И. В. Сталин направил в Улан-Удэ шифровку, в которой указал, что по установленной практике, «тройки» выносят приговоры, являющиеся окончательными[184].

20 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) на своем заседании инициировало начало массовых репрессий 1937-1938 гг. Н. И. Ежову предложили дать приказ органам НКВД об аресте всех немцев, работавших на оборонных заводах (артиллерийских, снарядных, винтовочно-пуле-метных, патронных и т. п.), и высылке части арестованных за границу.

Копию подготовленного приказа предлагалось прислать в ЦК. О ходе арестов и количестве арестованных органы ОГПУ обязывались сообщать ежедневно в ЦК ВКП(б)[185].

25 июля 1937 г. такой приказ был подготовлен (№ 00439). Началась подготовка к проведению операции по арестам немцев. Оперативными и следственными материалами якобы доказывалось, что германский Генеральный штаб и гестапо в широких размерах проводят в СССР шпионскую и диверсионную работу на важнейших и в первую очередь на оборонных предприятиях промышленности, используя для этой цели осевшие там кадры германских подданных.

Предлагалось в трехдневный срок подготовить и доложить списки германских подданных, работающих на военных заводах и на заводах, имевших оборонные цеха, и списки германских подданных, работавших на железнодорожном транспорте.

С 29 июля было приказано приступить к арестам германских подданных. Всю операцию по арестам предполагалось закончить в пятидневный срок[186]. Однако на практике эта операция длилась до 17 ноября 1938 г.

29 июля 1937 г. М. П. Фриновский направил А. Н. Поскребышеву оперативный Приказ НКВД СССР № 00447 орепрессированных бывших кулаках и других антисоветских элементах и постановления с просьбой доложить о них в Политбюро, а выписку по результатам голосования прислать Н. И. Ежову[187]. 31 июля 1935 г. Политбюро утверждает представленный НКВД проект приказа о репрессиях против кулаков, уголовников и антисоветских элементов. Приказ поставил перед органами государственной безопасности задачу самым беспощадным образом разгромить банду антисоветских элементов, чтобы защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков, раз и навсегда покончить с их подрывной работой против основ Советского государства.

Операцию решили начать по всем областям Союза 5 августа 1937 г. В ДВК, Восточно-Сибирской области, и Красноярском крае с 15 августа 1937 г., в Туркменской, Узбекской, Таджикской и Киргизской республиках – с 10 сентября 1937 г. Всю операцию предполагалось закончить в четырехмесячный срок.

При организации и проведении операций всех репрессируемых кулаков, уголовников и другие антисоветские элементы разбили на две категории. К первой категории относились наиболее враждебные элементы. Они подлежали немедленному аресту и по рассмотрении их дел на «тройках» — расстрелу. Ко второй категории относились менее активные враждебные элементы. Они подлежали аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные из них — заключению на те же сроки в тюрьмы.

В первую очередь репрессиям подвергался контингент, отнесенный к первой категории. Следствие требовалось проводить ускоренно и в упрощенном порядке с обязательным выявлением преступных связей арестованных. По окончании следствия дело направлялось на рассмотрение «тройки».

Был утвержден персональный состав республиканских, краевых и областных «троек». «Тройки» вели протоколы своих заседаний, в которых записывали вынесенные ими приговоры в отношении каждого осужденного. Протоколы заседания «троек» направлялись начальникам оперативной группы для приведения приговоров в исполнение. Общее руководство по проведению операций возлагалось на заместителя наркома НКВД СССР М. П. Фри-новского.

Этот приказ можно уверенно отнести к самым жестоким за весь период проведения репрессивной политики. Его реализация привела к сотням тысяч безвинно расстрелянных, к еще большему количеству поломанных судеб[188].

На проведение операции отпускалась сумма в 75 млн. рублей[189].

Согласно представленным учетным данным, наркомами республиканских НКВД и начальниками краевых и областных управлений НКВД утверждалось количество подлежащих репрессиям. Устанавливался так называемый лимит на расстрел.

Всего этим приказом планировалось подвергнуть аресту 258 950 человек, в том числе по Московской области — 35 тысяч, УССР — 28 300 человек, Западно-Сибирскому краю — 17 тысяч, Ленинградской области — 14 тысяч, Азо-во-Черноморскому краю — 13 тысяч, БССР — 12 тысяч, Свердловской области — 10 тысяч человек и т. д.

Для наиболее же ретивых начальников органов сделано примечание:

«В случаях, когда обстановка будет требовать увеличения утвержденных цифр, наркоматы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД обязаны предоставлять… соответствующие мотивированные ходатайства».

Установление лимитов и оговорка о возможности их увеличения вызвали среди начальников-карьеристов УНКВД своего рода соревнование за перевыполнение установленных им лимитов. Это соревнование поощрялось Н. И. Ежовым.

Лимиты служили предметом своеобразного соревнования между многими начальниками УНКВД. Тот из начальников УНКВД, кто быстрее реализовывал данный ему лимит, получил от наркома новый, дополнительный лимит и рассматривался как работник, который лучше и быстрее других выполнил директивы Н. И. Ежова по «разгрому» контрреволюции. Дача дополнительных лимитов, как правило, удовлетворялась по согласованию с ЦК ВКП(б).

При разработке операции, по-видимому, забыли про транспортные органы. В связи с этим 1 августа 1937 г. всем начальникам шести отделов УНКВД и начальникам Дорожно-транспортного отдела ГУ ГБ также давалось задание арестовать предусмотренный Приказом НКВД СССР № 00447 контингент на транспорте.

Разрешалось заводить и оформлять дела на «тройках» в пределах обслуживания дорог[190].

В связи с началом проведения операции 7 августа 1937 г. А. Я. Вышинский обязал прокуроров союзных и автономных республик, краев, областей, автономных областей, военных округов, железных дорог ознакомиться с оперативным Приказом № 00447. В соответствии с этим приказом для контроля за законностью прокуроры обязывались присутствовать на заседаниях «троек» даже там, где они не были введены в их состав.

В то же время оговаривалось, что соблюдение процессуальных норм и санкций на арест не требовалось, а решения «троек» являлись окончательными. А. Я. Вышинский требовал от прокуроров активного содействия успешному проведению операции[191].

Репрессиям подлежали также и лица, находившиеся в местах лишения свободы. Так, с 10 августа предлагалось начать и в двухмесячный срок закончить операцию по репрессированию наиболее активных антисоветских элементов из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих контрреволюционеров, ведущих в лагерях активную антисоветскую подрывную работу. Кроме того, репрессиям подлежали и уголовные элементы, содержащиеся в лагерях и ведущие там преступную деятельность. Весь перечисленный выше контингент после рассмотрения его дел на «тройках» подлежал расстрелу без дальнейшего согласования[192].

Приговоры «троек» объявлялись только осужденным по второй категории. Приговоренным по первой категории — к расстрелу — они не объявлялись, дабы не создавать лишних проблем при приведении приговора в исполнение[193].

Следующий удар был нанесли по полякам, и в первую очередь по руководящему составу ЦК компартии Польши, польской секции ИККИ и лицам польской национальности, работающим на ответственных должностях в партийно-советских органах, Красной Армии и НКВД.

11 августа 1937 г. приказ НКВД СССР № 00485 обязал органы НКВД с 20 августа 1937 г. начать операцию, направленную на ликвидацию местных организаций ПО В (Польская организация войсковая) — прежде всего, ее ди-версионно-шпионских и повстанческих кадров в промышленности, на транспорте, совхозах и колхозах.

В первую очередь подлежал аресту перечисленный выше контингент, лица, работающие в органах НКВД, в Красной Армии, на военных заводах, в оборонных цехах других заводов, на железнодорожном, водном и воздушном транспорте, в электросиловом хозяйстве всех промышленных предприятий, на газовых и нефтеперегонных заводах.

Во вторую очередь подлежали аресту все остальные лица, работающие на промышленных предприятиях необоронного значения в совхозах, колхозах и учреждениях. Отнесение лиц польской национальности к первой или второй категории на основании рассмотрения следственных материалов производилось народными комиссарами внутренних дел республик, начальниками УНКВД области или края вместе с прокурорами соответствующих республик, областей, краев. Списки направлялись в НКВД СССР за их подписью. После утверждения этих списков в НКВД СССР и Прокурором Союза ССР приговор мог приводиться в исполнение, т. е. осужденных по первой категории могли расстреливать, а по второй — отправлять в тюрьмы и лагеря.

А. Я. Вышинский предложил проследить за прекращением освобождения из лагерей и тюрем поляков, подлежащих освобождению в связи с окончанием срока наказания, которые были осуждены за шпионаж. Материалы о таких лицах должны были быть представлены на разрешение Особого совещания НКВД.

В соответствии с приказом операцию требовалось закончить в трехмесячный срок. Аресту подлежали: выявленные в процессе следствия и до сего времени не найденные активнейшие члены ПОВ по прилагаемому списку; все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии; перебежчики из Польши независимо от времени перехода их в СССР; политэмигранты и политобмененные из Польши; бывшие члены ППС и других польских антисоветских политических партий; наиболее активная часть местных антисоветских националистических элементов польских районов.

Всех проходящих по показаниям арестованных шпионов, вредителей и диверсантов предлагалось немедленно арестовывать. Таким образом, по существу был издан приказ арестовать всех лиц польской национальности.

Приказ предусматривал внесудебное решение дел арестованных по спискам с кратким изложением сути обвинения.

15 августа 1937 г. (Приказ № 00486) дошла очередь до жен изменников родины — членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных Военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категориям с 1 августа 1936 г.

Рассмотрение дел и определение меры наказания в отношении данной категории лиц возлагалось на Особое совещание. Жены осужденных изменников родины поданному приказу подлежали заключению в лагеря на сроки, определяемые в зависимости от степени социальной опасности, но не менее чем на пять-восемь лет. Считавшиеся социально опасными дети осужденных в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления подлежали заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД или водворению в детские дома особого режима наркомпросов республик. В дальнейшем жен изменников родины предписывалось арестовывать одновременно с мужьями.

В дополнение к этому приказу мужья изменниц родины также подлежали аресту и заключению в лагеря на срок в зависимости от степени социальной опасности и также не менее чем на пять-восемь лет. Так же как и жен, мужей изобличенных изменниц родины рекомендовалось арестовывать одновременно.

Начальник УНКВД по Омской области сообщил Н. И. Ежову, что по состоянию на 13 августа по первой категории были арестованы 5444 человек, изъято 1000 единиц оружия. Одновременно он просил увеличить лимит по первой категории до восьми тысяч человек. Н. И. Ежов с данной просьбой обратился к И. В. Сталину. После ознакомления с этим документом И. В. Сталин наложил резолюцию: «Тов. Ежову. Увеличить лимит до восьми тысяч»[194].

15 августа 1937 г. Политбюро ЦК утверждает членом «тройки» по проверке антисоветских элементов по Красноярскому краю Филиппова вместо Горчаева. При этом И. В. Сталин пишет резолюцию: «Дать дополнительно Красноярскому краю 6600 человек лимита по 1 категории»[195].

В связи с тем, что одна «тройка» по Москве и Московской области, образованная Приказом НКВД СССР № 00447, с поставленной задачей не справлялась, 1 сентября 1937 г. Н. И. Ежов направил письмо И. В. Сталину и В. М. Молотову с просьбой разрешить организовать вторую тройку в целях ускорения рассмотрения дел и утвердить ее персональный состав[196].

В целях ускорения рассмотрения дел по кулакам и уголовному элементу в Москве и Московской области Политбюро ЦК 3 сентября 1937 г. разрешило организацию второй «тройки» в составе председателя «тройки» — заместителя начальника УНКВД по Московской области Якубовича и членов «тройки»: секретаря МК ВКП(б) Тарасовой и временно прокурора Москвы Кобленца[197].

Некоторые НКВД-УНКВД СССР в своей работе по проведению операций стремились максимально сократить число расстреливаемых, заменяя ВМН тюремным заключением. Н. И. Ежов указал на эти ошибки специальных «троек» УНКВД Оренбургской, Сталинградской и Кировской областей, которые допускали в своей работе массовые осуждения к тюремному заключению репрессированных.

Нарком НКВД СССР был вынужден подсказать, что самые злостные антисоветские элементы репрессируются по первой категории. Он приказал сократить осуждение к тюремному заключению репрессированных, а все дела на уже осужденных «спецтройками» к тюремному заключению пересмотреть, заменив тюремное заключение содержанием в лагерях[198].

В сентябре доложили первые итоги операции по полякам. Всего к 30 августа были арестованы 15218 человек, в том числе 5410 по УССР, 3697 по БССР, 775 по Западной области, 1293 по Ленинграду, 615 по Москве, 820 по Западно-Сибирской области, 450 по Свердловской области и 1311 по железным дорогам.

Был сделан вывод о массовом характере насаждения польской разведкой своей агентуры и об исключительной насыщенности ею не только пограничных районов, но и промышленных центров и отдельных крупных предприятий. К 1 сентября осудили и расстреляли 930 польских агентов.

Таким образом, за три недели органы НКВД СССР под руководством наркома НКВД Н. И. Ежова обезвредили только среди поляков более 15 тысяч «шпионов»[199].

В связи с продажей КВЖД в Советский Союз вернулись несколько десятков тысяч советских граждан, ранее работавших на этой железной дорогее. Вся эта группа лиц получила нарицательное имя «харбинцы» и затем была подвергнута репрессии в соответствии с Приказом НКВД СССР № 00593 от 20 сентября 1937 г.

В приказе сказано: «Харбинцы в подавляющем большинстве являются агентурой японской разведки» и подлежат осуждению в срок до 25 декабря 1937 г. По учету органов НКВД, их было до 25 тысяч человек. Начатая 1 октября 1937 г. операция была направлена на ликвидацию диверсионно-шпионских и террористических кадров харбинцев на транспорте и в промышленности.

Следствие по делам арестованных харбинцев проводили с таким расчетом, чтобы в кратчайший срок полностью разоблачить всех участников диверсионно-шпионских и террористических организаций и групп. На харбинцев, отнесенных в процессе следствия к первой и ко второй категории, ежедекадно должен был составляться альбом (отдельная справка на каждого арестованного) с конкретным изложением следственных и агентурных материалов, определяющих степень виновности арестованных, который направлялся в НКВД СССР на утверждение.

После утверждения списков НКВД СССР и Прокурором Союза приговор приводился в исполнение немедленно.

Освобождение из тюрем и лагерей ранее осужденных харбинцев, отбывающих наказание за шпионаж, диверсию и вредительство, прекращалось. Дела на этих лиц представлялись на рассмотрение на Особое совещание НКВД СССР[200].

Впоследствии на членов семей харбинцев распространили действие Приказа № 00486, а 2 октября 1937 г. приказ был распространен и на семьи поляков. В соответствии с ним в лагеря на длительные сроки отправили сотни тысяч ни в чем не повинных людей, а их малолетние дети, лишенные обоих родителей, сдавались в детские дома или под надзор дальних родственников.

В связи с тем, что лимит на 750 человек был исчерпан, в Красноярске с 5 октября «тройка» прекратила свою работу. УНКВД убедительно просило увеличить лимит по первой категории.

8 октября 1937 г. по просьбе НКВД Таджикистана увеличен лимит по первой категории на 750 человек[201].

10 октября 1937 г. в Одессе увеличили лимит на тысячу человек по первой категории, и на 2500 человек — по второй[202].

С 11 октября 1937 г. приступили к выселению из СССР иранских подданных. Оно стало проводиться на основании Директивы НКВД СССР № 233 604 от 9 января того же года.

23 октября 1937 г. (Приказ НКВД СССР № 00693) в целях решительной ликвидации возможностей проникновения в СССР агентуры противника под видом перебежчиков было приказано всех перебежчиков, независимо от мотивов и обстоятельств перехода их на территорию СССР, арестовывать и подвергать самой тщательной и всесторонней следственной проработке, после чего редко кто не признавал своего участия в шпионской деятельности против СССР.

Перебежчики, разоблаченные как агенты иностранных разведок, предавались суду Военной коллегии или военных трибуналов. Выдержавших пытки и не признавшихся в связях с иностранными разведками все равно заключали в тюрьмы ГУГБ или лагеря через представление следственных дел на Особое совещание.

Таким образом, иностранцы, прибывшие в СССР в поисках лучшей жизни, пробираясь с риском для жизни на территорию СССР, неизбежно попадали в тюрьму или под расстрел.

Иногда лимит выделялся без просьб местных органов НКВД-УНКВД. 22 января 1938 г. М. П. Фриновский направил шифртелеграмму в Симферополь, где указал, что «удивлен запоздалой заявкой дополнительного лимита при значительной насыщенности республики контрреволюционным белогвардейским элементом», и предложил продолжить операции по немцам, грекам, латышам. Дополнительно он сообщил об утверждении лимита по первой категории на 1500 человек. 8 апреля 1938 г. Оренбургу по Приказу НКВД СССР № 00447 дополнительно был увеличен лимит по первой категории на 300 человек, по второй категории — на 200. Вместе с тем не все местные органы НКВД—УНКВД с таким рвением выполняли оперативные приказы. В Ташкенте, Ашхабаде, Сталинабаде и Фрунзе была отмечена медлительность в проведении операций. Темпы их работы отставали от других. М. П. Фриновский предложил форсировать эту работу и как можно в более короткие сроки провести нужные аресты, ускорить темпы следствия и работы «троек»[203].

3 ноября 1937 г. из ВКП(б) Коми секретарь Мурашов направил выписку из протокола в Политбюро, где было отражено решение ВКП(б) Коми об отводе из членов особой «тройки» НКВД Федченко Ивана Анатольевича и Линина Александра Петровича с формулировкой как не внушающих политического доверия[204].

Наряду с «тройками» в течение 1937 и 1938 гг. активно работала так называемая «двойка», официально именуемая Комиссией НКВД и Прокурора СССР. Эта комиссия создавалась специально для того, чтобы упростить уничтожение людей, арестованных в порядке проведения массовых операций.

Местные органы НКВД составляли на каждого арестованного по массовым операциям краткие справки, в которых указывались лишь анкетные данные арестованного и весьма краткая суть обвинения. Справки высылались в Москву и рассматривались работниками центрального аппарата НКВД СССР.

По этим справкам составлялся список с указанием мер наказания. После подписания списка Н. И. Ежовым или М. П. Фриновским (от НКВД) и Вышинским или Рогин-ским (от прокуратуры) решения приводились в исполнение немедленно.

Комиссия НКВД и Прокурора СССР вынесла решения о расстрелах десятков тысяч советских граждан. Только 29 декабря 1937 г. Ежов и Вышинский, рассмотрев списки на 1000 человек, осудили к расстрелу 992 человека. 10 января 1938 г. рассмотрели списки на 1667 человек, 14 января — на 1569 человек, 15 января — на 1884 человека, 16 января — на 1286 человек, 21 января — на 2164 человека.

Просмотренные дела оформлялись в виде протоколов, которые без всякой проверки и читки автоматически подписывались наркомом и прокурором.

Секретарь ЦК КП(б) Грузии Л. П. Берия 30 октября 1937 г. доложил И. В. Сталину, что за последний год органами НКВД Грузии были арестованы свыше 12 тысяч человек. Из числа арестованных были осуждены: «тройкой» — 5236 человек; Военной коллегией ВС СССР — 910 человек; Особым совещанием — 591человек; Спецколлегией Верховного суда ГрузССР — 468 человек; военными трибуналами — 99 человек; народными судами — 70 человек. Всего из общего числа арестованных были осуждены 7374 человек[205].

К декабрю наступила очередь латышей, якобы создавших контрреволюционную организацию в Ленинграде и Ленинградской области. В состав так называемого «Союзного националистического центра» входили все латвийские национальные учреждения в Ленинграде: Латдомп-росвет, секция латышских стрелков при Осоавиахиме, латышское издательство, латышская секция Коминтерна, латышские учебные заведения, общество «Прометей», Акционерное общество «Продукт», где были созданы рези-дентуры организации. Одна из резидентур была «создана» в аппарате бывшего Полномочного представительства ОГПУ ЛВО в составе бывшего начальника КРО Салыня, бывшего начальника ОО ЛВО Я. Я. Петерсона, сотрудника КРО К. Я. Пе-терсона, бывшего заместителя ПП ОГПУ ЛВО Карпенко, бывшего начальника УСО Пиппари, сотрудников Короля и Пиннеса. Эта резидентура поддерживала контрреволюционную связь с членами ПОВ, работавшими в ПП ОГПУ ЛВО Медведем и Янишевским[206].

Из УНКВД по Оренбургской области доложили об аресте проходящих по оперативным разработкам 30 ла- тышей-фашистов, изобличаемых в шпионской деятельности. В том числе Круминя Адольфа Михайловича

бывшего председателя Оренбургского облсуда, Алехновича — бывшего члена облсуда, Цируля Жана Яновича — оперуполномоченного УНКВД. На 25 января 1938 г. по Свердловской области только по латышской операции арестовали 1990 человек, в том числе эстонских агентов — 243, агентов финской разведки — 362, болгарских — 57, из них призналось большинство — 1535 человек, закончено дел было на 1600 человек[207].

В Казахстане по сводке от 20 ноября арестовали 2755 человек. В их числе: Саорарбеков — секретарь Западно-Казахстанского обкома партии; Гусенев — редактор Севе-ро-Казахстанской областной газеты; Жубанов — профессор педагогического института. По ликвидируемой панис-ламистской организации были арестовали 1332 человек. 27 января И. В. Сталину и В. М. Молотову Н. И. Ежов направляет копию телеграммы заместителя начальника УНКВД по Дальневосточному краю, в которой говорится, что уже сейчас разоблачены и сознались 115 шпионов. Сознавшиеся, в свою очередь, выдали свыше 100 новых шпионов. Не все НКВД—УНКВД адекватно реагировали на оперативные приказы Центра. Так, 26 января 1938 г. начальник Секретариата НКВД СССР обратил внимание НКВД Башкирии (Фрунзе) на чрезвычайное отставание от других органов в проведении репрессий и требовал их активизации[208].

11 декабря 1937 г. приняли решение операции по антисоветским элементам из числа немцев, поляков, харбинцев, латышей, жен изменников родины продлить до 1 января 1938 г. К этому сроку намечалось провести все аресты, рассмотреть следственные дела и закончить следствие. Продлевалась в связи с этим и работа «троек»[209].

15 декабря 1937 г. были подведены итоги операций в Свердловской области. По антисоветским элементам осудили 15 тысяч человек, из них по первой категории — 7500, по второй — 7500. «По полякам» репрессированы 2022 человека, из них осуждены по первой категории 1237, по второй — 178 человек. «По немцам» репрессировано 140 человек, из них германских подданных 42 человека и советских граждан 98. Харбинцев репрессировано 678 человек, из них уже осуждены по первой категории 288 человек, по второй – 21 человек. «По женам репрессированных» по обвинению в измене родине арестовано и находилось под подпиской о невыезде 822 человека[210].

В декабре проводились операции по грекам. Так, в Ростовской области арестовали 264 грека, в том числе 109 греческих подданных. Из числа арестованных 24 признались в принадлежности к контрреволюционной националистической организации и связях с разведывательными органами Англии и Германии[211]. Кундурис, бывший секретарь греческого райкома ВКП(б) показал, что он является одним из руководящих участников греческой националистической организации[212]. В Ленинграде и области в это время по греческой операции арестовали 17 человек, из них троих греческих подданных.

В Краснодарском крае арестовали 763 человека, в том числе в городах — 359, в сельских местностях — 404 грека. Одновременно с арестами развернули следствие по наиболее авторитетным фигурам[213].

В Крыму арестовано 36, в Свердловской области — 73 грека.

В этом же месяце провели операцию по японцам в Свердловской области. По этой операции арестовали 829 человек. К концу января арестовали уже 2330 человек, из них выбили признание у 1950 человек, законченных дел было на 1985 человек[214].

К 1 января операции, как планировалось, закончены не были. 8 января 1938 г. в связи с тем, что ряд железных дорог резко ухудшили свою работу, сделали однозначный вывод о вредительской, диверсионной деятельности какого-то врага.

Был отдан приказ развернуть операции и арестовать весь оставшийся на транспорте кулацкий и антисоветский элемент, в полной мере выполнить требования приказов об операциях по полякам, немцам, харбинцам, латышам, грекам, финнам, румынам и др. На «тройках» в первую очередь предлагалось рассматривать дела по железнодорожному транспорту[215].

18 января 1938 г. начались аресты иранцев, как иранских подданных, так и иранцев, не имеющих ни советских, ни иностранных паспортов. В первую очередь арестовывались те, кто подозревался в шпионской, диверсионной, террористической, вредительской деятельности на транспорте и промыслах. Члены семей, имеющие иностранное подданство, после исполнения приговора должны были направляться в Иран или за пределы Азербайджана[216].

Фактически начавшуюся 11 октября 1937 г. операцию задним числом оформили Приказом НКВД СССР № 202 от 29 января 1938 г. В целях ликвидации иранской разведки на территории СССР 5 февраля 1938 г. одновременно во всех республиках, краях и областях предлагалось произвести аресты подозреваемых в шпионской, вредительской, диверсионной, повстанческой, националистической и другой антисоветской деятельности иранцев и иранских армян, как иностранных подданных, так и советских граждан. 14 февраля 1935 г. в дополнение к этому приказу давалось разъяснение о том, что арестованные по операции иранскоподданные, в отношении которых отсутствовали серьезные улики в антисоветской и шпионской деятельности, будут высылаться за пределы Союза в Иран. Для этого необходимо было представить в Особое совещание при НКВД альбомы с персональными справками[217].

31 января 1938 г. Политбюро по предложению НКВД СССР утверждает дополнительный лимит подлежащих репрессии бывших кулаков, уголовников и активного антисоветского элемента по следующим краям, областям и республикам:

Всю операцию по указанным выше областям, краям, республикам планировалось закончить не позднее 15 марта, а по ДВК — не позднее 1 апреля 1938 г.

В остальных краях, областях и республиках планировалось закончить работу «троек» не позднее 15 февраля с тем, чтобы к этому сроку были закончены и рассмотрены все дела в пределах установленных для этих краев, областей и республик лимитов[218].

1 февраля 1938 г. Политбюро поручило НКВД СССР иностранцев, не имеющих ни советских, ни иностранных паспортов, выслать из пределов ДВК, Читинской области, Бурят-Монгольской АССР, а всех подозреваемых в шпионской, диверсионной или другой антисоветской деятельности арестовать, дела их рассмотреть в существующем внесудебном порядке на «тройках». В этих случаях предлагалось не обращать внимания на заявления репрессированных о своем подданстве[219].

Так же, как и в отношении иностранцев, 1 февраля 1938 г. секретарям Тульского, Орловского и Рязанского обкомов ВКП(б) сообщалось решение ЦК партии от 31 января в отношении продолжения работы «троек» по рассмотрению дел на бывших кулаков, уголовников и антисоветских элементов, которую требовалось закончить не позднее 15 февраля 1938 г. Подписана данная шифртелег-раммабылаИ. В. Сталиным[220]. По-видимому, работа «троек» в каждом конкретном случае прекращалась индивидуально, так как в этот же день, 1 февраля, были дополнительно утверждены лимиты по первой категории для Белоруссии на 1500 человек, для Украины — 6 тысяч, Хабаровска — 8 тысяч, Ленинграда — 3 тысячи, Карелии (Петрозаводска) – 500.

Работа этих «троек» продлевалась до 15 марта. Особое внимание предлагалось обратить на очистку от антисоветских элементов всех видов транспорта[221].

5 февраля М. П. Фриновский сообщил в Рязань, что никаких дополнительных лимитов им дано не будет. Предписывалось оформлять дела сверх установленного лимита на Спецколлегию и Особое совещание. Такого же содержания шифровки пошли в Сталинград, Уфу, Челябинск[222].

10 февраля 1938 г. М. П. Фриновский запретил в Уфе рассматривать дела на «тройке». Дела сверх лимита должны были направляться на Спецколлегию и в Особое совещание[223].

Таким образом, в одно и то же время по разным кон-тингентам репрессированных лиц и по разным регионам выносятся индивидуальные решения. В одних случаях продлевается срок проведения операций до 15 февраля, в других — до 15 марта, в третьих — до 15 апреля, в четвертых проведение операции совсем прекращалось.

10 февраля 1938 г. Приказ НКВД СССР № 202 был распространен на афганцев.

В целях ликвидации афганской разведки на территории СССР 17 февраля было приказано произвести аресты всех подозреваемых в шпионской, вредительской, диверсионной, террористической, повстанческой и националистической работе афганцев (афганских подданных и советских граждан).

В ходе проведения операции планировалось провести тщательную чистку пограничных районов и промышленных предприятий, армии, флота, НКВД. Было предложено обратить внимание на вскрытие связей с разведками английской, германской и японской. По этой категории лиц дела необходимо было оформлять в соответствии с Приказом НКВД СССР № 00485.

Дела на афганских подданных, в отношении которых не будет серьезных улик в их шпионской или антисоветской деятельности, предлагалось, тем не менее, все равно направлять на рассмотрение Особого совещания для вынесения решения о высылке их в Афганистан[224].

13 февраля 1938 г. М. П. Фриновский отметил слабость оперативного удара по эсеровскому подполью ряда областных управлений НКВД. Аналогичное положение отмечалось в оперативной работе и по меньшевикам и анархистам. Было подчеркнуто, что операция по меньшевикам и анархистам коснулась, главным образом, ссыльных и хорошо известных НКВД ранее уже репрессированных лиц. Предписывалась ликвидация этого так называемого подполья. При этом особое внимание требовалось уделить лицам, вступившим в ВКП(б). Давалось распоряжение на ведение следствия по этим делам с целью установления организационных связей меньшевистского подполья с 941 правыми троцкистами и иностранными разведками"[225].

Как было сказано выше, на арестованных по национальным признакам из местных органов в НКВД СССР направлялись на утверждение альбомы с персональными справками. Альбомы велись очень своеобразно; так, по результатам рассмотрения этих альбомов интересна реакция М. П. Фриновского, который направил начальнику НКВД по Свердловской области шифртелеграмму следующего содержания: «Вами представлены альбомы на 10 024 арестованных по польской, немецкой, латышской и другим операциям. По данным этих альбомов:

1. По немецкой операции Вами арестовано 4142 человека. Из них немцев только 390 человек. В числе арестованных до 20-летнего возраста 215 человек. Почти все арестованные 3698 человек значатся бывшими кулаками и их детьми и в то же время рабочими 3647 человек. Перебежчиков немцев арестовано только 8.

2. По польской операции репрессировано 4218 человек. Из них поляков только 390. В числе арестованных 3798 бывших кулаков и их детей, причем из этого числа 3552 рабочих. Среди них до 20-летнего возраста 161 человек. Перебежчиков поляков арестовано 34.

3. По харбинцам арестовано 1249. Из ниххарбинцев всего 42. Бывших кулаков и их детей, являющихся рабочими, арестовано 1003 человека Перебежчиков арестовано 21 человек.

4. По латвийской операции арестовано 237 человек. Из них латышей всего 12 человек. Все арестованные также значатся рабочими, бывшими кулаками и их детьми. Перебежчиков арестовано 28 человек.

5. По румынской операции арестован всего 1 румын и одновременно с ним 96 русских. Все они, как и по другим операциям, рабочие и бывшие кулаки и их дети. Перебежчиков арестовано 4 человека.

7. По финской операции ни одного финна вообще не арестовано, но зато значатся 5русских, 8 евреев, и 2 прочих…

Приведенные выше цифры дают основание сомневаться в правильном понимании Вами приказов Наркома и в том, что оперативные удары Вы нанесли действительно по тем вражеским контингентам из национальных колоний, на которые указывали приказы».

Ну где же в Свердловской области в таких количествах, какие планировались Центром, можно было найти финнов или румын? Вот и приходилось начальникам управлений НКВД СССР по проводимым операциям расстреливать всех подряд для установленного количества, чтобы самим не попасть в эту мясорубку[226]. Приказы Н. И. Ежова по проведению массовых арестов не только ориентировали, но и обязывали местные органы НКВД вскрывать повстанческие организации, шпионские, диверсионные группы и т. п. Сотрудники органов НКВД были поставлены перед необходимостью арестовывать сразу сотни и тысячи человек. Для придания видимости законности выдумывались различные повстанческие, правотроцкистские, шпионско- террористические, диверсионно-вредительские и тому подобные организации. Получилось так, что почти во всех краях, областях и республиках существовали эти организации и центры и, как правило, их возглавляли первые секретари обкомов, крайкомов или ЦК нацкомпартий.

Так, в бывшей Западной области руководителем «контрреволюционной организации правых» был первый секретарь обкома И. П. Румянцев, в Татарии — бывший первый секретарь обкома А. К. Лепа, в Челябинской области — первый секретарь обкома К. В. Рындин, в Свердловской области — секретарь обкома Кабаков и т. д.

НКВД Таджикской ССР вскрыл контрреволюционную буржуазно-националистическую организацию. В ее руководстве состояли четыре бывших секретаря ЦК КП(б) Таджикистана, два бывших председателя СНК, два бывших председателя ЦИК республики, 12 наркомов и один руководитель республиканских организаций, почти все заведующие отделами ЦК, 18 секретарей РК КП(б) Таджикистана, председатели и заместители председателей райисполкомов, писатели, военные и другие партийно-советские работники.

На 15 апреля в Ашхабаде по приказам № 202,233,326 были арестованы 7611 человек. Из них: шпионов — 1745, перебежчиков — 1472, контрабандистов — 1569, вождей племен — 53, руководителей откочевок — 99, басмглава-рей и активных бандитов — 448, сектантов — 145, бывших служащих английских и иранских фирм — 6, старост колоний — 10, связанных с дипломатическими и иными инофирмами на советской территории — 62 и прочего контрреволюционного элемента — 2000; из общего числа по шпионажу: английских шпионов — 446, японских — 54, германских – 36, китайских — 8, иранских — 757, афганских — 173 и прочей «окраски» шпионов — 271, из общего числа — иранских подданных с просроченными документами — 193, вне подданства — 110, афганских подданных с оформленными документами — 12, афганских подданных с просроченными документами — 31, вне подданства — 276.

В Дагестане в это время отмечалась исключительная медлительность выполнения приказов наркома и мизерность цифр, свидетельствующих о полном отсутствии учета агентуры иноразведок. Были арестованы только 417 человек. М. П. Фриновским приказывалось следствие по оставшимся 167 лицам закончить к первому мая и запиской доложить о ходе операции, отметив все мероприятия по выявлению неучтенной агентуры иноразведки в период операции и перспективы этой работы[227].

Уже продлевавшуюся операцию по Приказу НКВД СССР № 00447 планировалось закончить не позднее 15 февраля 1938 г., однако, 1 февраля 1938 г. еще раз дано указание о продолжении операций по разгрому шпионс-ко-диверсионных контингентов из поляков, харбинцев, латышей, греков, иранцев, как иностранных подданных, так и советских граждан, до 16 апреля 1938 г. Сроки окончания операций систематически отодвигались.

Одновременно предлагалось начать аналогичную операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из финнов, эстонцев, румын, китайцев, болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и советских граждан, и немцев, имеющих советское гражданство.

Закончить операцию предписывалось до 15 апреля 1938 г. Установленный внесудебный порядок рассмотрения дел на арестованных по всем операциям лиц сохранялся.

При проведении операции особое внимание обращалось на выявление и изъятие перебежчиков независимо от страны и времени прибытия в СССР, а также политэмигрантов и всех, связанных с иностранными миссиями, посольствами, консульствами, концессиями и иными иностранными учреждениями[228].

На проведение операций требовались значительные средства. 19 февраля 1938 г. Н. И. Ежов направил письмо Председателю Совета Народных Комиссаров Союза ССР В. М. Молотову с просьбой к отпущенным на 1938 г. 22 млн. рублей выделить дополнительных ассигнований на сумму 71 100 млн. рублей на расходы по проведению операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и антисоветских элементов. Из них в первом квартале 25 млн. рублей, во втором — 46 млн. рублей.

Приведенные цифры показывают, что расходы на «репрессии» возросли более чем в три раза. Это свидетельствует о незапланированности таких масштабов репрессий. Иными словами, репрессивный государственный механизм в этот период стал неуправляем[229].

В феврале 1938 г. в НКВД УССР была проведена инспекторская проверка, в ходе которой подвели итоги работы по разгрому шпионо-троцкистских, правых, военно-фашистских, националистических и иных антисоветских сил на Украине.

В процессе этой работы, прежде всего по массовым операциям на Украине, отмечался ряд недостатков. Обращалось внимание на то, что процветала вредная погоня за голыми количественными показателями выполнения и перевыполнения «лимитов». Арестовывали в основном низшее звено, а руководящие вражеские кадры и возглавляемые ими антисоветские организации из-под удара якобы уходили.

Отсутствовала необходимая оперативно-политическая целеустремленность в массовых операциях. Подчеркивалось, что осталась не полностью ликвидированной значительная антисоветская и шпионская база в пограничных районах, особенно в Каменец-Подольской области. Очень слабо проводились операции в областных центрах и городах, в промышленности и на транспорте. Указывалось, что крупнейшим недочетом работы по массовым операциям на Украине был низкий уровень следствия.

В результате репрессированные кулаки, националисты, шпионы либо осуждались несознавшимися (по отдельным областям количество сознавшихся едва достигало 20-40%), либо, в лучшем случае, давшими показания только о своей личной подрывной деятельности, но утаившими организационные связи и руководителей антисоветской работы.

Выявлены недостатки в учетной работе. Главнейшими недостатками являлась крайняя поверхностность и неконкретность учета. Так, по всем областям УССР учли около 10 тысяч человек, исключенных из КП(б)У, которых причислили к категории, подлежащей репрессированию.

Считалось, что новый учет контингента, подлежащего репрессированию, проведен при крайне незначительном использовании оперативных возможностей, при отсутствии должного внимания к оперативным и следственным материалам.

В результате слабо учитывался, а также совершенно недостаточно выявлялся новый контингент по польской, немецкой, румынской операциям, являющимся для Украины основными в разгроме и ликвидации шпионских баз.

В целях устранения отмеченных недочетов и для обеспечения высокого оперативно-политического качества дальнейшей работы по массовым операциям приказывалось немедленно пополнить учет лиц, подлежащих репрессированию по массовым операциям, обеспечив прежде всего проведение операций в городских центрах.

Для наиболее глубокого проведения операции и обеспечения очистки районов, которые ранее слабо охватывались операциями, предлагалось дислоцировать в этих районах оперативные группы областных управлений НКВД УССР.

Предлагалось дополнительно провести в УССР специальную операцию по чехам с рассмотрением дел в порядке Приказа № 00485. Аресту необходимо было подвергнуть лиц, связанных с чешскими дипломатическими учреждениями, находившимися на территории Украины; бывших чешских легионеров; антисоветский, националистический актив чешских колоний, связанный с заграницей; кулачество и духовенство чешских колоний; политэмигрантов из Чехословакии, за исключением лиц, проверенных и заслуживающих доверия.

При дальнейшем проведении операций по польской, немецкой, румынской и другим линиям иностранных разведок предлагалось полностью репрессировать прежде всего спецпереселенцев из пограничной полосы; перебежчиков; военнопленных польской армии; военнопленных Красной армии, находившихся в польских лагерях, в тех случаях, если они не вернулись на родину непосредственно после заключения Рижского мирного договора; военнопленных германской и австро-венгерской армий, особенно командный и унтер- офицерский состав; военнопленных царской армии, находившихся в Германии в специально организованных лагерях (немецких, украинских, татарских и т. п.); актив ранее существовавших немецких пангерманских организаций и союзов («Союз менонитов», «Союз колонистов германской расы», «Союз немцев Чер-номорья» и т. п.); лиц, связанных с иностранными посольствами, консульствами; старослужащих иностранных фирм и акционерных обществ, принадлежащих к следующим категориям: доверенный состав (директора, уполномоченные) акционеров, лица, поддерживавшие связь с иностранными фирмами после революции; служащих так называемых контор по наведению справок о кредитоспособности, которые были известны как прикрытие работы германской разведки в дореволюционный период; офицеров и солдат румынской армии, оставшихся на территории СССР.

Устанавливаемые в соответствии с Приказом НКВД СССР № 00447 лимиты предлагалось использовать исключительно для репрессирования офицерского командного состава и добровольцев белой, петлюровской и гетманской армий; атаманов, главарей, организаторов банд, повстанческих организаций и антисоветских восстаний; реэмигрантов, представителей царской, петлюровской, гетманской и белой администрации; бывших активных участников украинских националистических организаций; лиц, связанных с зарубежными украинскими националистическими организациями и деятелями при отсутствии перспективы их агентурного использования; «черное» и «белое» духовенство, проникшее на промышленные предприятия, транспорт, и духовенство, связанное с заграницей; сектантских руководителей и проповедников; бывший руководящий и кадровый состав антисоветских партий и членов этих партий, боровшихся против Советской власти во время Гражданской войны и позже; бывших контрразведчиков, полицейских, жандармов и карателей; бывших кулаков; бывших фабрикантов и помещиков; бывших членов «Союза русского народа», «Союза Михаила Архангела» и активных черносотенцев; всех подучетных элементов, на которых имеются конкретные компрометирующие материалы, если они не охватываются перечисленными выше категориями. Перечисление более чем исчерпывающее[230].

27 марта 1938 г. И. В. Сталину и В. М. Молотову Н.И. Ежов направил копию телеграммы народного комиссара внутренних дел УССР, согласно которой НКВД Украины после февральской проверки сразу же учел прежние ошибки и приступил к ликвидации антисоветского шпионского сионистского подполья.

Было отмечено, что сионистское подполье в СССР использовалось для шпионской работы немецкой и польской разведками. Со шпионскими целями сионистские организации насадили свою многочисленную агентуру в рядах ВКП(б), органах НКВД и советском аппарате.

Всего на Украине на 24 марта арестован 831 участник сионистских шпионских организаций[231].

Позже докладывалось о ходе следствия по делу ликвидируемого левобережного центра германской национал-социалистической партии под названием «Централь-бюро».

Как установлено следствием, «Централь-бюро» якобы формировало на Левобережной Украине фашистские штурмовые диверсионные и повстанческие отряды. В Сах-новщанском районе четыре штурмовых отряда в составе 229 штурмовиков под руководством резидента германской разведки кулака Мартына Карла. В Лозовском районе отряд в составе 53 штурмовиков под руководством нелегального пастора того же кулака Мартына Карла. В Бер-венском районе штурмовой отряд в составе 38 штурмовиков под руководством резидента германской разведки учителя Шмита. В Близнецовском районе отряд в составе 17 штурмовиков под руководством кулака Вольфа.

«Кригсцентрум» подготовлял формируемые штурмовые отряды к диверсионной работе на военный период путем разрушения железнодорожного транспорта, отравления воды в колодцах и водоемах и уничтожения конского поголовья[232].

23 марта 1938 г. Политбюро вновь поставило вопрос о чистке от иностранцев предприятий оборонной промышленности. Признавалось ненормальным, что на предприятиях в оборонной промышленности работают большое количество немцев, латышей, поляков, эстонцев. Н. И. Ежову вместе с Г. М. Маленковым поручалось очистить оборонную промышленность от лиц вышеуказанных национальностей[233].

Работа «троек» продлевалась. Так, по просьбе Карельского обкома ВКП(б) Политбюро ЦК ВКП(б) 19 марта 1936 г. приняло положительное решение, продлив работу «тройки» по рассмотрению дел на бывших кулаков, уголовников и антисоветский элемент до 15 апреля и одновременно увеличило лимит по первой категории на 600 человек и по второй — на 150 человек.

13 апреля НКВД СССР прекратил аресты жен лиц, осужденных по первой категории. На рассмотрение Особого совещания предлагалось направлять только дела на и содержащихся под стражей жен арестованных[234].

В СССР в это время стало развиваться радиодело. По-видимому, у какого-то любителя в результате репрессий пострадали близкие ему люди и, не выдержав, он отправил в эфир сообщение. Лондонская газета «Сэндект Экспресс» 1 мая 1938 г. писала, что «таинственная радиостанция в СССР вчера утром передавала о том, что Сталин будет убит 1 мая на Красной площади, а также что листовки, содержащие призыв к убийству Сталина, были обнаружены на московских предприятиях».

О данном факте был проинформирован И. В. Сталин. Он указал: «Составить список всех радиостанций, проконтролировать сугубо. Это дело чести ЧеКа. ЧеКа должна открыть мерзавцев и их радио»[235].

Удалось или нет арестовать этого радиолюбителя, неизвестно.

15 мая 1938 г., по-видимому, по запросу из Симферополя по поводу продолжения операции Центр отвечал, что операция по ликвидации контрреволюционного шпионского диверсионного подполья национальной колонии не может быть ограничена сроками или цифрами.

Операции требовалось продолжать, а оформление дел в порядке Приказа НКВД ССР № 00485 были перенесены до 15 июня. Вновь сроки окончания операции были продлены[236].

20 мая 1938 г. в дополнение к Приказу НКВД СССР № 00486 от 15 августа 1937 г. в части размещения детей старше 15 лет, родители которых осуждены Военной коллегией и Военным трибуналом по первой и второй категориям, предписывалось, что те дети, которые проявляют антисоветские и террористические настроения и действия, должны предаваться суду на общих основаниях и направляться в лагеря по персональным нарядам ГУЛАГа НКВД[237].

21 мая 1938 г. вводилась в действие взамен объявленной ранее новая инструкция по работе «троек» НКВД, в соответствии с которой арест уголовно-деклассированных элементов необходимо производить повседневно, не допуская производства массовых операций или кампаний. На «тройках» необходимо внимательно изучать все обстоятельства каждого рассматриваемого дела. Согласно инструкции, при вынесении своих решений «тройкам» НКВД надлежало руководствоваться правами, предусмотренными Положением об Особом совещании при НКВД, и выносить следующие административные решения: о заключении в лагеря НКВД на срок до пяти лет; о высылке из крупных промышленных городов в нережимные местности в пределах республики, края, области на срок до пяти лет. При этом осужденные на сроки менее трех лет направлялись в местные исправительно-трудовые колонии; ссылку по решениям «троек» можно было производить только в определенные места в пределах нережимной местности своей области, края, республики.

К решениям «троек» предъявлялись требования их соответствия степени общественной опасности рассматриваемого лица. Устанавливался 15-дневный срок ведения следствия и рассмотрения дел на «тройках». По решениям «троек» о делах, по которым имелся протест прокурора, необходимо было составлять отдельные протоколы с изложением мотивов обеих сторон, которые направлялись вместе с делами на рассмотрение Особого совещания НКВД СССР.

На «тройках» не рассматривались дела на лиц, бежавших из лагерей и тюрем или уклонившихся от отбытия наказания, у которых сроки действующих приговоров превышали права «троек», такие лица направлялись в лагеря для отбытия срока или нового осуждения их лагерными судами.

В инструкции «тройкам» НКВД для предварительного рассмотрения дел об уголовных и деклассированных элементах, а также о лицах, злостно нарушающих паспортный режим, в союзных республиках (за исключением Украины и Казахстана), в автономных республиках, краях и областях, входящих в состав РСФСР, а также в областях Украинской и Казахской ССР было приказано организовать «тройки» в составе народного комиссара союзной, автономной республики или его заместителя (начальника У НКВД или его заместителя), членов: начальника Управления милиции и начальника соответствующего отдела, чье дело разбирается на «тройке». Участие прокурора в заседании «тройки» было обязательно.

Рассмотрению «троек» подлежали дела о лицах, имевших судимости или приводы за уголовные преступления и не порвавших связи с уголовно-преступной средой; о лицах, и не имеющих судимостей и приводов, но незанятых общественно полезным трудом, не имеющих определенного местожительства и связанных с уголовно-преступной средой, в том числе о всех содержателях притонов и скупщиках краденого; о ворах-рецидивистах, уличенных в конкретных преступлениях, хотя и имеющих определенное местожительство и прикрывающихся работой на предприятиях, заводах, в учреждениях; о хулиганах-рецидивистах, приговаривавшихся ранее судами за хулиганство не менее двух раз к тюремному заключению или к принуд-работам на срок от одного года и более, в случае совершения ими хулиганства, вызывающего необходимость привлечения их снова в уголовном порядке; о нищих-профессионалах; о злостных нарушителях паспортного режима, а именно о лицах, отказавшихся добровольно выехать из местности, проживание в которой им запрещено в связи с невыдачей паспорта или непропиской, и нарушивших данную ими подписку о выезде в указанный милицией срок, а также о лицах, самовольно возвратившихся в местность, в которой им было запрещено проживание.

При рассмотрении дел о нарушителях паспортного режима «тройки» обязывались проверять правильность и обоснованность лишения гражданина права проживания в данной режимной местности и целесообразность такого решения, а органы милиции обязывались обеспечить наличие в деле следующих данных: когда, кем и на каких основаниях нарушителю запрещалось проживать в данной режимной местности; кем и когда у привлеченного отобрана подписка о выезде из режимной зоны и объяснения привлеченного о причинах невыезда. Подписка привлеченного о выезде из режимной зоны обязательно приобщалась к делу.

При направлении на рассмотрение «тройки» дел о лицах, указанных выше, органы милиции должны были представить следующие материалы: постановление о задержании с указанием причины задержания; справку о судимости или о приводах; следственные материалы, т. е. протоколы допроса привлеченных, свидетелей и вещественные доказательства, если таковые имеются; в необходимых случаях — справки о состоянии здоровья; краткое заключительное постановление.

Рассмотрение каждого дела «тройкой» требовалось производить с обязательным вызовом на заседание «тройки» привлеченного. Если арестованный содержался вне краевого, областного центра, то перед отправкой дела на рассмотрение «тройки» арестованный допрашивался начальником горрайотдела (отделения) милиции совместно с прокурором, причем этот совместный допрос обязательно протоколировался, протокол приобщался к делу, а арестованный на «тройку» не вызывался.

По рассмотренным на «тройках» делам велся протокол, в котором указывались все собранные на рассматриваемое лицо материалы, краткое его объяснение, когда и за что задержан, где содержится под стражей и все новые данные, выявленные в процессе рассмотрения дела на заседании «тройки». В заключительной части протокола указывалось, кому какая административная мера предлагается и с какого числа считается начало ее срока. «Тройка» обязана была рассмотреть представленные ей дела не позже 15 дней после возникновения дела (арест, привод и т. п.). Решение «тройки» при отсутствии возражений прокурора приводились в исполнение немедленно, а протокол направлялся на утверждение Особого совещания НКВД.

При наличии разногласий приведение в исполнение решения «тройки» приостанавливалось и дело переносилось на рассмотрение Особого совещания НКВД.

Еще раз подчеркивалось, что арест уголовного и деклассированного элемента и нарушителей паспортного режима должен производиться повседневно, а не в порядке кампаний или путем массовых операций. При рассмотрении дел «тройки» должны тщательно и внимательно изучать все обстоятельства каждого дела и в точности руководствоваться Инструкцией ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 мая 1933 г.244 С 29 июня 1938 г. из армии стали увольнять всех военнослужащих иностранного происхождения — поляков, немцев, финнов, эстонцев, латышей, греков и прочих.

На каждого увольняемого предлагалось подобрать компрометирующие данные и, если таковые были, то арестовывать их, ставя в известность 2-е управление НКВД.

Оформление следственных дел и их рассмотрение должно было производиться в соответствии с Приказом НКВД СССР №00485.

Увольняемых, но не арестованных военнослужащих брали под тщательное оперативное наблюдение для выявления компрометирующих их связей[238].

Летом 1938 г. осознали, что не хватает специалистов в народном хозяйстве — инженеров, техников, экономистов, плановиков, врачей, агрономов и геологов, как вольнонаемных, так и заключенных (повторное осуждение), поэтому аресты стали проводить только с санкции НКВД СССР[239].

5 июля 1938 г. вновь потребовались деньги на проведение операций. По бюджету 1938 г. Народному комиссариату внутренних дел СССР было утверждено 100 млн. рублей, из которых 92 млн. рублей на расходы по проведению операций по приказам НКВД 1937 г. за № 00447,00485 и 00593 1938 г. и 8 млн. рублей на покрытие перерасхода по этим операциям за 1937 г.

Назначенные на 1938 г. 92 млн. рублей были израсходованы. Возникла необходимость дополнить ассигнования, так как операции продлевались. Дополнительно на них просили 70 млн. рублей.

На это деньги находили, хотя их катастрофически не хватало на развитие экономики и обеспечение обороноспособности страны[240].

После бегства к японцам испугавшегося ответственности за репрессии начальника НКВД ДВК Люшкова, которого ранее ставили в пример за высокие цифры арестованных, сам М. П. Фриновский приехал наводить порядок в Дальневосточный край.

5 июля 1938 г. в своей директиве он отметил, что, несмотря на относительно высокие цифры арестованных в Дальневосточном крае, анализ проведенной оперативной работы указывает на явное неблагополучие в деле разгрома врагов.

Отмечались следующие ошибки: так, лица, которые прошли по показаниям арестованных, не были учтены и не были репрессированы, следственная работа велась поверхностно. Арестованные троцкисты и правые якобы не допрашивались об их организационных преступных связях с эсерами, меньшевиками и др. Не все жены заговорщиков арестовывались.

Приказывалось усилить следствие и в семидневный срок провести массовую операцию, тщательно подготовив аресты всех врагов в промышленности, войсках, укрепрайонах[241].

8 июля 1938 г. приступили к составлению оперативных списков на весь антисоветский элемент, подлежащий репрессированию.

В оперативные списки подлежали включению весь контингент, предусмотренный Приказом НКВД № 00447, как-то: бывшие офицеры, бывшие белые офицеры, бывшие белые добровольцы, купцы, помещики, кулаки, в особенности бежавшие из ссылки и возвратившиеся из лагерей, бывшие чиновники, бывшие военнопленные, эсеры, меньшевики, анархисты, казачьи авторитеты, белые эмигранты, церковники, контрабандисты и другие.

На харбинцев, латышей, поляков, немцев, финнов, иранцев, болгар, румын, афганцев, греков, итальянцев и других составлялись отдельные оперативные списки, так как данная категория лиц должна была проходить по альбомам[242].

11 июля 1938 г. Н. И. Ежов предоставил М. П. Фринов-скому под его председательством право рассмотреть на месте по согласованию с прокурором дела по альбомным операциям.

На правах Особого совещания таким же образом было организовано рассмотрение дел по арестованным женам заговорщиков и антисоветским элементам[243].

Из-за бегства Люшкова руководство НКВД СССР действовало безжалостно, только бы самим уцелеть. Так, 27 июля М. П. Фриновский просит утвердить для ДВК дополнительный лимит на 15 тысяч человек по первой категории и 5 тысяч — по второй, о чем 29 июля было доложено Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину.

Просьба нашла одобрение. Через неделю после утверждения лимита Н. И. Ежов направляет в Хабаровск шифр-телеграмму с просьбой сообщить о ходе операции по представленным дополнительным лимитам в 20 тысяч человек.

Особо подчеркивалась необходимость очистить оборонные объекты, такие как органы связи, склады, госсооружения, дороги и другие[244].

18 августа 1938 г. И. В. Сталин получил телеграмму из Хабаровска от М. П. Фриновского, в которой он докладывал о невозможности в срок рассмотреть все дела, подлежащие передаче в Военную коллегию и на рассмотрение Особого совещания.

Это объяснялось отдаленностью от центра, перегрузкой тюрем и необходимостью использовать пребывание на ДВК выездной сессии Военной коллегии для рассмотрения максимального количества дел. М. П. Фриновский просил санкционировать право на предварительное рассмотрение законченных следствием дел, подлежащих передаче в Военную коллегию, начальнику У НКВД по ДВК и прокурору выездной сессии Военной коллегии. Кроме того, он также просил предоставить начальнику Управления на три месяца права Особого совещания для рассмотрения дел на жен осужденных участников правотроцкистской и военнозаговорщической организаций[245]. Такие права были предоставлены.

К 21 июля 1938 г. в тюрьмах ГУЛАГа скопилось большое количество лиц, подавших кассационные жалобы. В том числе свыше 100 тысяч человек, содержащихся с нарушением сроков следствия.

В целях разгрузки тюрем и увеличения количества вывозимых заключенных в лагеря приказывалось ускорить рассмотрение дел арестованных, числящихся за органами УГБ, и в течение ближайших двух декад рассмотреть на «тройках» дела арестованных, числящихся за органами РКМ[246].

Ходатайства о пересмотре дел, рассмотренных «спец-тройками» УНКВД, могли рассматриваться и разрешаться только Особым совещанием НКВД СССР[247].

По отчетным данным, только на 10 сентября 1938 г. в результате выполнения указанных выше приказов, объявляющих по существу массовый террор по национальному признаку, рассмотрено дел на 227 986 человек, в том числе осуждены к расстрелу 172 830 человек, к разным мерам наказания — 46 912 человека, передано на рассмотрение судов 3120 дел и возвращены к доследованию дела на 5124 человека.

По отдельным операциям эти данные распределяются следующим образом:

С приходом Л. П. Берии в аппарат НКВД ситуация в плане репрессивной политики стала меняться. Так, в августе в г. Сталинабаде запретили приводить в исполнение приговоры осужденным по первой категории[248].

Политбюро 15 сентября 1938 г. по предложению НКВД принимает решение о передаче оставшихся нерассмотренных следствием дел на арестованных по контрреволюционным национальным контингентам, согласно приказам НКВД № 00485, 00439, 00593 от 1937 г. и № 202 и 326 – 1938 г, на рассмотрение «особых троек» на местах.

«Особые тройки» создавались в составе первого секретаря обкома, крайкома ВКП(б) или ЦК нацкомпартий, начальника соответствующего управления НКВД и прокурора области, края, республики. То есть в том же составе, в котором они существовали и до этого приказа.

На «особые тройки» возлагалась задача расследовать дела в отношении лиц, арестованных только до 1 августа 1938 г. Их работу планировалось закончить в двухмесячный срок. При этом решения «особых троек» по первой категории приводились «в исполнение немедленно»[249].

Пошел процесс свертывания операций. Для окончательного их завершения 17 сентября 1938 г. (Приказ НКВД СССР № 00606) в целях быстрейшего рассмотрения следственных дел были созданы «особые тройки». На них возлагалась обязанность по рассмотрению следственных дел.

«Особые тройки» не рассматривали дела на иностранных подданных, которые подлежали направлению в 3й отдел 1-го управления НКВД СССР — для рассмотрения их в Центре и направления по подсудности. «Особые тройки» рассматривали дела УНКВД (НКВД), а также Дорожно-транспортного отдела (ДТО) НКВД и третьих отделов лагерей НКВД, находящихся в месте расположения соответствующих УНКВД (НКВД).

Они могли выносить приговоры в соответствии с Приказом НКВД № 00485 от 25 августа 1937 г. по первой и второй категориям, а также возвращать дела на доследование и выносить решения об освобождении обвиняемых из-под стражи, если в делах нет достаточных материалов для осуждения обвиняемых.

«Особые тройки» обязывались вести протоколы своих заседаний, в которые записывали вынесенные ими решения в отношении каждого осужденного.

По каждой национальности (польской, немецкой, латышской и т. д.) велись отдельные протоколы. Протоколы подписывались в двух экземплярах всем составом «тройки». Тем самым изменялся ранее введенный альбомный порядок рассмотрения дел.

К следственным делам приобщались выписки из протокола в отношении каждого осужденного в отдельности. По исполнении приговоров как по первой, так и по второй категориям дела направлялись в 1 -и специальный отдел НКВД СССР[250].

Циркуляр № 189 от 21 сентября 1938 г. в дополнение к предыдущему приказу разъяснял, что рассмотрению «особых троек» на местах подлежали дела в отношении лиц, арестованных в порядке приказов НКВД СССР № 00485, 00439 и 00593 — 1937 г. и № 202 и 326 — 1938 г., а также в порядке директив, посланных на места в дополнение и развитие этих приказов: № 49990 от 30 ноября 1937 г. (латышская операция), № 50215 от 11 декабря 1937 г. (греческая операция) и т. д. Иначе говоря, в отношении всех лиц польской, немецкой, латышской, эстонской, финской, болгарской, македонской, греческой, румынской, иранской, афганской и китайской национальностей, а также харбин-цев и участников белогвардейских организаций (РОВС, БРП, РФП), арестованных до 1 августа 1938 г. и изобличенных в шпионской, диверсионной, террористической и иной антисоветской деятельности.

«Особые тройки» не могли выносить приговоры по делам на инженеров, профессоров, врачей и др. специалистов высокой квалификации, по делам на работников органов и войск НКВД и по делам на бывших военнослужащих армии и флота, коим присвоены специальные военные звания. Дела на этих лиц необходимо было направлять по подсудности в военные трибуналы, линейные и областные суды, Военную коллегию Верхсуда СССР и на Особое совещание при НКВД (дела на военнослужащих РККА и РККФ, коим к моменту ареста не были присвоены специальные воинские звания, «особые тройки» могли рассматривать в общем порядке).

Кроме приговоров по первой и второй категориям, а также решений о возвращении дел на доследование и об освобождении обвиняемых из-под стражи с прекращением дел, «особые тройки» могли выносить приговоры о заключении в исправтрудлагерь на срок до пяти лет, о высылке в определенные пункты СССР, об отдаче под гласный надзор по месту жительства обвиняемого и об освобождении из-под стражи с зачетом в наказание срока предварительного заключения.

С 23 октября 1938 г. арест иностранного подданного производился только с санкции Народного комиссара внутренних дел Союза ССР или его заместителя.

Дела на иностранцев, подлежащих рассмотрению на Особом совещании при Народном комиссаре внутренних дел Союза ССР, оформлялись в обычном порядке.

Устанавливался особый порядок оформления высылки иностранцев за пределы СССР. Выписка из протокола Особого совещания объявлялась осужденному под расписку. После объявления решения о высылке обеспечивалась изоляция выдворяемых из СССР от всех остальных арестованных. Не позже чем через 10 дней после получения решения о высылке выдворяемый отправлялся особым конвоем в соответствующий пограничный пункт.

И. В. Сталину докладывалось, что за истекший период по неполным данным были репрессированы свыше 15 тысяч жен арестованных, в том числе по Москве свыше трех тысяч и по Ленинграду около 1500.

В дальнейшем НКВД считало целесообразным репрессировать не всех жен осужденных изменников родины правотроцкистских шпионов, а только тех из них, которые были в курсе или содействовали контрреволюционной деятельности своих мужей и в отношении которых органы НКВД располагали данными об их антисоветских настроениях и высказываниях и которые могли быть рассматриваемы как политически сомнительные и социально опасные элементы.

Предложения НКВД были приняты, а Приказ № 00689 от 17 октября 1938 г. официально изменил Приказ № 00486 от 15 августа 1937 г. о порядке ареста жен изменников родины[251].

5 октября 1938 г. Иркутск запросил разрешения на дополнительный лимит в порядке Приказа № 00447 по первой категории на 1500 человек, по второй — на 2000 человек, о чем было доложено И. В. Сталину.

Так как ответа на их просьбу не последовало, 28 октября Иркутск еще раз запросил органы НКВД и непосредственно И. В. Сталина о выделении лимита на 2500 человек. Изменение репрессивной политики, по-видимому, дошло не до всех.

Политбюро ЦК 16 ноября 1938 г. утверждает проект директивы СНК СССР и ЦК ВКП(б), которая направляется наркомам ВД союзных и автономных республик, начальникам областных, краевых управлений НКВД, прокурорам краев, областей, автономных и союзных республик, прокурорам военных округов, железнодорожного и водного транспорта, председателям Верховного суда СССР, верховных судов союзных и автономных республик, ВК ВС СССР, председателям трибуналов военных округов, секретарям ЦК нацпартий, обкомов, крайкомов.

Директива гласила: «Приостановить с 16 ноября сего года впредь до распоряжения рассмотрения всех дел на «тройках», в военных Трибуналах и в ВК ВС СССР, направленных на их рассмотрение в порядке особых приказов или в ином, упрощенном порядке». Ответственность за исполнение этой директивы возлагалась на НКВД СССР и Прокуратуру СССР[252].

17 ноября 1938 г. вышло совместное Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в котором отмечалась большая работа, проделанная органами НКВД СССР по разгрому шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок.

Вместе с тем были отмечены и такие недостатки, как неполнота следствия из-за его упрощенного ведения и слабая организация оперативной работы.

Отмечалась слабая работа органов прокуратуры, не принимавшей меры по устранению недостатков по ведению следствия.

В Постановлении указывалось, что пробравшиеся в органы НКВД и прокуратуру враги народа пытались не подчиняться партийному контролю (забывая при этом, что проведение всех операций санкционировал лично И. В. Сталин).

Предлагалось запретить проведение всех массовых операций. Ликвидировались судебные «тройки». При арестах и ведении следствия предписывалось строгое соблюдение законности.

Усиливался прокурорский надзор за следствием, проводившимся органами НКВД.

Местным партийным органам в течение двух месяцев предлагалось пересмотреть состав сотрудников прокуратуры, осуществляющих наблюдение за органами НКВД.

Все следователи органов НКВД в Центре и на местах могли назначаться только по приказу Народного комиссара внутренних дел СССР.

СНК СССР и ЦК ВКП(б) в своем постановлении предупреждали, что любой работник прокуратуры и НКВД за нарушение советских законов будет привлекаться к строгой ответственности.

После выхода этого постановления обстановка на местах также изменилась. Если раньше приветствовалось предоставление дополнительных лимитов, то после указанного постановления заслугой считался саботаж «ежовской» репрессивной политики.

Уже на следующий день после выхода вышеуказанного Постановления из У НКВД Пермской области докладывали, что «особой тройки» УНКВД Пермской области создано не было. Дела в военные трибуналы и Военную коллегию Верхсуда не направлялись. Шла проверка снятых с рассмотрения Особого совещания при НКВД СССР 3447 альбомных дел на такое же количество арестованных, но не своих, а переданных УНКВД Свердловской области[253].

В целях проверки выполнения органами НКВД и прокуратуры Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» в части организации следственной работы и осуществления прокурорского надзора за следствием в НКВД СССР 19 февраля 1939 г. было созвано совещание, в котором приняли участие 26 начальников областных и краевых УНКВД и наркомов внутренних дел союзных и автономных республик и ряд ответственных работников прокуратуры центра и периферии[254].

В Приказе НКВД СССР № 00762 от 26 ноября 1938 г. сообщалось о вскрытии серьезных недостатков и извращениях в работе органов НКВД и прокуратуры и указывались пути улучшения работы советских органов государственной безопасности в деле окончательного разгрома врагов народа и очистки страны от шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок, от всех предателей и изменников родины.

При выполнении Постановления «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» требовалось прекратить производство массовых операций по арестам и выселению. Аресты требовалось производить в строго индивидуальном порядке и предварительно согласовывать их с прокурором.

Считались утратившими силу приказы, циркуляры и распоряжения НКВД СССР по спецоперациям.

Все дела должны были направляться через прокурора на рассмотрение суда в соответствии с законами о подсудности. В Особое совещание при НКВД СССР разрешалось направлять дела с заключением прокурора в случаях, когда в деле имеются обстоятельства, препятствующие передаче дела в суд.

Дела, направляемые в Особое совещание, должны были оформляться в полном соответствии с уголовнопроцессуальным кодексом и предъявлением подследственному его дела для ознакомления после окончания следствия.

Дела, направляемые в Особое совещание, докладывались лично народными комиссарами внутренних дел союзных и автономных республик и начальниками краевых и областных УНКВД или их заместителями.

При Особом совещании существовал Секретариат, на который возлагалась предварительная проверка и подготовка к заседанию дел, туда направляемых[255].

Дела об иностранных подданных могли направляться в Особое совещание при НКВД СССР лишь в исключительных случаях.

Рассмотрению в установленном порядке подлежали также дела, которые уже рассматривались в Особом совещании или на «тройках» при НКВД, УНКВД и милиции, но по которым приговор еще не был приведен в исполнение. Дела на этих лиц возвращались на доследование. Отменялась практика продления наказания находящимся в ссылке и лагерях.

Таким образом, как и в период коллективизации, руководство партии и правительства приняло меры к исправлению допущенных ошибок. Как и прежде, Политбюро ЦК ВКП(б) оказалось вроде бы и ни при чем, возложив всю вину за массовые репрессии на НКВД и прокуратуру.

Однако материалы Архива Президента РФ, архива ФСБ РФ свидетельствуют о том, что ни одно решение не принималось органами безопасности и прокуратуры самостоятельно. Политбюро жестко контролировало деятельность этих ведомств, периодически заменяя руководящий кадровый состав партийными работниками. Вся деятельность органов государственной безопасности строго регламентировалась. Ни один вопрос, который касался деятельности органов НКВД, не выносился на рассмотрение СНК без предварительного обсуждения на Политбюро ЦК ВКП(б). Все вопросы репрессивной политики государственных органов рассматривались, организовывались и направлялись через Политбюро. Так, аресты депутатов Верховного Совета СССР, верховных советов союзных и автономных республик разрешались лишь по получении органами прокуратуры и НКВД согласия Председателя Президиума Верховного Совета СССР или председателей президиумов верховных советов союзных и автономных республик по принадлежности.

Разрешения на аресты руководящих работников наркоматов Союза и союзных республик и приравненных к ним центральных учреждений, а также состоящих на службе в различных учреждениях инженеров, агрономов, профессоров, врачей, руководителей учебных и научно-исследовательских учреждений давались по согласованию с соответствующими народными комиссарами Союза ССР или союзных республик по принадлежности.

Разрешения на аресты членов и кандидатов ВКП(б) — по согласованию с первыми секретарями, а в случае их отсутствия — со вторыми секретарями районных или городских, окружных, краевых, областных комитетов ВКП(б) или ЦК нацкомпартий по принадлежности, а в отношении коммунистов, занимающих руководящие должности в наркоматах союза ССР и приравненных к ним центральных учреждениях, или в отношении ответственных работников-коммунистов партийных, советских и хозяйственных учреждений — по получении на то согласия Секретариата ЦК ВКП(б).

Разрешения на аресты военнослужащих высшего, старшего и среднего начальствующего состава РККА и Военно-морского флота давались по согласованию с наркомом обороны или наркомом Военно-морского флота по принадлежности.

Санкции на аресты могли давать в районе районные прокуроры, в городе — городские прокуроры, в округе – прокуроры округа, в автономных республиках — прокуроры этих республик, в краях (областях) — краевые (областные) прокуроры. По делам о преступлениях на железнодорожном и водном транспорте санкции на аресты могли давать участковые прокуроры по принадлежности; по делам, подсудным военным трибуналам, — прокуроры военных округов.

Санкции на аресты, производимые народными комиссариатами внутренних дел союзных республик непосредственно, т. е. помимо местных органов НКВД, могли давать прокуроры этих республик. Санкции на аресты, производимые Народным комиссариатом внутренних дел Союза ССР непосредственно, т. е. помимо местных органов НКВД, — Прокурором Союза ССР[256].

В эти годы все шире стала распространяться подозрительность, усиливалось взаимное недоверие среди коммунистов в партийных организациях.

Некоторое оздоровление в партийные организации внесли решения январского Пленума ЦК ВКП(б) 1938 г. Но массовые репрессии продолжались вплоть до 1939 г.

Когда волна массовых репрессий в 1939 г. начала спадать, со стороны руководителей местных партийных организаций наметилась тенденция обвинений работников НКВД в преступном применении ими мер физического воздействия к арестованным. И. В. Сталин направил 10 января 1939 г. шифртелеграмму секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД, в которой говорилось:

«ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК ВКП(б)… Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самих безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод»[257]. С содержанием этой телеграммы И. В. Сталин затем предложил ознакомить местных прокурорских работников, осуществляющих надзор за следствием в органах НКВД, и председателей областных, краевых, республиканских судов. 5 февраля 1939 г. Л. П. Берия и А. Я. Вышинский докладывали И. В. Сталину: «Особым совещанием ОГПУ — НКВД и тройками на местах за время с 1927 г. осуждено к различным мерам наказания (к заключению в лагеря, ссылки, высылке) 2 100 000 человек»[258].

За два года — 1937-1938 — были арестованы 1 548 366 человек, из них расстреляны 681 692.

Волна массовых репрессий 1937-1938 гг. широко захватила руководящих работников партийных, советских органов, хозяйственных организаций, а также командный состав армии и органов НКВД.

В большинстве республик, краев и областей в эти годы было арестовано почти все руководство партийных и советских органов и значительное количество руководителей городских и районных организаций. В ряде крайкомов, обкомов и райкомов партии за это время подвергнуты арестам два-три состава руководящих работников. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде, арестованы и расстреляны в эти годы 98 человек. Из 1966 делегатов съезда с решающим и совещательным голосом арестованы па обвинению в контрреволюционных преступлениях 1103 человек, из них расстреляны 848. После периода массовых репрессий с конца 1938 г. Особое совещание при НКВД СССР, руководствуясь Постановлением СНК и ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», принимало к рассмотрению дела лишь о тех преступлениях, доказательства по которым не могли быть оглашены в судебных заседаниях по оперативным соображениям.

Давалось разъяснение о том, что постановления Особого совещания, «троек» НКВД, У НКВД и милиции о заключении в лагерь, ссылку, высылку и других ограничениях, не объявленные арестованным до 17 ноября, считались утратившими силу. Эти дела предписывалось доследовать и направить по подсудности. Осужденные, отбывшие наказание и получившие дополнительные меры наказания, если решения об этих мерах им до 17 ноября не объявлялись, освобождались.

В процессе рассмотрения и доследования дел по жалобам и заявлениям осужденных бывшими «тройками» следователи сталкивались с делами, по которым лица осуждались без какого-либо основания, а также с фактами явного несоответствия вынесенных бывшими «тройками» приговоров тяжести совершенного преступления.

В развитие Директивы НКВД СССР и Прокурора Союза ССР № 2709 от 26 декабря 1938 г. приказывалось следующее: в тех случаях, когда расследованием жалоб, заявлений и протестов прокуроров устанавливалось, что бывшими «тройками» вынесено наказание, явно не соответствующее по своей тяжести содеянному преступлению и степени социальной опасности осужденного, было предоставлено право наркомам союзных и автономных республик, начальникам У НКВД краев и областей входить с ходатайством в Особое совещание при НКВД СССР о снижении установленных бывшими «тройками» сроков наказания до трех-пяти лет, замены заключения в ИТЛ ссылкой, высылкой или снижении срока до фактически отбытого с освобождением заключенных из-под стражи с оставлением в необходимых случаях за ними судимости.

Поступающие жалобы, заявления и протесты прокуроров на неправильные решения «троек» предписывалось рассматривать не позднее чем в двухдекадный срок.

В случае несогласия с протестом прокурора наркомы внутренних дел союзных и автономных республик и начальники У НКВД краев и областей обязывались составлять мотивированное постановление об отклонении протеста и направлять копию постановления прокурору.

В спорных случаях прокурор, внесший протест по делу, мог обжаловать Постановление НКВД (УНКВД) перед Прокуратурой СССР, которая при необходимости вносила эти протесты на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР[259].

Приказ НКВД СССР № 00116 от 4 февраля 1939 г. установил порядок рассмотрения жалоб осужденных бывшими «тройками» НКВД, УНКВД и УРКМ, согласно которому жалобы должны были рассматриваться не позже чем в двухдекадный срок со дня их получения. При рассмотрении заявлений указывалось на необходимость детального ознакомления с архивным делом осужденного и производством в необходимых случаях дополнительных следственных действий (допросами свидетелей, проверкой документации преступления и т. п.).

Постановления об отмене решений бывших «троек» утверждались начальниками УНКВД, НКВД или его заместителями, а по делам УРКМ — начальником УРКМ и направлялись вместе с заявлением, материалами расследования, архивными делами и справкой тюрьмы о месте нахождения осужденного[260].

3 мая 1939 г. Прокурор СССР А. Я. Вышинский доложил И. В. Сталину и В. М. Молотову о том, что за последнее время через Особое совещание при НКВД СССР проходит большое количество дел, причем в каждом заседании рассматривается от 200 до 300 дел. При таком положении дел он не исключал возможности принятия ошибочных решений. Учитывая это, А. Я. Вышинский полагал целесообразным, чтобы в конкретных случаях НКВД получал специальные указания ЦК ВКП(б) и СНКСССР.

А. Я. Вышинский представил свои соображения Л. П. Берии, предложив установить такой порядок работы Особого совещания, чтобы его заседания созывались чаще и на каждом заседании рассматривалось меньшее количество дел[261].

Разбор жалоб и заявлений, поступающих от лиц, осужденных Особым совещанием при НКВД СССР, возлагался на Секретариат Особого совещания, который обязывался рассматривать их в двухдекадный срок. Доследование по делам могли производить только те органы НКВД, которые вели следствие.

Для рассмотрения заявлений и жалоб при Секретариате Особого совещания временно было создано специальное отделение со штатом 15 человек[262].

8 мая 1939 г. (Приказ НКВД СССР № 00497) было принято решение о том, что при рассмотрении жалобы того или иного осужденного бывшей «тройкой», проходившего по групповому делу, одновременно разрешать вопрос о проверке дела и по отношению к другим лицам.

Основанием для проверки дел и возможного изменения вынесенных «тройками» решений являлись не только жалобы осужденных, но также и другие обстоятельства, устанавливающие неправильность приговоров (заявления родственников осужденных, материалы последующих следственных дел, судебные процессы и т. д.)[263].

17 февраля 1939 г. дано разъяснение о порядке освобождения из исправительно-трудовых лагерей и колоний трудпоселенцев, которые отбыли срок наказания, или кулаков, семьи которых высланы в трудпоселки. Данная категория лиц по отбытии срока наказания в лагерях и колониях направлялась обратно в трудпоселки[264].

Согласно Инструкции от 1 июня 1939 г. о порядке выполнения решений Особого совещания при НКВД СССР и осуществления гласного надзора за административно-ссыльными и высланными в двухмесячный срок был произведен переучет ссыльных и высланных.

Утверждены также новые списки местностей, в которых запрещалось проживать лицам, высланным постановлением Особого совещания при НКВД СССР[265].

В целях предупреждения возможности расконспириро-вания методов оперативной работы органов НКВД следствие по делам секретных сотрудников органов НКВД о преступлениях, связанных с их секретной работой или совершенных при выполнении оперативных поручений органов НКВД, как и раньше, могли вести только органы НКВД.

Дача санкций на арест секретных сотрудников и прокурорский надзор за следствием по этим делам могли осуществляться только Военной прокуратурой пограничных и внутренних войск НКВД.

Законченные следствием дела о секретных сотрудниках рассматривались, как правило, Особым совещанием при НКВД СССР, а при особо отягчающих обстоятельствах — военными трибуналами пограничных и внутренних войск НКВД в закрытых заседаниях в составе заседателей из числа оперативных сотрудников органов НКВД.

Приказ НКВД СССР № 001472 от 14 декабря 1939 г. в целях ускорения подготовки и рассмотрения дел на Особом совещании НКВД СССР и рассмотрения жалоб и заявлений о пересмотре решений Особого совещания предписал проводить заседания Особого совещания два раза в шестидневку.

Секретариату Особого совещания дополнительно, сроком на три месяца, прикомандировывались 37 оперативных работников.

При проверке дел по жалобам осужденных бывшими «тройками» НКВД—УНКВД и Особым совещанием при НКВД СССР органы прокуратуры и НКВД при передопросах свидетелей стали сталкиваться с такими фактами, когда один’И тот же свидетель мог дать разноречивые показания. По-видимому, на допросах в органах НКВД у арестованных возникали опасенияо возможности применения к ним мер физического воздействия.

Для устранения подобных фактов разноречивости в показаниях приказывалось повторные допросы свидетелей производить НКВД и прокуратуре совместно.

При рассмотрении жалоб и заявлений осужденных бывшими «тройками» НКВД-УНКВД и УРКМ, а также по протестам прокуроров на решения этих «троек» предлагалось в дальнейшем руководствоваться следующим: изменение постановлений бывших «троек» НКВД— УНКВД и УРКМ могло производиться только по решению Особого совещания при НКВД СССР.

По жалобам и заявлениям осужденного или его родственников требовалось составление мотивированного постановления, которое после его утверждения начальником Секретариата Особого совещания или его заместителем сдавался в 1-й спецотдел для объявления заявителю и приобщению к архивному делу. Заявления и жалобы, поступившие после рассмотрения дела по ранее рассмотренным заявлениям, в случае отсутствия в них новых данных, дающих основание к пересмотру решения, приобщались к архивноследственному делу без вынесения постановления. В этом случае заявителю через 1-й спецотдел сообщалось об оставлении его заявления без удовлетворения.

Именно из-за этого приказа в архивных следственных делах образовалось значительное количество нерассмотренных жалоб и заявлений осужденных и их родственников.

Ходатайства же о помиловании осужденных «тройками» НКВД по делам, представленным на рассмотрение «троек» органами милиции, начальникам управлений лагерей и УНКВД предлагалось направлять непосредственно на рассмотрение в президиумы верховных советов соответствующих союзных республик. Решения о помиловании возвращались на исполнение в ИТЛ и другие места заключения — по месту нахождения осужденного[266].

Во исполнение Постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 7 декабря 1940 г. «О привлечении к ответственности изменников родины и членов их семей» было приказано всех совершеннолетних членов семей изменников родины, совершивших побег за границу, которые к моменту совершения преступления проживали вместе с ним или находились на его иждивении, привлекать к ответственности, брать на учет, обеспечивая их активную оперативную разработку.

Все поступавшие от НКВД—УНКВД дела на членов семей изменников родины предлагалось незамедлительно выносить на рассмотрение ближайшего заседания Особого совещания.

20 декабря 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило представленный НКВД проект Указа ПВС СССР о предоставлении Особому совещанию при НКВД СССР права применять конфискацию имущества по делам о спекуляции и контрабанде; по делам о контрреволюции и других преступлениях, когда следствием установлено, что имущество приобретено незаконным путем или было использовано в преступных целях[267]. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 23 декабря 1940 г. узаконил это постановление. Проводимая практика массовых необоснованных арестов повлекла за собой грубейшие нарушения советской законности в органах следствия, прокуратуры и суда.

Так, осужденный А. Ревис 27 июля 1934 г. написал из соловецких лагерей И. В. Сталину о преступном ведении следствия и несправедливом осуждении, на что И. В. Сталин 11 сентября 1934 г. писал В. В. Куйбышеву и А. А. Жданову: «Обращаю Ваше внимание на приложенные документы, особенно на записку Ревиса. Возможно, что содержание обоих документов соответствует действительности. Советую:

а)поручить комиссии в составе Кагановича, Куйбышева и Акулова проверить сообщение в документах;

б)вскрыть до корней недостатки «следственных приемов» работников бывшего О ГПУ;

в)освободить невинных пострадавших, если таковые окажутся;

г)очистить ОГПУ от носителей специфических «следственных приемов» и наказать последних «не взирая на лица».

Дело, по-моему, серьезное и нужно довести его до конца»[268].

Особоуполномоченный Коллегии ОГПУ Фельдман в докладной записке на имя руководства писал, что арест в следственном порядке сотрудников ОГПУ за проступки и преступления встречал противодействие со стороны прокурорского надзора. Прокуроры ссылались на Инструкцию ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 мая 1933 г., которая ограничивала арест граждан в случаях «контрреволюции, терактов, вредительства, бандитизма и грабежа, шпионажа, перехода границ и контрабанды, убийства и тяжелых ранений, крупных хищений и растрат, профессиональной спекуляции, валютчиков, фальшивомонетчиков, злостного хулиганства и профессиональных рецидивистов…».

Действительно, в Циркуляре прокуратуры от 22 ноября 1933 г. № H-26 говорилось: «… По делам о должностных преступлениях сотрудников ОГПУ аресты допустимы лишь при совершении сотрудниками преступлений, по которым Инструкция допускает заключения под стражей в качестве меры пресечения…» Данная норма вступала в противоречие с предыдущей практикой борьбы ОГПУ с должностными преступлениями своих сотрудников, которая не оставляла без ареста даже нарушивших дисциплину, не говоря уже о совершенных ими преступлениях. Это обстоятельство нашло свое отражение в приказе ОГПУ «О дисциплине в органах и войсках ОГПУ» № 325 от 23 ноября 1933 г. и «О нарушителях чекистской дисциплины» (Приказ № 502 от 5 января 1934 г.).

ОГПУ информировали Катаняна о неправильном ограничительном толковании арестов сотрудников ОГПУ.

Он с этим согласился и ускорил издание обещанной им поправки к указанному выше циркуляру прокуратуры. Подготовленный Циркуляр за № 13/М-42 от 20 июня 1934 г. не удовлетворил ОГПУ, так как в нем была ссылка на якобы увеличивающиеся в последнее время случаи должностных преступлений сотрудников, связанных с превышением власти и издевательствами над арестованными, которые сопровождались избиениями, убийствами и прочими видами незаконных действий. Это не нашло своего подтверждения в действительном положении дел.

Циркуляр ограничил применение арестов в следствии только по тяжким преступлениям, прямо подпадающим под действие упомянутой статьи Инструкции ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 мая 1933 г. Он не представил возможности местной прокуратуре давать согласие на арест при следствии по проступкам и преступлениям сотрудников, по которым приказами ОГПУ предусматривалось применение ареста.

В связи с вышеизложенным ОГПУ полагало необходимым в целях устранения противоречий между существующей практикой борьбы с нарушениями дисциплины и должностными преступлениями сотрудников, а также в целях устранения противоречий с ведомственными приказами в этой части просить Прокурора Союза ССР отменить циркуляр от 20 июня 1934 г.

Прокурорскому надзору на местах разъяснялись предусмотренные Инструкцией ЦК ВКП(б) и СНК СССР ограничения в отношении арестов всех граждан, включая сотрудников ОГПУ и милиции. Подчеркивалась необходимость ареста в качестве основной меры пресечения при следствии по должностным преступлениям[269].

20 мая 1935 г. из Народного комиссариата обороны на имя И. В. Сталина поступили письма командиров РККА И. С. Грибова, В. М. Гуковаи В. Волкова, которые были безосновательно арестованы и осуждены НКВД. И. В. Сталин ответил К. Е. Ворошилову: «Я за то, чтобы поддержать всех трех, но этим нельзя ограничиваться — надо привлечь к ответственности поименованных в письмах работников НКВД»[270].

Партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) 29 августа 1935 г. слушала дело Л. М. Весеньева, 1902 г. рождения, члена ВКП(б) с 1924 г., в органах ГПУ работал в 1920-1923 гг. и с 1930 г. по 1935 г. Он обвинялся в тенденциозном ведении следствия по обвинению Грибера и незаконном изъятии из следственного дела части его показаний. В связи с этим за недопустимые методы ведения следствия Л. М. Весеньеву объявлен строгий выговор[271].

Особым отделом ГУГБ при Главном руководстве маневрами МВД были получены сведения о том, что в находившемся на маневрах 145-м стрелковом полку 49-й стрелковой дивизии готовится массовое отравление личного состава полка. По обвинению в этом преступлении арестовано несколько красноармейцев. Иванов Л. А. был назван руководителем.

О данном факте был проинформирован И. В. Сталин, последний предложил: «Хорошо бы Иванова и К° расстрелять в присутствии полка»[272].

Обстановка в стране менялась. Происходили изменения и в органах безопасности. На смену чекистам, работавшим с Г. Г. Ягодой, стали приходить партийные кадры Н. И. Ежова. Последний потихоньку избавлялся от так называемых «врагов народа» в системе НКВД.

17 мая 1937 г. он доложил И. В. Сталину, что арестованный заместитель начальника Управления НКВД по Саратовской области — комиссар государственной безопасности 3-го ранга И. И. Сосновский сознался, что он с 1919 г. вплоть до ареста являлся эмиссаром Пилсудского и 2-го отдела Польского главного штаба.

В качестве своей агентуры Сосновский под пытками назвал Р. А. Пиляра, занимающего должность начальника Управления НКВД по Саратовской области; Карина — начальника отдела Разведупра РККА; Пузицкого — комиссара государственной безопасности 3-го ранга и ряд лиц из числа высшего командного состава РККА, польской политэмиграции и других советских учреждений.

Как выяснилось в процессе следствия, Сосновский якобы руководил диверсионно-повстанческой работой «Польской организации войсковой» на территории Украины, Белоруссии, Западной области и антисоветскими националистическими элементами в Закавказье и на Северном Кавказе. Последний вынужден был признать, что с 1929 г. он являлся еще и участником антисоветского заговора, руководимого Ягодой[273].

По указанию Н. И. Ежова оперативные работники НКВД в Центре и на местах полностью переключились на аресты и следствие с задачей любыми средствами обосновать незаконные аресты и показать видимость существования широкоразветвленной сети различного рода антисоветских формирований.

Массовые избиения и истязания арестованных, изнурительные непрерывные многосуточные допросы, шантаж и провокация были узаконены. 9 июня 1937 г. из внутренней тюрьмы НКВД И. В. Сталину передали записку от Якира, в которой он писал: «Родной и близкий тов. Сталин. Я смею так к Вам обратиться… Я прошу и понимаю, что не имею не это никакого права. Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране с безграничной верой в победу коммунизма». Несмотря на такие заверения в любви и преданности, резолюция И. В. Сталина была жесткой: «Подлец и проститутка». К. Е. Ворошилов вторил: «Совершенно точное определение»[274].

«Бауман был арестован НКВД СССР 12 октября 1937 г., сразу же его подвергли жестоким избиениям, и спустя два дня после ареста 14 октября он без суда и следствия был убит в Лефортовской тюрьме». «В результате зверских избиений В. К. Блюхер на восемнадцатый день после ареста, 9 ноября 1938 г. умер»[275]. Почти о всех операциях Н. И. Ежов докладывал И. В. Сталину и В. М. Молотову. Так, 26 ноября 1937 г. он сообщил, что в Таловском, Новохоперском, Бутурлиновском, Слань-Моленовском и Архангельском районах Воронежской области усилиями органов НКВД вскрыта церков-но-монархическая повстанческая организация, возглавляемая монахом Чернополовым.

В состав этой организации входили до 50 человек монахов, монашек, юродивых и разного бродяжнического контрреволюционного элемента. Тем не менее эта организация ставила своей задачей свержение Советской власти и восстановления в СССР монархического строя[276].

29 ноября 1937 г. И. В. Сталину доложили, что, по оперативным данным, студент второго курса медицинского института монгол Дашицибик Даваху при просмотре кинохроники о предвыборном собрании на московском заводе высказывал мысль о взрыве там бомбы. Он заявил, что в СССР прибыл для сбора информации о положении в Союзе для монгольского правительства, на что имеет задание министров, с которыми утратил связь.

В процессе разработки установлено, что он якобы располагал крупными средствами, систематически пьянствовал, вовлекая военнослужащих, работников учреждений промышленности. Он периодически встречался с монголами, проезжающими через Омск в Москву. Предполагая возможность своего ареста, заявлял, что в этом случае он будет говорить о всех своих людях[277].

27 апреля 1938 г. Н. И. Ежовым И. В. Сталину и В. М. Молотову была направлена копия докладной записки началь-ника Управления НКВД о ликвидируемой контрреволюционной меньшевистской организации в Алтайском крае.

Докладывалось о вскрытии и ликвидации контрреволюционной меньшевистской повстанческой организации, направлявшей свою деятельность на подготовку вооруженного свержения Советской власти. Участники организации — преподаватели резко снижали успеваемость учеников, а предательско- диверсионная группа, работающая в больнице, «проводила умерщвление коммунистов, а также ударников- стахановцев».

Всего по делу меньшевистской организации выявлено участников 329 человек, из них арестованы 210 человек, остальные находились в процессе разработки.

Удивительные сообщения. Как же можно было здравомыслящим людям во все это верить?[278] Н. И. Ежов своим приказом предусмотрел упрощенный порядок ведения следствия и решения вопроса об аресте. Начальник местного органа НКВД решал вопрос об аресте группы лиц по списку без каких-либо материалов, а в отношении порядка следствия в приказе было записано: «Следствие проводится ускоренно и в упрощенном порядке. К делу приобщаются: ордер на арест, протокол обыска, материалы, изъятые при обыске, личные документы, анкета арестованного, протокол допроса и краткое обвинительное заключение».

О темпах выполнения приказа и «объективности» расследования дел свидетельствует отчет на 15 августа 1937 г., из которого видно, что за 15 дней после издания приказа только по 57 областям арестованы 100 990 человек, из них 14 305 осуждено.

27 мая 1938 г. народному комиссару внутренних дел УССР начальником Секретариата НКВД СССР направлено для проверки заявление Маковского, присланное из Секретариата Председателя ВЦИК, которое помогает понять, каким образом велось следствие в управлениях НКВД Украины.

В своем письме Маковский вначале описывает свою биографию, а затем вспоминает обстоятельства своего ареста. «В ночь с 12 на 13 ноября 1937 г. я был неожиданно арестован Бердичевским горотделом НКВД и направлен в местную тюрьму. Вечером 15 ноября я был взят на допрос в НКВД к следователю Грицыку, который под угрозой расстрела начал принуждать меня признаться в руководстве подпольной вредительской организацией. Это буквально меня ошеломило, так как я всю свою жизнь работал честно, как каждый советский специалист.

Когда же я опроверг такое дикое обвинение, то указанный следователь вызвал следователей: Дейч, Яковенко и Гринника, которые в пьяном виде с площадной руганью начали меня избивать. Они ломали пальцы на руках, заставляли меня писать фамилию, потом считать буквы в ней, число букв умножить на 5 и потом наносили число ударов, равное полученному произведению.

В результате у меня хлынула кровь ртом и носом. Я начал плакать и кричать. Боясь, что крики будут услышаны на улице, так как комната была вблизи улицы, следователь Грицык начал угрожать мне с площадной бранью, что если я не замолчу, то он меня застрелит. После этого я был брошен в подвал.

В результате сильных избиений и ударов в почки у меня началось кровотечение из половых органов, опухли пальцы на руках и шея. В подвале у меня начался жар и бред.

Несмотря на это, ночью 16 ноября я опять был взят на допрос, но уже к следователю Гладину. Свой допрос следователь Гладин начал теми же методами, что и Грицык, — с руганью и криками и с револьвером в руке. Гладин все время кричал, чтобы я писал показания о себе.

Так как мне писать о себе было нечего, то я безусловно отказался писать гнусную ложь на себя. После этого Гладин сдал меня под охрану милиционеру и сам пошел ужинать.

Было около 12 часов ночи, когда он возвратился пьяный в комнату и сразу же набросился на меня, инициируя расстрел. Я писать отказывался. Тогда Гладин вызвал в комнату Романова, которого называют «доктором». В о-бязанности этого «доктора» входит «лечение» тех арестованных, которые не хотят писать лжи. Причем это «лечение» заключается в пытках разного рода. Так мне было (с целью напугать) показано избиение резиной по голому телу двух связанных за ноги и руки вместе заключенных.

При этом, дабы не было слышно крика, одежда заворачивалась на голову и завязывалась.

В эту ночь я был вызван на допрос 8 раз. Мне не давали буквально опомниться, и вызовы следовали через 10-15 минут. Доведенный избиениями, угрозами и площадными криками с площадной бранью до отчаяния и отупения, я с целью сохранить себе жизнь решил выдумать и написать что-либо несуществовавшее для себя. Когда я написал, то это не удовлетворило следователей, и экзекуция началась снова. После этого я был опять отведен в подвал и спустя непродолжительное время был вызван снова. В кабинете Дейча меня окружили все указанные следователи и Дейч начал угрожать, что если я не подпишу протокола, то меня снова начнут избивать и добавят мне шпионаж, а это значит, что меня расстреляют. Какая вам разница, где работать — в Сибири, на Урале или Бердичеве? — спросил Дейч.

Когда я прочитал протокол допроса, составленный Дейчем, то был поражен той наглостью и ложью, с какой он был составлен. Так как в перспективе были опять избиение и пытки, то я, прочитав только часть протокола, подписал его».

Далее Маковский пишет о своей преданности интересам Советской власти и просит пересмотреть его дело[279].

10 декабря 1938 г. И. В. Сталину направлена копия личного письма начальника Управления НКВД по Саратовской области, где он указывал на неправильные методы ведения следствия: фабрикации уголовных дел, применения методов психологического воздействия, а также на угрозы арестованным немедленным арестом и расстрелом их семей, допросы через «конвейер» и т. д.

Бывший заместитель НКВД СССР М. П. Фриновский впоследствии на допросе рассказал о методах ведения следствия в Центральном аппарате НКВД СССР. Следственный аппарат во всех отделах НКВД условно разделялся на «следователей-кололыциков», «кололыциков» и «рядовых» следователей. «Следователи- кололыцики» бесконтрольно применяли избиение арестованных, в кратчайший срок добиваясь «показаний». Они и умели грамотно и красочно составлять протоколы.

Так как количество сознающихся арестованных при таких методах допроса изо дня в день возрастало, то нужда в следователях, умеющих составлять протоколы, была большая. «Следователи-кололыцики» стали при себе создавать группы просто «кололыциков». Группа «кололь-щиков» состояла из технических работников.

Люди эти, не зная материалов на подследственного, вызывали арестованного и приступали к его избиению до момента, когда подследственный давал согласие на дачу показаний. Остальной следовательский состав занимался допросом менее серьезных арестованных, был предоставлен самому себе, никем не был руководим.

Дальнейший процесс следствия заключался в том, что следователь, который вел допрос, вместо протокола составлял заметки. После нескольких таких допросов следователем составлялся черновик протокола, который шел на «корректировку» начальнику соответствующего отдела, а от него еще не подписанным — на «просмотр» бывшему народному комиссару Н. И. Ежову, который просматривал протокол, внося в него изменения и дополнения.

В большинстве случаев арестованные не соглашались с редакцией протокола, заявляя, что они на следствии этого не говорили, и отказывались от подписи. Тогда следователи напоминали арестованному о «кололыциках», и подследственный подписывал протокол. «Корректировку» и «редактирование» протоколов в большинстве случаев Н. И. Ежов производил, не видя в глаза арестованных. При таких методах следствия подсказывались фамилии, очень часто показания давали следователи, а не подследственные.

М. П. Фриновский показал также, что сознательно проводимая Н. И. Ежовым неприкрытая линия на фальсифицирование материалов следствия о подготовке против него террористических актов дошла до того, что угодливые следователи из числа «колольщиков» постоянно добивались «признания» арестованных о мнимой подготовке террористических актов против Н. И. Ежова.

Мысль о своем отравлении подал сам Н. И. Ежов — изо дня в день, заявляя, что он плохо себя чувствует после посещения своего кабинета, ощущая металлический привкус и запах во рту. При этом жаловался на то, что у него из десен стала появляться кровь и стали расшатываться зубы. Н. И. Ежов стал твердить, что его отравили в кабинете, и тем самым внушил следствию необходимость добиться соответствующих показаний.

Массовые операции, по мнению М. П. Фриновского, в местах их проведения протекали нормально. Однако вскоре было установлено, что в ряде краев и областей, особенно в Орджоникидзевском крае, имели место случаи убийства арестованных на допросах с последующем оформлением их дел через «тройку» как на приговоренных к расстрелу. В это же время стали поступать данные о творимом беззаконии и из других областей, в частности с Урала, из Белоруссии, с Украины, из Оренбурга и Ленинграда.

Особенно сильно возросли эти беззакония, когда дополнительно к проводимым массовым операциям в краях и областях была спущена директива о репрессировании инонациональностей, подозреваемых в шпионаже, связях с консульствами иногосударств, перебежчиков.

Поступающие массовые сигналы о так называемых «перегибах» оставались без внимания. В других случаях в целях прикрытия вражеской работы заговорщиков к судебной ответственности привлекались рядовые работники НКВД.

Н. И. Ежов сам себе создавал ореол славы лучшего из лучших, бдительнейшего из бдительных. Нередко он якобы говорил, что, если бы не он, в стране был бы переворот, что в результате его работы и вскрытых дел отсрочили войну и т. д.[280]

13 июля 1939 г. бывший начальник УНКВД по Смоленской области на допросе рассказал о методах ведения следствия на периферии. Так, за 1937 г. по Смоленской области были арестованы 12 тысяч человек, из коих осуждены по первой категории 4,5 тысячи человек. Среди репрессированных и осужденных было большое количество совершенно невинных людей.

С его слов, производилось много необоснованных арестов командиров РККА. Путем незаконных методов следствия получали показания об участии командного состава в контрреволюционной заговорщической деятельности в армии, таким образом вскрыли в Белорусском военном округе антисоветский заговор, в число участников которого вошли все арестованные из руководящего состава БВО. Кроме того, в частях БВО арестовывались без всяких компрометирующих материалов все иностранцы (поляки, немцы, латыши и т. д.).

С его слов, на совещании начальников НКВД в январе 1938 г. Н. И. Ежов одобрял действия тех начальников УНКВД, которые приводили астрономические цифры репрессированных. Так, по Западно-Сибирскому краю приводилась цифра в 55 тысяч арестованных, по Свердловской области — 40 тысяч, по Белоруссии — 60 тысяч, по Оренбургу — 40 тысяч, по Дальнему Востоку — 70 тысяч человек, по Московской области 50 тысяч человек. Украинские начальники УНКВД приводили цифры арестованных от 30 до 50 тысяч.

В заключительном слове на этом совещании Н. И. Ежов похвалил отличившихся, заявив при этом, что, безусловно, кое-где имели место перегибы, как, например, в Куйбышеве, где по указанию П. П. Постышева пересажали весь партактив области, но при такой операции и таком размахе ошибки неизбежны. «Мы это учитываем и считаемся с этим»[281].

Ввиду большого скопления нерассмотренных дел по массовым операциям начальнику Промышленного отдела ГУГБ НКВД, начальнику 3-го отдела ГУГБ НКВД, начальнику 4-го отдела ГУГБ НКВД и начальнику 6-го отдела ГУГБ НКВД было приказано приступить по указанию начальника 8-го отдела ГУГБ НКВД к рассмотрению альбомов по массовым операциям, с тем чтобы каждому ежедневно рассматривать не менее 300 дел[282].

29 марта 1938 г. в отмену Директивы НКВД СССР за № 315 733 от 8 августа 1935 г. в работе «троек» НКВД – УНКВД по рассмотрению дел об уголовном и деклассированном элементе, а также о лицах, злостно нарушающих паспортный режим, устанавливался новый порядок. Секретарем «тройки» УНКВД по рассмотрению дел по СВЭ (социально вредный элемент) назначался по должности оперативный секретарь Управления РКМ. Первый экземпляр протоколов «тройки» НКВД—УНКВД направлялся начальнику ГУРКМ НКВД СССР для представления на утверждение Особого совещания при НКВД СССР. Выполнение решений «тройки» и контроль за своевременным направлением осужденных из тюрем в места лишения свободы возлагался на оперативного секретаря УРКМ (Управление рабоче-крестьянской милиции).

10 апреля 1938 г. принято решение: следственные дела на содержащихся под стражей жен, осужденных по первой категории, представлять с докладчиком на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР[283].

27 мая 1938 г. упрощенный порядок рассмотрения дел (по альбомам в соответствии с Приказом 00485) на лиц польской, немецкой, латышской, эстонской, финской, болгарской, македонской, греческой, румынской, иранской, афганской, китайской национальностей и харбинцев, изобличенных в шпионской, диверсионной, террористической и другой антисоветской деятельности, был продлен еще раз, теперь уже до 1 августа 1938 г.

Преследовалась цель добиться «исчерпывающей очистки» от контрреволюционных элементов предприятий оборонной промышленности, оборонных цехов гражданских объектов, транспорта, территорий укрепленных районов и пограничной полосы[284].

В ряде органов начальники заранее определяли, сколько признаний в сутки обязан получить каждый следователь и сколько фамилий членов антисоветских формирований должны указываться в каждом протоколе допроса обвиняемого. Как правило, протоколы допроса составлялись в отсутствие арестованных, и последние о содержании «своих показаний» зачастую узнавали лишь при их подписи. Для того чтобы получить большее количество признаний, в ряде органов госбезопасности прибегали к прямой провокации. Уговаривали заключенных дать показания об их якобы шпионской работе в пользу иностранных разведок, объясняя при этом, что такого рода вымышленные показания нужны партии и правительству. При этом обещали заключенным освободить их после дачи подобного рода «признаний».

Бывший начальник УНКВД Нижнеамурской области Фельдман в собственноручных показаниях от 10 сентября 1939 г. указал, что ему пришлось допрашивать арестованного комдива Деревцова, который отказался от ранее данных им показаний, а на вопрос о причинах отказа заявил, что его обманул Арнольдов, сказав ему, что он не арестован, а мобилизован по заданию ЦК ВКП(б) для помощи органам НКВД по вскрытию в ОКДВА военно-троцкистского заговора.

Получила широкое распространение практика, когда в камеру к арестованному, не дающему требуемых показаний, подсаживали провокатора или другого арестованного, который уже безропотно подписывал любую ложь, и последнему вменяли в обязанность уговорить не дающего показаний «признаться» в своей вине. Так, А. С. Бубнов уговаривал П. П. Постышева, С. С. Шварц — Е. Г. Евдокимова, а сидевшему с В. К. Блюхером провокатору давали в камеру коньяк, и уговоры происходили во время его распития.

Особо серьезные нарушения в следствии имели место в центральном аппарате НКВД СССР, где избиением и вымогательством ложных показаний занимались почти все, начиная от наркома Н. И. Ежова и кончая рядовым работником. Отсюда же выходили в периферийные органы руководящие указания о фальсификации дел.

Обобстановке, царившей в следствии, свидетельствует дело Эйхе Роберта Индриковича, члена КПСС с 1905 г., одного из видных деятелей партии и Советского государства, кандидата в члены Политбюро ЦК, который перед арестом работал наркомом земледелия СССР. Он был арестован 29 апреля 1938 г. без санкции прокурора СССР, которая была получена только через 15 месяцев.

Эйхе под пытками вынуждали подписывать заранее составленные следователями протоколы допросов, в которых возводились обвинения в антисоветской деятельности против него самого и ряда видных партийных и советских работников.

1 октября 1939 г. Эйхе обратился с заявлением на имя И. В. Сталина, в котором категорически отрицал вину и просил разобраться с его делом. В заявлении он писал: «Нет более горькой муки, как сидеть в тюрьме при строе, за который всегда боролся». Сохранилось подлинное заявление Эйхе, посланное им И. В. Сталину 27 октября 1939 г.:

«25 октября с. г. мне объявили об окончании следствия по делу и дали возможность ознакомиться со следственным материалом. Если бы я был виноват хотя бы в сотой доле хотя бы одного из предъявленных мне преступлений, я не посмел бы к Вам обратиться с этим предсмертным заявлением, но я не совершил ни одного из инкриминируемых мне преступлений и никогда у меня не было ни тени подлости на душе. Я Вам никогда в жизни не говорил ни полслова неправды и теперь, находясь обеими ногами в могиле, я Вам тоже не вру. Все мое дело — это образец провокации, клеветы и нарушения элементарных основ революционной законности…

Имеющиеся в следственном моем деле обличающие меня показания не только нелепые, но содержат по ряду моментов клевету на ЦК ВКП(б) и СНК, так как принятые не по моей инициативе и без моего участия правильные решения ЦК ВКП(б) и СНК изображаются вредительскими актами контрреволюционной организации, проведенными по моему предложению.

Наиболее ярко это видно из показаний о моем якобы вредительстве в колхозном строительстве, выразившемся в том, что я пропагандировал на краевых конференциях и пленумах крайкома ВКП(б) создание колхозов-гигантов. Все эти выступления мои стенографировали, и [они] опубликованы, но в обвинении не приводится ни один конкретный факт и ни одна цитата, и это никто никогда доказать не может, так как за все время своей работы в Сибири я решительно и беспощадно проводил линию партии. Колхозы в Западной Сибири были крепкими и по сравнению с другими зерновыми районами Союза лучшими колхозами…

…Ушакову, который тогда вел мое дело, нужно было показать, что выбитые из меня ложные признания перекрываются показаниями в Сибири, и мои показания по телефону передавались в Новосибирск.

С откровенным цинизмом это делалось, и при мне лейтенант Прокофьев заказывал телефон с Новосибирском.

Теперь я перехожу к самой позорной странице своей жизни и к моей действительно тяжкой вине перед партией и перед Вами. Это о моих признаниях в контрреволюционной деятельности…

Дело обстояло так: не выдержав истязаний, которые применяли ко мне Ушаков и Николаев, особенно первый, который ловко пользовался тем, что у меня после перелома еще плохо заросли позвоночники, и причинял мне невыносимую боль…

…Дал я эти ложные показания, когда следователь меня 16 часов допрашивал, довел до потери сознания и когда он поставил ультимативно вопрос, что выбирай между двумя ручками (пером и ручкой резиновой плетки), я, считая, что в новую тюрьму меня привезли для расстрела, снова проявил величайшее малодушие и дал клеветнические показания. Мне тогда было все равно, какое на себя принять преступление, лишь бы скорее расстреляли, а подвергаться снова избиениям… мне не было сил…

…Я Вас прошу и умоляю поручить доследовать мое дело, и это не ради того, чтобы меня щадили, а ради того, чтобы разоблачить гнусную провокацию, которая, как змея, опутала многих людей, в частности и из-за моего малодушия и преступной клеветы. Вам и партии я никогда не изменял. Я знаю, что погибаю из-за гнусной, подлой работы врагов партии и народа, которые создали провокацию против меня. Моей мечтой было и остается желание умереть за партию, за Вас».

1 февраля 1940 г. Эйхе был предан суду. В суде Эйхе виновным себя не признал и, как это записано в протоколе, заявил: «Во всех якобы моих показаниях нет ни одной названной мною буквы, за исключением подписей внизу протоколов, которые подписаны вынужденно. Показания даны под давлением следователя, который с самого начала моего ареста начал меня избивать. После этого я и начал писать всякую чушь. Кроме того, следователи использовали мое болезненное состояние (перелом спины) и играли на ней, как на клавишах. Это невыносимая пытка, которую я не выдержал. Главное для меня — это сказать суду, партии и Сталину о том, что я не виновен. Никогда участником заговора не был. Я умру так же с верой в правильность политики партии, как верил в нее на протяжении всей своей работы».

Военная коллегия Верховного суда СССР (в составе Ульриха, Климина и Суслина) выслушала заявление Эйхе и приговорила его к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение спустя два дня — 4 февраля 1940 г. В настоящее время Эйхе реабилитирован.

Следует отметить, что И. В. Сталину и некоторым членам Политбюро систематически направлялись протоколы допросов арестованных, по показаниям которых проходили работавшие еще члены и кандидаты в члены ЦК КПСС, секретари ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов.

С разрешения партийных инстанций арестованных избивали и вымогали у них показания на других лиц. На основании этих показаний без какой-либо их проверки производили новые массовые аресты.

Человек 100-150 сгоняли в одну комнату, всех ставили лицом к стене и по нескольку дней не разрешали садиться и спать, до тех пор пока арестованные не давали показаний. В комнате устанавливали стол с письменными принадлежностями. Желающие давать показания писали сами, после чего им разрешалось спать.

Среди следователей шло соревнование, кто больше «расколет». Считалось позорным, если у следователя нет ни одного признания за день. На то, каким способом это достигается, закрывали глаза. Так, сотрудник Витебского городского отдела НКВД Коновалов вызывал арестованных и под предлогом сличения подписи арестованного с его подписью в паспорте отбирал у них подписи, сделанные на чистом листе бумаги, а затем вписывал туда показания, какие сам находил нужными.

Непосредственными участниками применения мер физического воздействия к арестованным стали и многие члены партии, не имеющие никакого отношения к работе органов НКВД. В период массовых операций, когда скопилось много арестованных, в ряде организаций НКВД, особенно в городских и районных аппаратах, одни оперативные сотрудники физически были не в состоянии заполнить даже только анкеты арестованных. Им на помощь привлекались работники вспомогательных аппаратов и по согласованию с партийными органами мобилизованы многие члены партии из других ведомств. Эти прикомандированные участвовали в незаконных арестах, дежурили у арестованных, поставленных в «стойку», а подчас и принимали участие в избиениях.

Отмечалось много примеров, когда сотрудники органов безопасности возмущались незаконностью таких действий, и тогда они сами попадали в тюрьму. Н. И. Ежов в своей последней речи на суде заявил, что им были арестованы 14 тысяч чекистов. Большинство из них были приговорены к расстрелу, причем эта мера наказания была предварительно согласована с И. В. Сталиным. Для согласования представлялся список фамилий без указания существа «имеющихся» материалов.

Нарушения законности, массовые аресты ни в чем не повинных людей, жестокие избиения, истязания и пытки арестованных происходили при прямом попустительстве Прокуратуры СССР. Более того, отмечаются многочисленные факты прямого участия самих прокурорских работников в грубейших извращениях основ социалистической законности. Прокурорского надзора за расследованием дел в органах НКВД не существовало. Роль прокурора в надзоре за следствием сводилась к утверждению обвинительных заключений и направлению дел в суд.

Установлены многочисленные факты, когда бывший заместитель Прокурора СССР Рогинский при утверждении обвинительных заключений по делам, направляемым на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР, даже тогда, когда обвиняемому не предъявлялось обвинение по статье 58-8 Уголовного кодекса (террористический акт), произвольно вписывал эту статью, сознательно создавая этим «юридическую основу» для применения Постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г., по которому было установлено упрощенное судебное производство и немедленное исполнение приговора.

Нарушения законности в прокурорском надзоре имели место не только в Центре, но и на местах. Некоторые прокурорские работники не только не делали попыток пресечь беззакония, творившиеся в органах НКВД, но и сами толкали чекистов на произвол. Так, бывший помощник Главного военного прокурора Калугин, находясь в 1938 г. в Дальневосточном крае, учил работников УНКВД, как надо допрашивать, заявляя: «Вы не умеете допрашивать, вы его допросите по- московски, оденьте ему наручники, дайте ему хорошенько, и он вам даст дюжину заговорщиков»293. Упрощенное ведение следствия, санкционированное законом от 1 декабря 1934 г., исключало возможность какой-либо проверки показаний.

Массовые нарушения советской законности завершались системой осуждения арестованных «тройками», Комиссией НКВД и Прокурора СССР, Особым совещанием при НКВД СССР.

Подавляющее большинство арестованных осуждались существовавшими до ноября 1938 г. «тройками» УНКВД— НКВД.

«Тройке» и Комиссии НКВД предоставлялось право определять любую меру наказания вплоть до расстрела. Собственно говоря, эти два органа создавались специально для применения в самых широких масштабах расстрелов арестованных.

«Тройки» и Комиссия были удобны для фальсификаторов дел тем, что они рассматривали дела списком. Арестованных и свидетелей не вызывали, доказательства, собранные следователями, не проверяли. Что касается деятельности Особого совещания, то можно утверждать, что оно дополняло систему внесудебной расправы, и отличались от «троек» «двойки» лишь тем, что были постоянно действующим органом. Внесудебные полномочия МГБ. В связи с реорганизацией Народного комиссариата внутренних дел Союза ССР 8 апреля 1941 г. приказывалось прием и рассмотрение заявлений о снятии судимости с лиц, осужденных бывшей Коллегией ОГПУ, Особым совещанием при НКВД и «тройками» ОГПУ—НКВД, возложить в республиканских, краевых и областных центрах на 1-е спецотделы НКВД—УНКВД, а в районах — на городские и районные отделы (отделения) НКВД[285].

С присоединением западных областей, в первую очередь это касалось Украины, всех совершеннолетних членов семей осужденных оуновцев, а также активных повстанцев, как арестованных, так и убитых при столкновениях, предлагалось ссылать в отдаленные районы Красноярского края, Омской, Новосибирской и Иркутской областей, а их имущество конфисковывать в соответствии с Приказом НКВД СССР № 001552 от 8 декабря 1940 г.[286]

В связи с поступающими в НКВД СССР жалобами трудпоселенцев на неправильное выселение и ходатайствами об освобождении из трудовых поселков лиц, служивших в рядах Красной Армии, и по другим мотивам было принято решение об освобождении трудпоселенцев из трудпоселков, кроме неправильно выселенных и лиц, подпадающих под действие Циркуляра НКВД и Прокурора СССР от 11 сентября 1936 г. за № 83, а также детей и инвалидов, освобождение которых производилось по решению Особого совещания при НКВД СССР[287].

С началом Великой Отечественной войны в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 июня 1941 г., п. З-з, военные власти стали иметь право на территориях, объявленных на военном положении, принимать решение о выселении лиц, признанных социально опасными.

В случае вынесения такого решения выселение этой категории лиц возлагалось на органы НКГБ—НКВД. Предлагалось провести соответствующую подготовительную работу, взяв на учет бывших членов антисоветских политических партий, проявляющих антисоветские, пораженческие настроения; бывших участников различных контрреволюционных организаций и групп, занимавших в них руководящее положение и продолжающих проявлять антисоветские и пораженческие настроения; всех бывших кадровых троцкистов и правых, привлекавшихся в прошлом к ответственности в партийном, судебном или административном порядке; всех отбывших срок наказания по обвинению в шпионаже, диверсиях, терроре, вредительстве или призывавших к восстанию; бывших политбанди-тов, перебежчиков, белых, харбинцев, выходцев из Монголии, на которых имелся компрометирующий материал; лиц, исключенных из ВКП(б) по политическим мотивам, если они проявляли недовольство и антисоветские настроения; лиц без определенных занятий, места жительства и уголовников- рецидивистов.

Семьи этой категории лиц подлежали выселению лишь при наличии на них особо серьезных проверенных материалов, влекущих за собой арест глав семей.

Нетрудоспособные мужчины и женщины старше 60 лет выселению не подлежали, а выселение больных откладывалось до их выздоровления.

Списки выселяемых утверждались военными советами округов, принявших решение о выселении.

Вопреки установленному действующим законодательством порядку подсудности все большее и большее количество дел передавалось на рассмотрение Особого совещания.

В местностях, объявленных на военном положении, и в районах военных действий, где Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 27 июня 1941 г. военным советам фронтов в исключительных случаях, которые происходили в связи с развертыванием военных действий, предоставлялось право утверждения приговоров военных трибуналов о высшей мере наказания с немедленным приведением приговоров в исполнение, органы НКВД могли передавать дела на рассмотрение военных трибуналов[288].

27 июня 1941 г. проведение следствия по всем деламрб изменниках родины, бежавших за границу, кроме военнослужащих, было возложено на органы НКГБ. Надзор за следствием — на военных прокуроров военных округов.

Ведение следствия о членах семей военнослужащих, совершивших побег за границу или покушавшихся на это преступление, возлагалось на органы третьих управлений НКО, НКВМФ и третьи отделы НКВД в соответствии с Приказом НКВД СССР № 001024 от 20 августа 1940 г.

По окончании следствия дела направлялись при квалификации по ч. 1 ст. 58-1 в в военные трибуналы, а по ч.2 той же статьи УК РСФСР и соответствующих статей УК союзных республик — в Особое совещание при НКВД СССР[289].

27 июня 1941 г. устанавливался новый порядок выполнения ранее объявленной инструкции о ссылке в отдаленные северные районы СССР членов семей изменников родины, совершивших побег за границу. Начальники погранотрядов и органов НКВД в отношении граждан СССР, задержанных при попытке нелегального перехода границы, не позднее 10 суток с момента их задержания обязывались передавать материалы задержания в органы НКГБ-УНКГБ по месту их постоянного жительства. Эти документы направлялись для привлечения к уголовной ответственности (по ст. 19-58-1 п. «а» УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик) с последующей высылкой членов семей задержанных перебежчиков.

Наркомам государственной безопасности союзных и автономных республик, начальникам УНКГБ краев и областей расследование по делам членов семей изменников родины предлагалось проводить в 10-дневный срок. Разрешалось привлекать к ответственности только тех членов семей, которые к моменту совершения преступления проживали совместно с изменником родины или находились на его иждивении[290].

В связи с паническими настроениями, связанными с наступлением немецко-фашистской армии, Государственный комитет обороны своим Постановлением о преобразовании органов третьего управления НКО СССР в особые отделы НКВД СССР от 17 июля 1941 г. предоставил особым отделам право ареста дезертиров, а в необходимых случаях и расстрела их на месте, что способствовало стабилизации обстановки на фронте в этот драматический период истории страны.

25 августа 1941 г. до особого указания следственные дела на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР направлялись только по предварительному согласованию с Секретариатом Особого совещания при НКВД СССР. Поэтому НКВД республик и У НКВД краев и областей обязывались представлять Секретариату Особого совещания сведения о количестве следственных дел и проходящих по ним арестованных.

По получении извещения о направлении дел последние предполагалось адресовать в Секретариат Особого совещания при НКВД СССР в Куйбышев[291].

Государственный комитет обороны своим Постановлением № 903сс от 17 ноября 1941 г. разрешил НКВД СССР в отношении всех заключенных, приговоренных к ВМН, содержащихся в тюрьмах в ожидании утверждения приговоров высшими судебными инстанциями, привести приговор в исполнение военным трибуналам округов и республиканских, краевых и областных судебных органов.

Приказом НКВД СССР № 001613 от 21 ноября 1941 г. было объявлено постановление Государственного комитета обороны, в соответствии с которым Особому совещанию при НКВД СССР предоставлялось право с участием Прокурора Союза ССР по возбужденным в органах НКВД делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела.

Наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам краевых и областных управлений НКВД, начальникам транспортных отделов НКВД и начальникам особых отделов округов предписывалось законченные следствием дела по преступлениям, предусмотренным ст. 58-1а, 58-16,58-1в, 58-1 г, 58-2,583,58-4,58-5, 58-6,58-7,58-8,58-9,58-10,58-11,58-12,58-13,58-14, 59-2, 59-3, 59-За, 59-36, 59-4, 59-7, 59-8, 59-9, 59-10, 59-12,59-13 УК РСФСР и соответствующими им статьями уголовных кодексов союзных республик, направлять на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР.

Все представляемые на рассмотрение Особого Совещания дела предписывалось оформлять в строгом соответствии с требованиями Уголовно-процессуального кодекса.

Обвинительные заключения по делам, представленным на рассмотрение Особого совещания, должны были утверждаться наркомами внутренних дел республик, начальниками УНКВД краев, областей, начальниками транспортных отделов, особых отделов (или их заместителями) — по принадлежности и прокурорами республик, краев, областей, округов (или их заместителями) соответственно.

Следственные дела Особому совещанию могли докладывать лично руководители или соответствующие представители НКВД, УНКВД, ТО и ОО НКВД.

Решение Особого совещания в этот период считалось окончательным и обжалованию в кассационном порядке не подлежало.

11 декабря вышеизложенный приказ распространили на оперативно-чекистские отделы лагерей, которые обязывались свои дела представлять в Особое совещание после окончательного утверждения НКВД— УНКВД и прокурора республики, края, области соответственно.

11 декабря действие Приказа НКВД СССР № 001613 от 21 ноября распространилось и на органы 3-го управления Народного комиссариата Военно-морского флота СССР.

25 декабря 1941 г. председателем ГКО И. В. Сталиным был подписан документ, в соответствии с которым НКВД разрешалось после проведения следствия решением Особого совещания при НКВД СССР выселять в отдаленные северные области семьи лиц, служивших в административно-карательных органах германских властей, а также добровольно отступивших вместе с фашистскими войсками. Порядок их выселения оставался такой же, какой существовал в отношении административных высланных[292].

29 января 1942 г. установливался порядок исполнения решений Особого совещания при НКВД СССР о применении высшей меры наказания.

Решения Особого совещания о применении высшей меры наказания приводилось в исполнение не позже чем через 24 часа с момента получения телеграфного распоряжения НКВД СССР. Решение Особого совещания объявлялось осужденному непосредственно перед его исполнением. Ранее лицам, приговоренным к расстрелу, такие решения не объявлялись.

Несмотря на имеющиеся директивные указания и приказы НКВД СССР о необходимости привлечения к ответственности членов семей изменников родины, органы НКВД на местах этой работе не уделяли должного внимания.

30 мая 1942 г. было предложено немедленно развернуть работу по репрессированию членов семей изменников родины, руководствуясь при этом следующим.

Подлежали аресту и ссылке в отдаленные места СССР на срок от трех до пяти лет совершеннолетние члены семей военнослужащих, осужденных Особым совещанием при НКВД СССР или судебными органами за побег за границу (в соответствии со статьей 58-1 в ч. 2 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик); командиры и политработники, во время боя срывавшие с себя знаки отличия и дезертирующие в тыл или сдающиеся в плен врагу (в соответствии с Приказом Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии № 270 от 16 августа 1941 г.); гражданские лица, совершившие побег за границу (в соответствии с постановлением Правительства от 7 декабря 1940 г.).

27 июня 1942 г. в соответствии с Постановлением Государственного комитета обороны за № 1926сс от 24 июня 1942 г. НКВД СССР и Прокурором СССР предлагалось в дополнение к Директиве №215/51 с от 30 мая 1942 г. руководствоваться следующим.

Подлежали аресту и ссылке в отдаленные места СССР на срок пять лет совершеннолетние члены семей лиц (военнослужащих и гражданских), приговоренных судебными органами или Особым совещанием при НКВД СССР к высшей мере наказания по статьям 58-1а и 58-16 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик за шпионаж в пользу Германии и других воюющих с Советским Союзом стран; за переход на сторону врага; за предательство или содействие немецким оккупантам; за службу в карательных или административных органах немецких оккупантов на захваченной ими территории; за попытку измены родине и изменнические намерения; за добровольный уход с оккупационными войсками при освобождении захваченной противником территории.

Применение репрессий в отношении членов семей перечисленных выше лиц производилось органами НКВД на основании приговоров судебных органов или решений Особого совещания при НКВД СССР.

Не подлежали аресту и ссылке семьи тех изменников родины, в составе которых после должной проверки устанавливалось наличие военнослужащих Красной Армии, партизан, лиц, оказавших в период оккупации содействие Красной Армии и партизанам, а также награжденных орденами и медалями Советского Союза. Порядок репрессирования членов семей указанных выше лиц оставался таким же, какой устанавливался директивой НКВД СССР и Прокурора СССР № 215/51с от 30 мая 1942 г.[293]

14 марта 1943 г. на заседании Политбюро ЦК вновь было принято решение об организации «тройки». «Тройка» создавалась для пресечения разбазаривания социалистической собственности в Узбекистане и усиления репрессий против расхитителей по инициативе местного руководства, которое в Центре поддержали В. М. Молотов и А. И. Микоян.

«Тройка» действовала в составе секретаря ЦК КП(б) Узбекистана, наркома внутренних дел Узбекской ССР и прокурора Узбекистана по аналогии с «тройками» 30-х гг. Ей представлялось право рассматривать во внесудебном порядке дела о хищениях и разбазаривании социалистической собственности. «Тройка» имела право приговорить к расстрелу 50 человек с конфискацией личного имущества и с последующим объявлением приговоров «тройки» в печати от имени прокуратуры[294].

25 мая 1943 г. в целях пресечения бандитизма, грабежей, злостного хулиганства и крупных хищений социалистической собственности в Киргизской ССР была создана республиканская «тройка» в составе секретаря ЦК Киргизии, наркома ВД и прокурора республики, которой предоставлялось право рассматривать во внесудебном порядке все дела о нарушении социалистической законности.

Данной «тройке» разрешалось применить в отношении 150 человек высшую меру наказания с конфискацией имущества и последующим объявлением приговоров от имени прокуратуры.

Эти две вышеуказанные «тройки» стали последними, других решений Политбюро ЦК о создании «троек» в последующие годы нет[295].

14 февраля 1944 г. было дано разъяснение, что решения бывших «троек» НКВД—УНКВД в части применения к осужденным дополнительной меры наказания в виде поражения прав не имеют законной юридической силы, поэтому в справках об освобождении, выдаваемых лицам, отбывшим срок заключения по приговорам бывших «троек», эту меру наказания предлагалось не указывать[296].

Великая Отечественная война закончилась, но после ее окончания права Особого совещания оставались такими же, как и в военной обстановке.

11 сентября 1945 г. в совместной директиве НКВД и НКГБ предписывалось тщательно просмотреть все законченные следственные дела. Те из них, которые могли рассматриваться в судебном порядке, предлагалось направить в соответствующие суды.

До особого указания на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР разрешалось направлять только те следственные дела, которые нельзя было по оперативным или иным причинам передать в суд[297].

27 февраля 1946 г. на основании решения Особого совещания при НКВД СССР были освобождены из-под стражи лица, ранее осужденные этим органом 15 июля 1942 г. к заключению в ИТЛ НКВД до окончания войны. Этим решением им было разрешено свободное проживание на территории СССР, кроме режимных местностей.

В справках, выдаваемых освобожденным, указывалось, что эти лица подпадают под действие статьи 38 «Положения о паспортах»[298].

В январе 1945 г. СНК принял два важных Постановления «Положение о спецкомендатурах НКВД» и «О правовом положении спецпереселенцев», значительно смягчавшие режим проживания спецпереселенцев.

Им возвращалась часть гражданских прав по свободе проживания и перемещения, но вместе с тем предписывалось подчиняться всем распоряжениям спецкомендатур, в трехдневный срок информировать их о любых переменах в составе семьи и возбранялось отлучаться из зоны компетенции своей спецкомендатуры без разрешения.

В связи с тем, что побеги носили массовый характер, приказом МГБ СССР № 0354 от 23 октября 1946 г. в соответствии с пунктом 9 «Положения о спецкомендатурах НКВД», утвержденного ранее указанного постановления СНК СССР, предписывалось законченные следственные дела о побегах спецпереселенцев из мест их обязательного поселения направлять на рассмотрение Особого совещания при МВД СССР. Пункт 11 Директивы МВД СССР № 193 от 30 июля 1946 г. о направлении следственных дел о побегах спецпереселенцев на рассмотрение в местные судебные органы отменялся. Позже, 24 ноября 1948 г. Постановлением СНК «О выселенцах» меры наказания за побег значительно ужесточили. В спецкомендатурах налаживался посемейный и индивидуальный учет спецпереселенцев. В Якутской АССР и Красноярском крае создали несколько режимных поселений для тех, кто проявил стремление к побегу. В местах их прежнего проживания работали специальные инспекции и оперативно-розыскные отряды, выявлявшие беглецов.

Приказ МГБ СССР № 00496 от 2/4 ноября 1946 г. объявил штат Особого совещания Министерства государственной безопасности Союза ССР, который состоял из секретариата и трех отделений: 1-е отделение занималось рассмотрением следственных дел, составлением заключений по делам, готовило доклады по делам Особого совещания по указанию председателя Особого совещания; 2-е отделение рассматривало материалы, связанные с пересмотром ранее вынесенных решений Особого совещания, а также занималось рассмотрением жалоб, заявлений и материалов о снятии судимости; 3-е отделение подготавливало заседания Особого совещания и повестки, составляло протоколы Особого совещания и вело учет всех дел. Всего в штате Особого совещания при МГБ СССР было 50 человек.

Репрессивная политика вновь заметно усилилась в 1948 г. Важное значение имел Указ ПВС от 21 февраля 1948 г. «О направлении особо опасных государственных преступников по отбытии наказания в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР». На лиц, еще отбывавших наказание в особых лагерях и тюрьмах, по истечении сроков автоматически накладывалось новое наказание: ссылка на поселение на Колыму, в Сибирь и Казахстан. Указом на Особое совещание возлагалось вынесение решений о направлении в ссылку на поселение в отдаленные местности СССР отбывших наказание особо опасных государственных преступников (троцкистов, диверсантов, шпионов и др.)

В июне 1948 г. гонениям подверглись «тунеядцы», или, иными словами, колхозники, не вырабатывавшие обязательного минимума трудодней, что трактовалось как уклонение от трудовой деятельности. Согласно Указу ПВС от 2 июня 1948 г. «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой повинности и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни», право выносить приговоры предоставлялось общему собранию колхозников, сельскому сходу.

По сложившейся практике Особое совещание имело право заключать в ИТЛ сроком на восемь лет за уклонение от общественно полезного труда в местах спецпоселений лиц, выселенных за уклонение от трудовой деятельности в сельском хозяйстве, а также лиц, высланных в места спецпоселения навечно.

Кроме этого, предоставлялось право выселять из Литовской, Латвийской, Эстонской ССР и западных областей Украины в отдаленные местности СССР членов семей участников националистического подполья. Президиум Верховного Совета и Совета Министров Союза ССР издал еще ряд указов и постановлений, по которым были расширены права Особого совещания.

25 октября 1948 г. в соответствии с Постановлением Совета Министров СССР от 21 февраля 1948 г. за № 416-159сс о направлении в ссылку на поселение всех освобожденных по отбытии наказания из лагерей и тюрем со времени окончания Великой Отечественной войны шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и участников других антисоветских организаций и групп было предложено по мере выявления этих лиц арестовывать, оформляя арест в установленном законом порядке.

Предлагалось предъявлять обвинение арестованным в соответствии с составом преступления, за которое они отбывали наказание в лагерях и тюрьмах.

Следствие направлялось на выявление антисоветских связей и вражеской деятельности. Если в процессе следствия таких сведений не получали, то дела направлялись в Особое совещание при МГБ СССР, а там уже выносилось решение о применении к арестованным ссылки на поселение в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1948 г.

Направление в ссылку на поселение производилось этапом по получении решений Особого совещания при МГБ СССР308.

Указом от 26 ноября 1948 г. «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдельные районы Советского Союза в период Отечественной войны» на Особое совещание было возложено рассмотрение дел об этих побегах, за которые Указом было установлено наказание уже не восемь, а 20 лет, да к тому же не тюрьмы, а каторги.

В Особом совещании рассматривались вопросы о досрочном освобождении по болезни осужденных к ссылке. Разрешались дела о членах семей изменников родины, которые по закону подлежали лишению избирательных прав и ссылке в отдельные районы Сибири.

Наконец, в Особом совещании рассматривались дела, в которых содержались сведения, связанные с методами работы органов МГБ.

Предоставление Особому совещанию широких прав внесудебного рассмотрения дел и применения любых мер наказания в условиях войны не вызывалось необходимостью в мирное время, и тем не менее такие права за ним сохранялись. Это привело к тому, что за послевоенные годы значительная часть дел, расследуемых органами госбезопасности, в нарушение основного законодательства о подсудности направлялась органами МГБ не в судебные органы, а в Особое совещание при МГБ СССР, где, конечно, как управлением министерства, так и его местным органам значительно проще было добиться обвинительного приговора, нежели в суде.

Такое положение породило у работников следственных аппаратов органов МГБ безответственное отношение к расследованию дел о государственных преступлениях. По многим делам следствие проводилось поверхностно и в ряде случаев необъективно, не вскрывались с должной полнотой преступления, не уделялось должного внимания сбору бесспорных доказательств вины.

Работники органов МГБ, будучи уверенными, что дела будут рассматриваться в Особом совещании заочно, без вызова обвиняемого и свидетелей, собирали и приобщали к делу лишь такие документы и показания, которые говорили против обвиняемого, опуская все то, что в какой-либо мере оправдывало или смягчало его вину.

Нередкими были случаи, когда решения по направляемым в Особое совещание делам предопределялись еще до ареста, что вело к поспешным, преждевременным, а иногда и необоснованным арестам.

Само Особое совещание, будучи чрезмерно перегружено большим количеством дел, не обеспечивало тщательного всестороннего их рассмотрения и допускало грубые ошибки.

Все это способствовало снижению качества как оперативной, так и следственной работы, вело к укоренению порочных методов в работе, к нарушениям законов.

11 февраля 1950 г. МГБ доложило в ЦК ВКП(б) И. В. Сталину о состоявшемся 10 февраля заседании Особого совещания, на котором рассмотрены дела на 1592 человека. Естественно, ни о каком серьезном рассмотрении этих дел не могло быть и речи.

Но И. В. Сталина в большей степени интересовала процедура ответственности за побеги, нежели процедура осуждения за один день более полутора тысяч человек. Он поставил перед В. С. Абакумовым вопрос: «А кто отвечает за побеги?»[299]

В Особом совещании рассматривались дела в отношении антиобщественных, паразитических элементов, занимающихся попрошайничеством, которые, согласно Указу Президиума ВС СССР от 23 июля 1951 г. подлежали направлению на спецпоселения в отдельные районы Советского Союза сроком на 5 лет.

3 августа 1951 г. в связи с тем, что некоторые начальники управлений милиции УМГБ краев и областей, ссылаясь на пункт первый Приказа НКВД СССР № 0117 от 11 мая 1939 г., стали выносить постановления о снятии судимости со всех лиц, осужденных Особым совещанием при НКВД-МГБ СССР по признакам ст. 7/35 УК РСФСР с формулировкой «как социально опасный элемент», давалось разъяснение, что в соответствии с этим пунктом Приказа НКВД разрешается снятие судимости постановлениями управлений милиции только с тех лиц, которые судимы за уголовные преступления и представляли опасность по своей связи с уголовным элементом.

В отношении лиц, представляющих опасность из-за своих связей с антисоветской средой или из-за своей прошлой антисоветской деятельности и судимых за это Особым совещанием при НКВД—МГБ СССР с формулировкой «как социально опасный элемент», снятие с них судимостей могло производиться только по решениям Особого совещания при МГБ СССР[300].

В докладной записке, направленной в ЦК ВКП(б) в октябре 1951 г. министром ГБ СССР С. Д. Игнатьевым, отмечалось, что права, представленные Особому совещанию в годы войны по Приказу НКВД СССР № 001 613 от 21 ноября 1941 г., в настоящее время излишни. В течение 10 лет работники органов МГБ привыкли рассматривать Особое совещание как обычный судебный орган, в котором можно без особых хлопот добиться нужного решения.

Как правило, подсудность дел Особому совещанию предрешалась заранее, с момента ареста, а иногда даже и раньше, чем производился сам арест. Нередки были случаи, когда за отсутствием убедительных доказательств следствие опиралось на искусственно создаваемые так называемые оперативные соображения, которыми и мотивировалось направление дела в Особое совещание.

Все это вело к упрощенчеству в сборе доказательств вины арестованных и укоренению порочных методов в следственной работе.

Многие органы МГБ направление следственных дел в Особое совещание мотивировали оперативными соображениями и нежеланием подвергать расшифровке в суде методов чекистской работы. При этом по значительному количеству дел наказание обвиняемым предлагалось до 25 лет заключения в исправительнотрудовые лагеря.

Учитывая это, в МГБ СССР обсудили вопрос о работе Особого совещания и посчитали необходимым следственные дела, расследуемые органами МГБ, как правило, направлять на рассмотрение в соответствующие суды по подсудности. На рассмотрение Особого совещания при МГБ СССР предлагалось направлять дела только о таких преступлениях, доказательства по которым в силу их особого характера нельзя оглашать в судебном заседании. Предлагалось предоставить Особому совещанию право применять по рассмотренным делам предусмотренные законом меры наказания до 10 лет лишения свободы.

Права Особого совещания в части применения ссылки, высылки и направления на спецпоселение лиц, признаваемых общественно опасными по связям с прошлой деятельностью, сохранялись без изменений.

Кроме того, по данному проекту Особое совещание при НКВД — МГБ СССР могло применять уменьшение сроков наказания и условно-досрочное освобождение к лицам, осужденным судебными органами, за отличные показатели в производственной работе в лагерях.

МГБ СССР вместе с Министерством юстиции и Прокуратурой СССР посчитало, что Особое совещание при МГБ СССР должно рассматривать указанные вопросы по специальным постановлениям Правительства СССР.

10 декабря 1951 г. С. Д. Игнатьевым был представлен проект Указа Президиума Верховного Совета СССР и Проект Положения об Особом совещании при МГБ СССР, согласованные с министром юстиции Горшениным и Генеральным прокурором СССР Г. Сафоновым[301].

Проект положения об Особом совещании при министре МГБ СССР предусматривал предоставление ему права рассматривать расследуемые органами МГБ СССР дела о лицах, признаваемых общественно опасными по своим связям с преступной средой или по прошлой деятельности; о преступлениях, доказательства по которым в силу их характера не могли быть оглашены в судебных заседаниях; другие дела — по отдельным указам Президиума Верховного Совета СССР или постановлениям Правительства СССР.

Дела на рассмотрение Особого совещания могли направляться только с санкции прокурора.

По рассмотренным делам Особое совещание при МГБ СССР должно было иметь право применять: высылку с постоянного места жительства под надзор органов МГБ с запрещением проживания в режимных местностях на срок до пяти лет; ссылку в отдаленные местности под надзор органов МГБ на срок до пяти лет; лишение свободы (заключение в лагерь или тюрьму) сроком до 10 лет, а в отношении лиц, привлеченных по Указу Президиума ВС СССР от 26 ноября 1948 г. и 17 ноября 1951 г. — 20 лет каторжных работ; ссылку и поселение под надзор органов МГБ в соответствии со ст. 2-й Указа Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1948 г.; выселение вместе с семьей на постоянное место жительство в отдаленные местности (на спецпоселение) под надзор органов МГБ в случаях, предусмотренных отдельными указами ПВС СССР или постановлений Правительства СССР; высылку за пределы Советского Союза, принудительное лечение, конфискацию имущества (полную или частичную) в порядке, установленном Указом ПВС СССР от 23 декабря 1940 г. Председателем Особого совещания должен был являться министр государственной безопасности СССР или его заместитель, членами — заместители министра государственной безопасности СССР. Заседания Особого совещания должны были проводиться в составе председателя, двух членов и прокурора при обязательном участии в них Генерального прокурора СССР или его заместителя.

Предполагалось, что Особое совещание при МГБ СССР могло иметь право по представлениям органов МГБ, Генерального прокурора СССР и его заместителей пересматривать ранее принятые решения и снижать срок ссылки, высылки, лишения свободы, досрочно освобождать или отменять ранее принятые решения в отношении лиц, осужденных Коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД — УНКВД и Особым совещанием[302].

15 июля 1951 г. С. Д. Игнатьев передал И. В. Сталину предложения о реорганизации Особого совещания. В ответ И. В. Сталин попросил через Секретариат, чтобы С.Д. Игнатьев доложил по этому вопросу ему лично. 28 декабря 1951 г. С. Д. Игнатьев еще раз доложил И. В. Сталину о проекте реорганизации Особого совещания при МГБ СССР Реакция И. В. Сталина неизвестна, однако никаких реорганизаций Особого совещания в дальнейшем не проводилось[303].

Политбюро ЦК 18 марта 1952 г. во изменение Постановления ЦК ВКП(б) от 12 февраля 1952 г. установило с 1 июня срок ведения следствия по наиболее важным делам не более трех месяцев, а для остальных — не более одного месяца[304].

После смерти И. В. Сталина 15 июня 1953 г. Л. П. Берия обратился в Президиум ЦК КПСС с просьбой об ограничении прав Особого совещания при МВД СССР. Он сообщал, что Постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. при Народном комиссаре внутренних дел Союза ССР было учреждено Особое совещание, которому предоставлялось право применять к лицам, признаваемым общественно опасными:

— ссылку и высылку на срок до пяти лет;

— заключение в исправительно-трудовые лагеря до пяти лет;

— высылку за пределы Союза ССР иностранных подданных.

В течение последующих лет права Особого совещания рядом решений директивных органов значительно расширили.

Учитывая, что сохранение за Особым совещанием предоставленных прав не вызывалось государственными соображениями, МВД СССР считало необходимым ограничить права Особого совещания при министерстве внутренних дел СССР, разрешив ему рассмотрение дел, которые по оперативным или государственным соображениям не могут передаваться в судебные органы, и применять меры наказания в соответствии с действующим уголовным законодательством Союза ССР, но не более 10 лет заключения в тюрьму, исправительно-трудовые лагеря или ссылку.

Одновременно МВД СССР считало целесообразным пересмотреть изданные за последние годы ЦК ВКП(б), Президиумом Верховного Совета и Советом Министров Союза ССР упомянутые выше указы и постановления директивных органов Союза ССР, противоречащие советскому уголовному законодательству и предоставившие Особому совещанию широкие карательные функции.

Прилагались проекты постановления Президиума ЦК КПСС и положения об Особом совещании при министре внутренних дел СССР.

В Президиум ЦК КПСС 7 августа 1953 г. Г. М. Маленкову была направлена записка министра ВД СССР С. Н. Круглова, в которой он еще раз предлагал ликвидировать Особое совещание[305].

Президиум Центрального Комитета КПСС 12 августа 1953 г. утвердил прилагаемый проект постановления о ликвидации Особого совещания при МВД СССР, а 1 сентября 1953 г. Указом Президиума ВС СССР Особое совещание при МВД СССР было упразднено[306]. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1953 г. был издан без опубликования в печати. Он упразднил Особое совещание при Министерстве внутренних дел СССР, установив при этом, что жалобы и заявления осужденных Коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД-УНКВД и Особым совещанием об отмене решений, сокращении срока наказания, досрочном освобождении и о снятии судимости будут рассматриваться Прокуратурой СССР с предварительным заключением по этим делам МВД СССР. Верховному суду СССР предоставлялось право пересматривать по протесту Генерального прокурора СССР решения бывших Коллегий ОГПУ, «троек» НКВД— УНКВД, Особого совещания при НКВД-МГБ-МВД СССР.

Все расследованные органами МВД дела направлялись на рассмотрение в соответствующие суды по подсудности.

Работу по освобождению из ссылки на поселение лиц, незаконно осужденных, предлагалось закончить к 1 июня 1953 г.

Этим Указом впервые за всю историю существования органов государственной безопасности последние лишились всех внесудебных полномочий. Прекратилась практика, когда органы государственной безопасности могли самостоятельно вести следствие, арестовывать подозреваемых, выносить приговоры и приводить их в исполнение[307].

8 декабря 1953 г. С. Н. Круглое и Р. А. Руденко подняли перед Н. С. Хрущевым вопрос о пересмотре дел осужденных Особым совещанием при НКВД—МГБ СССР.

Особое совещание при НКВД СССР было создано Постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. и существовало до 1 сентября 1953 г. За это время были осуждены 442 531 человек, в том числе приговорены к высшей мере наказания — 10 101 человек, к лишению свободы — 360 921 человек, к ссылке и высылке (в пределах страны) — 67 539 человек и к другим мерам наказания (зачет времени нахождения под стражей, высылка за границу, принудительное лечение) — 3970 человек.

Подавляющее большинство лиц, дела на которых рассматривались Особым совещанием, осуждены за контрреволюционные преступления.

В практике работы Особого совещания имела место практика недостаточно обоснованного осуждения граждан СССР. Этому способствовало то обстоятельство, что рассмотрение дел на нем проходило в отсутствие обвиняемых и свидетелей, чем создавались широкие возможности покрывать недостатки предварительного следствия, грубо извращать советские законы.

Грубо нарушать социалистическую законность органами МГБ позволила совместная Директива МГБ СССР и Прокуратуры СССР от 26 октября 1948 г. № 66/241 ее. Согласно этой Директиве, органы МГБ обязывались вновь арестовывать государственных преступников, уже отбывших наказание за совершенные ими преступления и освобожденных из мест заключения после окончания Великой Отечественной войны. Этим лицам предъявлялось обвинение в том же самом преступлении, за которое они отбыли наказание, и по их делам вновь проводилось следствие, причем указанной директивой предусматривались, что если в процессе следствия по делам на этих лиц не будет получено каких-либо данных об их антисоветской деятельности после освобождения из тюрем и лагерей, то такие дела подлежат направлению на рассмотрение Особого совещания для применения к арестованным ссылки на поселение.

Для пересмотра архивных следственных дел, рассмотренных Особым совещанием, предлагалось создать комиссию в составе Генерального прокурора СССР Руденко, министра внутренних дел СССР Круглова, председателя Верховного суда СССР Волина и заведующего Отделом административных и торговофинансовых органов ЦК КПСС Дедова.

Указанной комиссии поручалось проверить обоснованность обвинения и правильность квалификации состава преступления каждого лица, осужденного Особым совещанием, а также обоснованность направления в ссылку на поселение лиц, отбывших наказание в местах заключения.

Заключения комиссии по делам на лиц, необоснованно осужденных Особым совещанием, а также на лиц, необоснованно направленных в ссылку на поселение по отбытии ими наказания в лагерях и тюрьмах, представлялись на рассмотрение Верховного суда СССР для вынесения решений об отмене постановлений Особого совещания или об отмене ссылки[308].

Приказ КГБ при Совете Министров № 00350/76сс 24 апреля 1954 г. предписал всех лиц, ранее приговоренных за контрреволюционные преступления к лишению свободы сроком до пяти лет включительно и после отбытия наказания направленных в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1948 г. по нарядам МГБ, МВД СССР и постановлениям Особого совещания при МГБ СССР в ссылку на поселение, освободить из ссылки на поселение, поскольку в силу Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г. «Об амнистии» судимость с них была снята.

Освобождались из-под гласного надзора органов МВД лица, которых ранее передавали под опеку родственникам или направляли в специальные дома инвалидов.

Освобождение производилось по заключениям, утвержденным министрами внутренних дел республик, начальниками УМВД краев и областей, санкционированным прокурорами республик, краев и областей. Прекращалось производство дел о побегах из мест ссылки указанной категории лиц, прекращался их розыск.

Органам милиции поручалось выдавать освобожденным из ссылки на поселение паспорта по месту освобождения на основании справок МВД—УМВД об освобождении из ссылки на поселение и снятии судимости.

Иностранным подданным и лицам без гражданства поручалось выдавать виды на жительство для иностранцев и лиц без гражданства[309].

26 мая 1954 г. С. Н. Круглов сообщил в ЦК КПСС о том, что в системе МВД СССР для содержания приговоренных к лишению свободы преступников имеется 65 исправительно-трудовых лагерей и 798 исправительно-трудовых колоний и лагерных подразделений.

На 1 апреля 1954 г. в лагерях и колониях содержались 1 360 303 заключенных, в том числе отбывающих наказание:

за контрреволюционные преступления — 448 344 человек;

за бандитизм, разбой и умышленные убийства —190 301;

за грабежи, кражи, хищения и другие особо опасные уголовные преступления — 490 503;

за хулиганство — 95 425;

за должностные, хозяйственные и прочие преступления —135 730 человек.

В числе заключенных, содержащихся в лагерях и колониях,

мужчин — 1182 759,

женщин — 177 544,

молодежи в возрасте до 25 лет — 383 243.

В течение 1953 г. и первого квартала 1954 г. в лагеря и колонии поступили вновь 389 366 заключенных. За это же время выбыли 1701310 человек, из них 1201738 освобождены в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 г. «Об амнистии».

Таким образом, количество содержащихся в лагерях и колониях заключенных на 1 апреля 1954 г. по сравнению с их численностью на 1 января 1953 г. уменьшилось на 1111 944 человека, или на 45%[310].

Всего за эти годы были арестованы по обвинению в антисоветской деятельности 1920 635 человек, из них расстреляны 688 503[311].

23 августа 1955 г. установлен новый порядок рассмотрения заявлений граждан с запросами о судьбе лиц, приговоренных к ВМН бывшей Коллегией ОГПУ, «тройками» ПП СГПУ и НКВД-УНКВД, Особым совещанием при НКВД СССР, а также Военной коллегией Верховного суда СССР по делам, расследование по которым производилось органами госбезопасности. На запросы граждан о судьбе приговоренных за контрреволюционную деятельность к ВМН бывшей Коллегией ОГПУ, «тройками» ПП ОГПУ и НКВД- УНКВД и Особым совещанием при НКВД СССР органы КГБ сообщали устно, что осужденные были приговорены к 10 г.м ИТЛ и умерли в местах заключения. Эту ложь пришлось исправлять в 80 — 90-е гг.

В 1963 г. порядок рассмотрения вопросов о судьбе заключенных частично изменился. Заявителям, которые обращались за сведениями о судьбе своих родственников, стали сообщать правдивые сведения, а тем лицам, кто уже ранее обращался по этому вопросу, продолжали подтверждать сообщенные ранее ложные сведения. При необходимости производилась регистрация смерти приговоренных к ВМН в ЗАГСах по месту их жительства до ареста, после чего родственникам выдавали установленного образца свидетельства о смерти осужденного.

В таком же порядке регистрировалась смерть приговоренных к ВМН, если они впоследствии были реабилитированы.

Регистрация в ЗАГСах смерти осужденных Военной коллегией Верховного суда СССР производилась по указаниям Военной коллегии Верховного суда СССР[312].

За рассматриваемый период органы безопасности свои внесудебные полномочия осуществляли через Особое совещание при НКВД СССР, за исключением созданных двух «троек» в Узбекистане и Киргизии. Впервые за время своего существования с 1924 г. Особое совещание в годы Великой Отечественной войны наделялось правом вынесения приговоров о высшей мере наказания.

Таким образом, высшими партийными и государственными органами страны подтверждалась необходимость наделения органов безопасности внесудебными полномочиями с целью эффективной и быстрой расправы с политическими противниками и с уголовными элементами.

Статистические сведения о деятельности органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ

Плохое отсканированный материал. Много ошибок в таблицах

1921 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Примечание: Бюро Статистики удалось собрать до 80% всего материала

Сведения по территориальным органам ВЧК



Примечание: В Гомельской, Орловской и Тамбовской ГЧК сведения только за 1-е полугодие.

В Вятской, Карельской, Кустанайской, Марийской, Кабардинской, Новочеркасской, Ставропольской, Рыбинской, Армянской, Туркестанской и Грузинской ГЧК сведения только за 2-е полугодие

По мерам наказания

По характеру преступлений


1922 год

Движение обвиняемых, привлеченных но следственным делам

Примечание: В сводку за 1-е полугодие 1922 г. вошло 92 губернии п области п 18 транспортных отделок (15% всех транспортных органон), всего 110 органов ГПУ. Из губотделов отсутствует Туркестан.

В сводку на 2-е- полугодие пошли сведения от 99 органов. Отсутствуют Туркестан и Якутская губерния

Сведения но территориальным органам ГПУ

Примечание: Данные но транспортным органам только на 1-е полугодие ; данные но вновь образованному Крымполитуправлению на 2-е полугодие

По мерам наказания

К осужденным Комиссией НКВД по административным высылкам применены следующие меры наказания

По мерам наказания по местным органам

По характеру преступлений

Примечание: Графы «дезертирство» и «уголовные преступления» приводятся только по 1-му полугодию

По социальному составу

По партийной принадлежности

Примечание: Со 2-го полугодия вводится разбивка по партпринадлежности

1923 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Сведения по территориальным органам ГПУ

По мерам наказания

По характеру преступлений

По социальному составу

По партийной принадлежности

По образованию

Примечание: Сведения только по местным органам за 1-е полугодие

По полу

Примечание: сведения только по местным органам за 1 -е полугодие

1924 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Сведения по территориальным органам ГПУ

По мерам наказания

К осужденным Коллегией и Особым совещанием при ОГПУ применены следующие меры наказания

К осужденным местными органами применены следующие меры наказания

По характеру преступления

По социальному составу

По партийной принадлежности

По образованию

По полу

Кампания по социально вредному элементу (декабрь 1923 — июнь 1924)


1925 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Сведения по территориальным органам ОГПУ

К осужденным Коллегией и Особым совещанием при ОГПУ применены следующие меры наказания

К осужденным местными органами применены следующие меры наказания

По характеру преступлений

По социальному составу

По партийной принадлежности

По образованию

По полу

1926 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Решения судебных и следственных органов

К осужденным Коллегией и Особым совещанием при ОГПУ применены следующие меры наказания

К осужденным местными судебными «тройками» при полномочных представительствах ОГПУ и Коллегией Закавказского ГПУ применены следующие меры наказания

Сведения по территориальным органам ОГПУ

По характеру преступлений

По возрастному составу

Примечание: В числе обвиняемых — женщин 6525

По образованию

По национальному составу

1) Славяне — 44 728

Русские — 32 534

Украинцы — 6898

Белорусы — 3035

Поляки — 1949

Греки — 40

Прочие славяне — 272

2) Германцы — 659

Немцы — 563

Прочие германцы — 96

3) Романские народы — 208

Молдаване— 135

Прочие роман — 73

4) Балтийские народы —1203

Эстонцы — 615

Латыши — 453

Литовцы — 135

5) Семиты —11 896

Евреи— 11 852

Прочие семиты — 44

6) Финны — 896

Финны — 522

Зыряне — 42

Прочие финны — 332

7) Горские племена — 4133

Армяне— 1501

Грузины — 1073

Осетины— 177

Кабардинцы — 167

Лезгины—188

Аварцы — 91

Черкесы—110

Чеченцы— 105

Ингуши— 197

Прочие горские племена — 524

8) Тюрки — 3248

Тюрки — 625

Узбеки — 783

Туркмены — 406

Киргизы — 431

Татары — 749

Проч. тюрк.-татар. — 254

9) Иранцы — 774

Персы — 580

Таджики — 141

Прочие иранцы — 53

10) Монголы — 1166

Китайцы—869

Корейцы — 254

Японцы — 43

Монголы —169

Монголы — 1

Буряты — 79

Калмыки — 21

Прочие монголы — 68

11) Прочие —1146

Без разбивки —1209

ИТОГО —71435

По партийному составу

Члены ВКП(б) —3413

Члены ВЛКСМ — 907

Меньшевики — 266

Эсеры — 331

Анархисты — 261

Правые партии —1562

Прочие партии — 190

ИТОГО —6930

По социальному составу

Крестьяне —16033

Рабочие — 4063

Служащие — 14 655

Хозяева — 6647

Кустари— 1688

Военнослужащие — 3848

Лица свободных профессий — 1244

Учащиеся—1001

Духовенство — 832

Прочие и без определенных занятий — 20 900

Без разбивки по списку — 524

ИТОГО —71435

Место работы обвиняемых

1) Сельское хозяйство — 16 033

Кулаки — 1116

Середняки — 6750

Бедняки — 8167

2) Добывающая и обрабатывающая концессионная промышленность — 455

Хозяева— 15

Администрация — 37

Служащие — 159

Рабочие — 244

3) Добывающая и обрабатывающая государственная промышленность — 2396

Администрация — 590

Служащие — 775

Рабочие— 1031

4) Транспорт— 1225

Администрация — 133

Служащие — 591

Рабочие —501

5) Госучреждения и госторговля — 10 348

Администрация— 1768

Служащие — 7876

Рабочие — 704

6) Частная торговля и предприятия — 9209

Хозяева — 6632

Служащие— 1094

Рабочие— 1483

7) Кооперация — 1731

Администрация — 653

Служащие — 978

Рабочие – 100

8) Армия и флот — 3848

Комсостав — 1714

Красноармейцы — 2134

Прочие граждане — 25 665

Лица свободных профессий — 1244

Духовенство — 832

Учащиеся— 1001

Кустари — 1688

Прочего рода занятий — 20 900

Без разбивки — 524

ИТОГО — 71 434

Гражданство


1927 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Решения судебных и следственных органов

К осужденным Коллегией и Особым совещанием при ОГПУ применены следующие меры наказания

Примечание: 36 человек, приговоренных к высшей мере наказания, амнистированы с заменой ВМН на 10 лет концлагерей

К осужденным местными судебными «тройками» при Полномочных представительствах ОГПУ и Коллегией Закавказского ГПУ применены следующие меры наказания

Сведения по территориальным органам ОГПУ

По характеру преступлений

По возрастному составу и полу

В числе обвиняемых — женщин 6927

По образованию

По национальному составу

1) Славяне — 63 346

Русские, белорусы — 60 875

Поляки — 2201

Пр. славяне — 270

2) Германцы — 750

Немцы — 641

Прочие германцы — 109

3) Романцы — 355

Молдаване — 299

Пр. роман. — 56

4) Балтийские народы —1229

Эстонцы — 561

Латыши — 460

Литовцы — 208

5) Семиты — 8942

Евреи — 8921

Прочие семиты — 21

6) Финны — 861

Карелы — 358

Финны — 241

Зыряне — 22

Мати — 23

Вотяки — 9

Прочие финны — 124

7) Горские племена — 4953

Армяне— 1333

Грузины — 2021

Осетинцы —148

Кабардинцы —167

Лезгины — 62

Черкесы — 133

Чеченцы— 172

Ингуши — 215

Аварцы — 43

Прочие горские племена — 659

8) Тюрки — 3748

Тюрки — 500

Узбеки — 697

Туркмены — 266

Татары —541

Киргизы — 507

Чуваши — 84

Прочие тюрки -1148

9) Иранцы — 558

Персы — 385

Таджики — 93

Прочие иранцы — 80

10) Монголы — 2054

Китайцы—1712

Корейцы — 328

Японцы — 14

Монголы — 302

Калмыки —115

Буряты—110

Пр. монголы — 77

Прочие — 679

Без разбивки — 353

ИТОГО — 88 130

По партийной принадлежноси

Коммунисты — 3357

Члены ВЛКСМ —1063

Меньшевики — 510

Эсеры — 403

Монархисты — 174

Анархисты – 157

Правые партии — 2115

Дашнаки — 187

Сионисты — 238

Белорусе, грам. — 58

Прочие партии — 132

ИТОГО — 8394

По социальному составу

Кулаки — 2137

Середняки- 10069

Бедняки и батраки — 10919

Прочие крестьяне — 477

Торговцы и владельцы предприятий — 7891

Служащие- 19269

Рабочие- 4412

Духовенство- 1676

Военнослужащие- 3759

Учащиеся- 932

Лица свободных профессий — 1300

Без определенных занятий — 21 325

Прочие- 3964

ИТОГО — 88 130

Место работы обвиняемых

1) Сельское хозяйство — 23 602

Кулаки —2137

Середняки—10069

Бедняки и батраки — 10919

Крестьяне без указания имущественного положения — 477

2) Добывающая и обрабатывающая промышленность — 3798

Администрация — 659

Служащие— 1424

Рабочие—1715

3) Добывающая и обрабатывающая концессионная промышленность — 284

Хозяева — 28

Администрация — 28

Служащие — 83

Рабочие — 145

4) Госучреждения и госторговля —13 562

Администрация— 1931

Служащие—10781

Рабочие — 850

5) Частная торговля и предприятия — 9823

Хозяева — 7863

Служащие — 908

Рабочие—1052

6) Кооперация — 2466

Администрация — 776

Служащие— 1589

Рабочие— 101

7) Транспорт—1639

Администрация— 184

Служащие — 906

Рабочие — 549

8) Армия и флот — 3759

Красноармейцы и военнослужащие — 2452

Комсостав— 1307

Прочие граждане — 29 197

Лица свободных профессий —1300

Учащиеся — 932

Духовенство —1676

Прочие —3964

Без определенных занятий — 21 325

ИТОГО —88130

Гражданство

1928 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Примечание: Начиная с 1928 г. в годовую отчетность ОГПУ входит отчетность по транспортным органам.

Решения судебных и следственных органов

К осужденным Коллегией и Особым совещанием при ОГПУ применены следующие меры наказания

К осужденным местными судебными «тройками» при полномочных представительствах ОГПУ СКК, БВО, Сибири, ГПУ ТССР и Узбекской ССР и Коллегии Закавказского ГПУ применены следующие меры наказания:

Сведения по территориальным органам ОГПУ

По характеру преступлений

Контрреволюционная деятельность 11 578

Контрреволюционная агитация и пропаганда, принадлежность к антисоветским партиям 16076

Шпионаж 4479

Экономический шпионаж 1789

Бандитизм и массовые беспорядки 8054

Незаконный переход границы 5444

Контрабанда 9357

Фальшивомонетчики 1551

Нарушение постановления о монополии 16134

Воинские преступления 2102

Должностные преступления 16429

Присвоение, растрата, подлог 3634

Взяточничество 4407

Бесхозяйственность 1142

Соц. опасные элементы 34515

Прочие преступления 12284

ИТОГО 148 975

По возрастному составу и полу

По образованию

По национальному составу

1) Русские —83493

Украинцы — 20 560

Белорусы — 4163

Поляки — 2212

Прочие славянские племена — 212

2) Немцы и прочие германцы — 729

Эстонцы — 390

Латыши — 442

Литовцы — 243

3) Молдаване и прочие романские народности — 232

4) Евреи и пр. семиты — 11 681

5) Финны — 502

Зыряне—15

Прочие финно-угорск. племена — 209

Армяне — 2150

Грузины — 2378

Осетины —32

Прочие горские племена — 2310

Тюрки — 437

Узбеки—1521

Татары —2932

Киргизы—1921

Прочие тюркские племена — 2885

Персы и прочие иранские народности — 876

Корейцы, китайцы, японцы — 3385

Монголы — 706

Прочие —2359

ИТОГО —148975

По партийному составу

Коммунисты — 6571

Члены ВЛКСМ—1854

Меньшевики — 490

Левые эсеры — 726

Правые эсеры — 303

Анархисты— 108

Правые партии — 1118

Оппозиция — 656

ашнаки — 1

Белорусск. грамода — 4

Прочие партии — 776

ИТОГО —12607

По социальному составу

Кулаки — 8280

Середняки — 14 934

Бедняки и батраки — 13 025

Торговцы и владельцы предприятий — 17 077

Служащие — 33 962

Рабочие— 12512

Духовенство— 1777

Военнослужащие — 4580

Учащиеся — 1539

Лица свободных профессий — 1106

Разного рода занятий — 3672

Прочие —36511

ИТОГО—148975 282

Место работы обвиняемых

Сельское хозяйство — 36 239

Кулаки — 8280

Середняки — 14 934

Беддняки — 13025

Добывающая и обрабатывающая государственная промышленность — 4934

Администрация — 1109

Служащие— 1569

Рабочие — 2256

Добывающая и обрабатывающая концессионная промышленность — 459

Хозяева — 35

Администрация — 33

Служащие — 96

Рабочие — 295

Госучреадения и госторговля — 14 475

Администрация — 2225

Служащие—10831

Рабочие—1419

Частная торговля и предприятия — 19 109

Администрация — 17 042

Служащие — 912

Рабочие— 1155

Кооперация — 4811

Администрация — 1834

Служащие — 2630

Рабочие — 347

Транспорт —19 763

Администрация — 2854

Служащие — 9869

Рабочие — 7040

Армия и флот — 4580

Комсостав— 1296

Красноармейцы — 3284

Прочие граждане — 44 605

Лица свободных профессий — 1106

Учащиеся —1539 Духовенство —1777

Прочего рода занятий — 3672

Без определенных занятий — 36 511

ИТОГО — 148 975.

Гражданство

1929 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Результаты следственной работы

К осужденным Коллегией и Особым совещанием при ОГПУ применены следующие меры наказания

К осужденным местными судебными «тройками» при полномочных представительствах ОГПУ применены следующие меры наказания

1930 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Решения судебных и следственных органов

Результаты следственной работы 118704

Перечислено за органами НКЮ и следственными органами 208069

Осуждены органами ОГПУ, из них:

Коллегией ОГПУ 10212

особым совещанием при ОГПУ 18237

«тройками» ПП ОПТУ 179620

Освобождены по прекращенным делам 72672

ИТОГО 399 445

К осужденным Коллегией и Особым совещанием при ОГПУ применены следующие меры наказания

К осужденным местными судебными «тройками» при полномочных представительствах ОГПУ применены следующие меры наказания

По характеру преступлений

По возрастному составу и полу

В числе обвиняемых — женщин 17 445

По образованию

Неграмотных 4993

Малограмотных 6 107806

С начальным образованием 206 300

Со средним образованием 28897

С высшимобразованием 6506

ИТОГО 399 445

По национальному составу

Русские — 247 946

Украинцы — 57 984

Белорусы — 10 482

Евреи — 8079

Немцы — 4406

Поляки — 6068

Латыши — 1220

Литовцы — 233

Эстонцы — 745

Финны и карелы — 3506

Румыны— 15

Армяне — 5241

Грузины —3110

Пр. горск. племена— 10 415

Турки— 141

Тюрки—1842

Персы — 737

Афганцы — 4

Иранцы — 25

Татары —8129

Башкиры— 1314

Киргизы — 1008

Калмыки — 300

Буряты —818

Монголы — 307

Таджики — 688

Узбеки — 5295

Туркмены — 1344

Якуты— 133

Китайцы —2798

Японцы и корейцы — 276

Казахи — 6510

Прочие — 8326

ИТОГО —399445

По партийной принадлежности

Члены ВКП(б) — 10 049

Члены ВЛКСМ — 2229

Меньшевики — 514

Левые эсеры — 74

Правые эсеры — 102

Анархисты — 63

Правые партии — 112

Грузинские национальные партии — 351

Троцкисты — 119

ИТОГО —13613

По социальному составу

Кулаки—148297

Середняки — 56 770

Бедняки и батраки — 17 143

Колхозники — 218

Работники совхозов —142

Торговцы и владельцы предприятий — 15 523

Служащие — 58 151

Рабочие —26599

Духовенство —13 354

Военнослужащие РККА — 3647

Учащиеся— 1254

Лица свободных профессий — 1510

Кустари и ремесленники — 1105

Без определенных занятий — 55 732

ИТОГО —399445

Место работы обвиняемых

Сельский сектор — 222 570

Индивидуальное хозяйство — 222 210

Коллективное — 218

Советское — 142

Городской сектор — 176 875

Транспорт — 42 678

Госучреждения и госторговля — 23 976

Частная торговля и предприятия — 16 646

Кооперация — 8068

Добывающая и обрабатывающая госпромышленность — 7910

Армия и флот — 3647

Войска и органы ОГПУ — 533

Добывающая и обрабатывающая концессионная промышленность — 371

Рабоче-крестьянская милиция — 69

Общественные и профсоюзные организации — 22

Прочие граждане — 72 955

ИТОГО —399445

Гражданство

1931 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Рассмотрено дел местными органами ОГПУ

Рассмотрено «тройками» ПП 182817

Переданы в ОГПУ Центра 28255

Переданы в органы НКЮ 96569

Перечислены за органами ОГПУ 51324

Перечислены за прочими органами 7300

Освобождены по прекращенным делам ИТОГО 95533 

Решения Коллегии и Особого совещания при ОГПУ по мерам наказания

По социальному составу

Социально чуждые — 35 229

Рабочие — 22 973

Колхозники —12 869

Единоличники — 8425

Служащие — 41 009,

из них:

инженерно-технические работники — 2087

педагоги — 1549

врачи — 208

научные работники — 438

агротехнические работники — 261

работники литературы и искусства — 35

РККА — 2840 Сотрудники НКВД — 1945

Другие (кустари, домохозяйки, иждивенцы и прочие) — 3449

Нет сведений — 2429

ИТОГО —131168

Место работы обвиняемых

Промышленность — 20 735, в том числе:

машиностроительная — 2299

электрическая — 1046

строительная — 1595

топливная — 1956

черная металлургия — 1079

цветная металлургия — 698

оборонная — 895

химическая — 892

легкая — 2247

лесобумажная — 1250

пищевая — 2187

прочая — 4591

Госторговля — 2180

Финансовые организации — 545

Совучреждения — 10 508

Театры, клубы и другие культурные учреждения — 925

Научные учреждения — 577

Учебные заведения — 4109

Связь —617

Колхозы— 18444

МТСиМТМ—1065

Совхозы — 3950

Промкооперация — 1099

Потребительская кооперация — 1301

Транспорт — 20 562,

в том числе:

железнодорожный — 18 641

морской — 478

речной — 925

автодорожный — 518

РККА — 2778

НКВД—1698

Прочие — 40 075

ИТОГО—131 168

По партийному составу

Членов ВКП(б) —3204

Членов ВЛКСМ—1642

Бывших членов ВКЩб) и ВЛКСМ — 20 604,

из них:

бывших членов ВКП(б) — 15 637

бывших членов ВЛКСМ — 2535

ИТОГО —25450

Гражданство

Иноподданных арестовано 652 человека

1932 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

К осужденным Коллегией ОГПУ и Особым совещанием при ОГПУ применены следующие меры наказания

вмсз 1184

Замена ВМСЗ на 10 лет ИТЛ 383

ИТЛ 12487

Административная ссылка и высылка 6572

Осуждены условно 431

Прочие меры социальной зашиты 1911

Освобождены 14937

Перечислены за организациями НКЮ и прочие 2568

ИТОГО 40473

По характеру преступлений

Сельская контрреволюция — 83 602

Валютчики — 30 429

Ажиотаж и спекуляция — 26 975

Хищения и кражи (ТО) — 25 571

Хищения общественной (социалистической) собственности — 25 244

Разный антисоветский элемент — 23 064, в том числе:

а/с элемент города (среди безработных, без определенных занятий и «бывших» людей) — 11 578

а/с элемент в сов. аппарате — 2984

А/с. элемент на предприятиях — 8502

Служебно-должностные преступления — 21 993,

в том числе:

злоупотребление властью — 13 172

растрата и подлог — 5400

взяточничество — 1498

Итого —20070

Нелегальный переход границы — 16 926

Бандитизм — 16 669, в том числе:

политический — 9730

уголовный — 6939

Повстанческая контрреволюционная — 13 343

Церковно-сектантская контрреволюционная — 9314

Террор — 8544, в том числе:

белогвардейский — 1221

сельский — 6977

политических партий — 120

молодежи — 225

Итого — 8543

Шпионаж — 8074,

в том числе:

польский — 2862

японский— 1681

румынский — 605

китайский — 577

финский — 376

латвийский — 345

эстонский — 224

германский— 119

английский — 92

афганский — 82

персидский — 78

чехословацкий — 58

турецкий — 37

болгарский — 10

американский — 9

французский — 9

австро-венгерский — 2

финский — 2•

шведский — 2

прочий — 904

Хулиганство — 7728

Экономическая контрреволюционная (вредительство и шпионаж) — 4412

Восточн. нац. контрреволюционная — 3609

Антисоветские политические партии — 3367

Вредительство в колхозах и совхозах — 2791

Контрабанда — 2638,

в том числе:

товарная — 2727

валютная— 1911

Итого —4638

Аварии и катастрофы — 2542

Преступления в армии — 2000

Бесхозяйственность — 952

Инколонии — 909

Бывшие чины жандармерии, полиции и охранки — 828

Фальшивомонетничество — 747

Служебные должностные и воинские преступления лиц погранохраны — 610

Диверсия — 577

Антисоветская интеллигенция — 420

Прочие — 66355

ИТОГО — 410233

По социальному составу

Служащие — 99 348

Кулаки —92 181

Рабочие — 66 066

Середняки-единоличники — 50 654

Колхозники — 30 249

Владельцы предприятий и торговцы — 716011

Бедняки— 14907

Кустари и ремесленники — 12 336

Служители культа — 6973

Военнослужащие — 6081

Учащиеся — 2653

Пенсионеры — 615

Лица свободных профессий — 1036

Деклассированный элемент — 67 189

Прочего рода занятий — 20 198

ИТОГО — 486 49

По национальному составу

Русские — 275641

Украинцы — 74 115

Евреи — 22 111

Белорусы— 13 719

Татары — 11 093

Казахи — 6738

Финны — 6370

Поляки — 4904

Тюрки — 4720

Армяне — 4605

Грузины — 3750

Туркмены — 3609

Немцы — 3348

Разные горские племена — 3308

Китайцы — 2992

Таджики — 2829

Узбеки —2819

Буряты— 1558

Чеченцы— 1533

Корейцы—1275

Мордвины— 1129

Башкиры— 1086

Молдаване— 1052

Чуваши — 999

Эстонцы — 721

Латыши — 571

Коми-зыряне — 567

Удмурты — 448

Пермяки — 444

Персы — 366

Греки— 228

Калмыки — 225

Чехи—177

Литовцы—169

Аджарцы —162

Осетины—139

Болгары—134

Японцы—134

Якуты—101 и т. д.

ИТОГО —486497

По возрастному составу

От 18 до 24 лет —80616

От 25 до 30 лет—100305

От 31 до 40 лет—135645

От 41 года до 55 лет — 117 494

Старше 55 лет — 52 437

ИТОГО —486497

В числе обвиняемых — женщин 29154

По партийной принадлежности

Членов ВКЩб) 15035

Членов ВЛКСМ 5098

Итого 20133

Гражданство

Иностранных подданных — 5185.

( Из числа обвиняемых, привлеченных по следственным делам)

1933 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

К осужденным Центром и местными судебными «тройками» при полномочных представительствах ОГПУ и ТО ОГПУ применены следующие меры социальной защиты

1934 год с 01.01.1934 г. по 10.07.1934 г. (ОГПУ)

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

По мерам наказания

По мерам наказания осужденных Коллегией и Особым совещанием при ОГПУ

По мерам наказания осужденных Центром и местными судебными «тройками»- при ПП ОГПУ

Сведения по территориальным и структурным органам ОГПУ

По характеру преступлений

Террор — 3529

Шпионаж — 4112

Повстанческая контрреволюционная— 5144

Бандитизм — 6553

Измена родине — 5

Диверсия— 1114

Политические партии и группировки — 1291, в том числе:

троцкисты — 296

ТКП—11

прочие антипартийные контрреволюционные элементы — 401

эсеры — 237

меньшевики — 31

дашнаки — 123

грузинские меньшевики — 25

анархисты—105

муссаватисты — 48

сионисты — 14

антисоциалистическая агитация и пропаганда — 9188

Срыв политических кампаний — 357

Церковно-сектантская контрреволюционная деятельность — 1871

Национальн. к.-р. — 562

Фашисты — 300

Контрреволюционная молодежь — 29

«Бывшие» люди (графы, князья, царские чиновники, жандармы, провокаторы и др.) — 37

Вредительство — 11 675, в том числе:

в колхозах и МТС — 7115

в совхозах — 1775

в советских учреждениях — 693

в промышленности и на транспорте — 2092

Хищения социалистической собственности — 37 279

Аварии и катастрофы — 5118

Служебно-должностные преступления — 41 055

Воинские — 3

Постановление правительства от 1 июня 1934 г. — 17 881

Спекуляция — 2169

Нелегальный переход границы — 5090

Контрабанда— 1806

Фальшивомонетничество — 534

Побег из мест заключения — 728

Незаконное хранение оружия — 51

Социально вредный элемент — 4120

Хулиганство — 5484 Кражи—1787

Убийства и ранения — 13

Сексуальные преступления — 168

Мошенничество — 115

Валютчики — 5940

Прочие преступления — 21 609

ИТОГО—196717

По социальному составу

Кулаков—19359

Деклассированного элемента — 26 655

Без опред. занятий — 23 214

«Бывших людей»— 1603

Бывших торговцев — 4299

Служителей культа— 1545

Служащих — 53 290 в том числе:

инж.-технич. работников — 2392

врачей — 496

научи.работников — 911

агротехн.работников — 575

Колхозников — 13 006

Середняков — 11 738

Бедняков — 4647

Рабочих — 26 936 в том числе:

транспортных — 14 236

промышленных — 3726

других — 8974

Кустарей —2017

Учащихся — 1195

Сотрудников НКВД— 1418

Комсостава РККА — 310

К.-армейцев и мл. нач. состав РККА — 1558

Прочих — 3927

ИТОГО —196717

По партийному составу

Членов ВКП(б) — 8767

Членов ВЛКСМ —2719

Бывшей членов ВКП(б) и ВЛКСМ — 975

Итого —12 461

1934 год

с 11.07.1934 г. по 31.12.1934 г. (НКВД)

Движение обвиняемых привлеченных по следственным делам

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам НКВД

К осужденным судами, Особым совещанием при НКВД и «тройками» УНКВД применены следующие меры наказания

Примечание: В количество прошедших по «тройкам» УНКВД вошли 24 397 человек, прошедших по линии РКМ

Сведения по территориальным и структурным органам НКВД

По характеру преступлений

Террор в городе — 696

Террор на селе — 1904

Террор имущественный — 372

Шпионаж—1350, в том числе:

польский — 580

японский — 290

германский— 177

румынский — 84

финский — 39

латвийский — 32

эстонский — 23

английский — 23

персидский—16

афганский— 12

французский —11

турецкий — 7

югославянский — 4

венгерский — 3

американский — 3

без указания национальности — 46

Повстанч. к.р. — 1161

Полит, бандитизм — 1234

Измена родине — 156

Диверсии в промышленности — 351

Диверсии на транспорте — 121

Политические партии и группировки — 580, в том числе:

троцкисты — 335

сионисты — 42

дашнаки — 41

противники — 41

эсеры — 30

грузинские меньшевики — 29

рабочая оппозиция — 26

анархисты — 16

меньшевики — 10

мясниковцы — 6

ТКП —2

муссаватисты — 2

Антисоциалистическая агитация и пропаганда — 7600, в том числе

с террористическими тенденциями — 1960

Срыв политических кампаний — 9207

Церковная контрреволюция — 426

Сектанты— 171

Националистич. к.р. — 975

немецкая — 664

украинская— 189

казахская — 61

белорусская — 15

прочая — 46

Фашисты — 700

Белогвардейская контрреволюция — 22

Контрреволюционная молодежь — 54

Связь с зарубежными контрреволюционерами — 91

«Бывшие» люди — 75

Сокрытие соц. прошлого — 131

Поджоги— 182

Вредительство — 3189, в том числе:

в колхозах и МТС — 1792

в совхозах — 796

в промышленности — 329

в советских учреждениях — 157

на транспорте — 92 в РККА — 23

Хищения социалистичесокй собственности — 35 931, в том числе:

в колхозах и МТС — 10 121

в совхозах — 3606

на транспорте — 8661

в советских учреждениях — 4936

в тов.-пров. сети — 2406

в промышленности — 2003

в РККА — 267 прочее — 3931

Служебно-должностные преступления — 31 556

Аварии и катастрофы — 5107

Воинские — 299

Дача ложных сведений — 36

Постановление правительства от 1 июня 1934 г. — 12 998 в том числе:

незаконный проезд — 6508

уголовников — 3407

хулиганов — 3083

Спекуляция — 2831

Обвешивание и обмеривание — 655

Нелегальный переход границы — 2688

Контрабанда—1346

Фальшивомонетничество— 183

Побег из мест заключения — 1359

Незаконное хранение оружия — 487

Нарушение паспортного режима — 34

Социально вредный элемент — 315

Хулиганство — 2393

Кражи —3031

Мошенничество— 1679

Уголовный бандитизм — 1973

Убийства и ранения — 428

Бытовые преступления —112

Сексуальные преступления — 111

Валютчики — 1873

Прочие преступления —1113

ИТОГО —139 286

По социальному составу

Кулаки 1020

Деклассированный элемент 2603

Без определенных занятий 899

«Бывшие» люди 41

Бывшие торговцы 099

Служители культа 864

Служащие, в том числе: 277

инженерно-технические работники 189

педагоги 91

врачи 314

научные работники 66

агротехнические работники 13565

работники литературы и искусства 12983

Колхозники 4537

Середняки 23583

Бедняки 12480

Рабочие, в том числе: 2968

транспортные промышленные 528

сезонные другие 7607

Кустари 1210

Учащиеся 882

Сотрудники НКВД 1442

Комсостав РККА 213

Красноармейцы и младший нач. состав РККА 842

Военнослужащие 427

Домохозяйки и иждивенцы 898

Невыявленные (перебежчики, обвиненные в шпионаже) 1119

ИТОГО 139 286

По партийной принадлежности

Членов ВКП(б) — 6120

Членов ВЛКСМ — 2431

Бывших членов ВКП(б) и ВЛКСМ — 1444

ИТОГО — 9995

Гражданство

Иностранных подданных — 279 (Из числа привлеченных за год:)

1935 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Решения судебных органов и Особого совещания при НКВД

Меры наказания, применяемые к осужденным судами, Особым совещанием при НКВД и «тройками»- УНКВД

Сведения по территориальным и структурным органам НКВД

По характеру преступлений

По социальному составу

По партийной принадлежности

1936 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Решения судебных органов и Особого совещания при НКВД

Решения Особого совещания при НКВД СССР

Меры наказания, применяемые к осужденным судами, Особым совещанием при НКВД и «тройками» УНКВД

Решения Особого совещания при НКВД по территориальным органам

1937 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Сведения по территориальным и структурным органам НКВД

По характеру преступлений

По социальному составу

По партийной принадлежности

1938 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Решения судебных органов по мерам наказания

Сведения по территориальным и структурным органам НКВД

По характеру преступлений

1939 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Решения судебных органов и Особого совещания по мерам наказания

Сведения об осужденных судебными органами

Сведения по территориальным и структурным органам НКВД

Статистика репрессивной деятельности.

По окраскам учета

По социальному составу

По национальному составу

По партийной принадлежности

По национальному составу

1940 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Решения судебных органов и Особого совещания по мерам наказания

1941 год

Сведения о числе лиц, привлеченных к уголовной ответственности за особо опасные государственные преступления

По мерам наказания

Осуждены к ВМН 23 786 человек

1942 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Осуждены по мерам наказания судебными органами, Особым совещанием при НКВД и Особыми отделами НКВД

Осуждены по решениям судебных органов

1943 год

Движение обвиняемых, привлеченных но следственным делам

Осуждены по мерам наказания судебными органами, Особым совещанием при НКГБ и Особыми отделами

НКГБ

Примечание: В графу ОСВОБОЖДЕНЫ стали входить не только освобожденные прокурором и судом, но и освобожденные в процессе следствия

Сведения по территориальным и структурным органам НКГБ

УНКГБ Мурманской области 46

УНКГБ Новосибирской области 1031

УНКГБ Омской области 666

УНКГБ Орловской области 6561

УНКГБ Пензенской области 458

УНКГБ Ростовской области 7773

УНКГБ Рязанской области 431

УНКГБ Саратовской области 970

УНКГБ Свердловской области 792

УНКГБ Смоленской области 3061

УНКГБ Сталинградской области 3698

УНКГБ Тамбовской области 899

УНКГБ Тульской области 1704

УНКГБ Ульяновской области 458

УНКГБ Челябинской области 817

УНКГБ Читинской области 226

УНКГБ Чкаловской области 356

УНКГБ Ярославской области 435

ИТОГО по НКГБ — УНКГБ 127

Транспортный отдел 543

НКГБ Водный отдел 13053

НКГБ ВСЕГО 141 253

По характеру преступлений

По окраскам учета

По социальному составу

По партийной принадлежности

Члены и кандидаты ВКП(б) — 5578

Члены и кандидаты ВЛКСМ — 4915

ИТОГО- 10493

Иностранные граждане

Из них по странам:

Германии — 7

Франции — 3

Польши — 56

Китая-2

Турции – 9

Ирана -15

Других стран- 88

ИТОГО- 180

1944 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Осуждены по мерам наказания судебными органами, Особым совещанием при НКГБ и следственными органами НКГБ

1945 год

Движение обвиняемых, привлеченных по следственным делам

Осуждены по мерам наказания судебными органами, Особым совещанием при НКГБ и следственными

органами НКГБ

Сведения по территориальным и структурным органам НКГБ

По характеру преступлений

По окраскам учета