Источник информации: http://www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=156521
Логические основы законотворческого процесса
А.А. Кененов, кандидат юридических наук, доцент Московского государственного университета имени Михаила Васильевича Ломоносова
Г.Т. Чернобель, кандидат юридических наук, старший научный сотрудник Всесоюзного научно-исследовательского института советского государственного строительства и законодательства
Правоведение. -1991. — № 6. — С. 71 — 76
Содержание:
Принцип адекватного отражения нормативно-правовых потребностей
Принцип понятийной определенности
Принцип модальной сбалансированности
Принцип ретрибутивной обеспеченности
Библиография в подстрочных примечаниях
Логическое как способ организации смыслового насквозь пронизывает законотворческий процесс. Любая система действующего законодательства есть не что иное, как определенная цепь нормативных суждений. Логическая взаимосвязанность этой цепи, придавая законотворчеству процессуальные свойства, образует необходимую семантическую последовательность, обусловливает содержание каждой правовой нормы. Не было и, пожалуй, не будет законов, обладающих совершенной непорочностью» (идеал Щ. Монтескье). Однако стремиться к такой «непорочности» законодатель обязан своим социальным предназначением, что определяет характер логических требований к организации законотворческого процесса, составляющих остов законодательной праксеологии.1
Можно выделить следующие основополагающие принципы законотворческого процесса, образующие его логические основы: 1) принцип адекватного отражения нормативно-правовых потребностей, 2) принцип понятийной определенности, 3) принцип модальной сбалансированности и 4) принцип ретрибутивной обеспеченности.
Принцип адекватного отражения нормативно-правовых потребностей. Всякая разумная человеческая деятельность — это удовлетворение определенной потребности, т. е. испытываемой необходимости в определенных условиях жизни, общественного развития. Социальные потребности обусловливают содержание общественной практики, ее глубинные мотивы, целенаправленность, служат источником общественной активности. В демократическом обществе объективно необходимое определяет логический строй правотворческого процесса, смысловую структуру всех его функциональных параметров. Каждая правовая норма должна иметь свой логический фундамент, содержание которого детерминировано закономерностями общественного развития, его реальными потребностями. Право, неверно отражающее социальные потребности, базирующееся на ложных посылках, оценках, ничего общего не имеет с подлинной логикой общественных отношений, принципом справедливости.
Если экстраполировать рассматриваемый аспект законотворческой проблемы на сегодняшнюю нашу действительность, то надо признать, что в сознании людей закон не всегда воспринимается как акт, адекватно отражающий их реальные потребности, интересы. Правотворческие акции законодателя осуществляются порой без достаточно глубокой, всесторонней научной проработки назревших общественных проблем, их последовательной концептуализации, социологической обоснованности. Не искоренена практика келейной, засекреченной выработки нормативно-правовых решений. Не налажен элементарный (репрезентативный) опрос населения при решении правовых проблем в масштабах как государства, так и отдельных регионов. Компетентно отработанной, юридически квалифицированной процедуры на этот счет не существует. Имеются нормативно-правовые решения «недодуманные», половинчатые по своему содержанию (половинчатость и компромисс — не одно и то же!), не соответствующие духу времени, просто неправильные и, следовательно, не работающие или же работающие через пень колоду. Все это не способствует повышению регулятивного престижа законодательных нормативов, не культивирует в обществе правовых чувств, осложняет течение политических процессов.
Настало время проблему профессиональной, научной обоснованности в действиях законодателя поставить во главу угла. Нужно стремиться к тому, чтобы каждый депутат чувствовал себя вполне компетентным при законодательном решении, того или иного вопроса, имел свою профессиональную точку зрения, аргументирование проводил ее в жизнь. Как учил еще Платон, законы должны не просто управлять, но и убеждать. Отражая определенные потребности, мотив побуждает, мобилизует, делает правовое поведение последовательным, ставит его на логическую основу.
Применительно к законотворческому процессу о мотивации можно говорить как об особой логической стадии, детерминирующей истинностное содержание правовых нормативов. Воля законодателя как регулирующая сторона его сознания должна быть оптимально мотивированной.
Задача состоит в том, чтобы создать надежный организационно-правовой заслон немотивированным (или недостаточно мотивированным) законодательным актам. Только научно обоснованный норматив может быть облечен в официальные правовые, формы, и это следовало бы закрепить конституционно.
«Вольная воля» законодателя, то есть волюнтаристская логика, способна породить лишь силовой закон, которому не место в правовом государстве. Следует разработать определенные методические рекомендации, в которых содержались бы апробированные принципы, способы, приемы мотивации правовых нормативов. Стабильности правовых отношений способствовало бы конституционное признание того, что немотивированный закон не может быть введен в действие.
Законодательно необходимо решить вопрос о более широком участии юристов (ученых и практиков) в законопроектной работе. Пора установить за правило, что каждому законодательному акту предшествуют соответствующие правоведческие разработки. Без таких разработок и специальной юридической (мотивационной) экспертизы (имеются ли объективные основания для принятия юридического акта, соответствует ли его содержание выявленным нормативно-правовым потребностям, конституционным принципам правового регулирования и т. д.) не должен приниматься ни один закон. В целях оптимизации решения проблем мотивационной экспертизы законодательных актов целесообразно продумать вопрос о создании интегративной сети специальных служб такой экспертизы, профессионально компетентные заключения которой выступали бы в качестве своеобразной «мотивационной санкции» при разработке конкретных законодательных актов.
Принцип понятийной определенности. Понятийный аппарат определяет общую логическую культуру действий законодателя. С понятия начинается логическое бытие любого правового норматива. Ни одна правовая норма как результат правового мышления не может быть сконструирована без конкретной системы понятий, которые придают правовой норме логический смысл, обусловливают ее логическое движение в практическом применении. Само правовое мышление есть не что иное, как определенный понятийный процесс, порождающий те или иные представления, идеи, убеждения, воплощающиеся в нормативно-правовых суждениях. Специфика правового мышления в том, что, отражая социальную действительность, оно широко использует при этом не только огромный пласт обыденных, неправовых понятий, но и понятия, специально им (правовым мышлением) конструируемые, — правовые понятия, которые, подчиняясь общелогическим принципам смыслового моделирования, определенным образом обособляют качественные стороны отражаемого объекта с позиций нормативно-правовых потребностей, что чрезвычайно важно для оптимизации правового регулирования. Поэтому с древнейших времен такие высокие требования предъявляются к данному виду понятий, главное из которых требование смысловой однозначности. Правовая логика, преследующая сугубо практические цели, не может оперировать понятиями недостаточно ясными, размытыми, что ведет к противоречиям в системе законодательства, произвольному применению правовых нормативов. В праксеологическом аспекте наиболее значимы следующие критерии дефинирования правовых понятий.
1. Правовые дефиниции должны адекватно отражать сущность определяемого явления. Это обусловливает функциональную ценность такого логического приема, как обобщение под нормативно-правовым углом зрения. Сложность заключается в том, что абсолютно все признаки изучаемого явления охватить, как правило, невозможно, а вырабатываемое правовое определение должно быть правильным, т. е. не расходиться с объективной действительностью, отражать ее оптимально полно. Юриспруденция не может оперировать гипотетическими, ложными и, следовательно, неконструктивными определениями. К сожалению, правовые определения не отличаются в действующем законодательстве научным совершенством. Имеются, в частности, определения логически непоследовательные, недостаточно полно или неверно отражающие сущность того или иного явления, «отсекающие» его существенные признаки (например, «частная собственность», «должностное лицо» и др.).
2. Правовые дефиниции должны базироваться на определенном консенсусе в сфере правовых отношений плюралистичность при определении понятий недопустима, это подорвало бы все критерии законности формулирования и применения правовых нормативов. До тех пор, пока не достигнута известная договоренность о понимании, дефинировании тех или иных понятий, не может быть и речи о продуктивном, полноценном законотворчестве. Это особенно важно на современном этапе развития нашего права, когда обретает свое подлинное содержание целый круг правовых понятий, которые были извращены или забыты, а также образуются новые понятия.
Сказанное, однако, не означает, что абсолютно все правовые понятия должны иметь законодательную дефиницию. Подобная вульгаризация ни к чему. Необходим дифференцированный подход к проблеме. В частности, определенный пласт правовых понятий, имеющих основополагающее значение для конструирования правовых нормативов, должен быть дефинирован в самой Конституции, другой пласт — на уровне иных законодательных актов, третий — на уровне актов местных органов власти. Многие правовые понятия могут успешно функционировать на базе общепризнанных определений, содержащихся в квалифицированных научных комментариях, теоретических трудах юристов-ученых. Масса широко распространенных, обще употребимых понятий просто не нуждается в правовых определениях.2 Особняком в законодательстве стоят оценочные понятия, которые, имея открытую логическую структуру, нe могут быть однозначно дефинированы. Их применение поэтому всегда проблематично, тесно связано с прецедентным развитием права, конкретной правоприменительной ситуацией.
Законодательным дефинициям должны подвергаться в обязательном порядке все правовые понятия ключевого значения, т. е. понятия, с помощью которых постигаемся как общий целевой смысл конкретной законодательной акции, так и «оперативный» смысл ее логических составных. Диалектика такова, что общие правовые понятия должны быть достаточно абстрактными и вместе с тем достаточно конкретными. Самыми общими выступают конституционные понятия общеродового значения («народный суверенитет», «право наций на самоопределение», «собственность», «свобода слова» и т. д.), менее общими — межотраслевые понятия, за которыми следуют понятия отраслевые.
3. Правовые дефиниции должны быть дискурсивными, т. е. находиться в определенном логическом «сцеплении» с предшествующими общепризнанными дефинициями, основополагающими дефинициями действующего законодательства, а также с определенными дефинитивными потенциями, что, отражая историческую и логическую преемственность правового мышления, конструктивно «вписывает» эти определения в соответствующий нормативный контекст конкретного правового поведения, способствует стабилизации и совершенствованию правовых отношений. Все правовые понятия так или иначе взаимосвязаны. Одни понятия в процессе их правового дефинирования могут семантически сравниваться, другие — определенным образом пересекаться, третьи — соподчиняться и т. д. Каждое понятие, имея свои логические границы, находится в непрерывном логическом движении, что сопряжено с определенными смысловыми уточнениями, изменениями, известным образом корректирует действующую понятийную структуру. Задача заключается в том, чтобы в соответствии с поставленной целью найти такое правовое определение, которое последовательно отражало бы кардинальные, самые существенные признаки того или иного явления и, следовательно, гарантировало бы надежное пользование им (определением) в правоприменительном процессе.
Принцип модальной сбалансированности. Модальный феномен всякой социальной нормативности выражается, как правило, в модусах: «разрешено», «требуется» («обязательно»), «запрещено». Правовой характер этот модальный триптих приобретает в общественных отношениях, одной из сторон которых выступает власть. Составляя единый логический аккорд, указанные модусы определяют содержание правовых отношений, формы и способы их нормального функционирования. Эффективность такого функционирования обусловлена, в свою очередь, тем, насколько сбалансированы, т. е. в каком логическом соотношении находятся составные правовой модальности, как они согласуются между собою. Нормальное, социально здоровое законодательство— не произвольный набор того или иного количества правовых нормативов. Каждый модус имеет конкретные логические предпосылки, базируется на определенной индукции. Любое, самое незначительное, противоречие в действующем законодательстве — это его функциональная «дыра», деформирующая и дестабилизирующая правоприменительный процесс. Поэтому такое большое значение всегда придается модусам как логическим конструктам правовой нормативности, их обоснованности, последовательности.
В частности, ни один правовой норматив видового (менее общего) значения не может функционировать без правового норматива родового (более общего) значения. В этом аспекте законотворческий процесс как таковой можно представить в виде единого ветвящегося процесса, обеспечивающего необходимую контекстуальную связь правовых нормативов на всех функциональных уровнях. Так, «конституционные корни», обобщенно отражая причинно-следственные зависимости, закономерности общественного бытия, детерминируют модусную последовательность при выработке и сцеплении правовых нормативов, благодаря чему достигается определенная системная целостность модусных блоков и, следовательно, единообразное понимание и оптимально правильное применение их в различных сферах общественных отношений. Особой сложностью отличается межотраслевое сбалансирование норм права, охватывающее, как правило, огромный пласт модальных проблем. Тематическо- предметная конкретность отраслевого регулирования правовых отношений также не снимает проблему нормативной сбалансированности внутри той или иной отрасли, что связано с целым рядом факторов типологического и специального характера. В условиях перехода к рыночным отношениям актуален вопрос о вариантном отраслевом обновлении правовых норм общего (родового) значения и соответственно их вариантной модусной сбалансированности. Указанный «плюрализм» правомерен, если он базируется на основополагающих принципах нормативно-правового регулирования общественных отношений.
К сожалению, отработанной концепции модусного сбалансирования правовых нормативов, вырабатываемых и принимаемых законодателем, в нашем правоведении пет. Сами понятия «правовое разрешение», «правовое требование» («правовая обязанность»), «правовой запрет» научно не дефинированы. Логические границы разрешаемого, требуемого и запрещаемого практически открыты для произвольного усмотрения — как правотворческого, так и правоприменительного. Древний принцип «Когда разрешено большее, меньшее считается разрешенным» не работает. Больше того: порой, что «левая рука» законодателя разрешает, то «правая» запрещает. Общество задыхается от перестраховочных, надуманных запретов. Очевидно, следует подумать о критериях и особом порядке институционального установления юридических запретов. Определенный круг запретов, затрагивающих интересы всего общества, конституционные свободы граждан следовало бы пропускать через «санкцию» народного референдума. Необходимо аннулировать систему анонимных запретов и установить юридическую ответственность за принятие антиконституционных запретов. Целесообразно определить такие сферы общественных отношений, которые в силу своей специфики не могут регулироваться запретительными нормативами.
Бюрократическое стремление зарегламентировать все и вся породило такую антидемократическую тенденцию, как установление запретительных модусов на «нижнем ярусе» правовых отношений без соответствующих модальных реалий на их «верхнем ярусе». Говоря иначе, нарушается логико-конструктивная интервалика, определяющая вертикальные и горизонтальные родовидовые взаимосвязи и взаимозависимости модусных блоков в общей системе правовых нормативов, эффективность институционального функционирования последних. И это касается не только запретов. Безудержное ведомственное нормотворчество образовало модальные «джунгли», которые, как спрут, оплетают действующую систему законодательства, своевольно «конкретизируя» нормы общерегулятивного значения. Указы Президента, правительственные постановления (т. е. акты исполнительной власти) в ряде случаев оказываются сильнее законов, нормативно «продолжая» или поправляя их. Практически любая ведомственная инструкция может подкорректировать тот или иной законодательный акт. Все это дестабилизирует правоприменительную обстановку в стране, ставит под сомнение некоторые функциональные уровни ведомственного нормотворчества.
Общим конституционным требованием должно стать то, что всякая правовая норма видового значения конструируется на основе соответствующего правового норматива родового значения. Достойна осуждения практика, когда общественные отношения на их видовом уровне подвергаются правовому регулированию без предварительного урегулирования родового. Видового не бывает без родового, которое предшествует видовому. Родовая всеобщность признаков явлений действительности предопределяет их (признаков) видовые общности, что соответствующим образом типизирует указанные явления и, следовательно, нормативное «централизованное» отношение к ним, формально выражаемое в виде конкретных правовых принципов. Законодательное закрепление таких принципов придает им юридическую силу, обусловливает содержание всей системы действующих правовых нормативов, средства и способы их гарантирования.
Закон — генеральный регулятор правовых отношений. Для того чтобы этот акт высшей государственной власти стал реальной основой правопорядка, необходимо конституционно установить, во-первых, круг вопросов общеправового характера, который должен регулироваться исключительно на законодательном уровне, и, во-вторых, уточнить систему государственных органов, обладающих правом законодательствовать. Как нормативно-правовой акт первенствующего значения закон должен содержать в себе основополагающие регулятивные принципы, достаточно четко сформулированные в постатейной последовательности, чтобы не возникало каких-либо коллизий как при их дальнейшем развитии в подзаконных нормативно-правовых актах, так и в правоприменительной деятельности.
Важный момент при сбалансировании общеродового и общевидового в правовом регулировании — согласование внутригосударственных правовых нормативов с нормами международного права (так называемая имплементация). Без этого логическая цепочка внутригосударственного законодательства остается, в сущности, открытой, что предопределяет его содержательную неполноту, определенные системные погрешности и, следовательно, функциональную неполноценность. Принцип приоритета норм международного права в цивилизованном обществе получил признание, имеет конституционное значение и практическое применение. В соответствии с этим принципом всякий нормативно-правовой акт «межгосударственного правотворчества» (договор, соглашение, конвенция и т. д.), ратифицированный тем или иным государством, наряду с внутригосударственными нормативами становится в данном государстве обязательным для исполнения государственными органами, общественными организациями и гражданами. Иначе говоря, ратифицированный международный нормативно-правовой акт порождает не только межгосударственные, но и внутригосударственные правоотношения, что сказывается на общей структуре и нормативных качествах внутригосударственного законодательства, его функционирования. Известна универсальная ценностная значимость для развития и совершенствования межгосударственных и внутригосударственных правоотношений таких нормативно-правовых актов, как американская Декларация независимости 1776 г., Декларация прав человека и гражданина 1789г., Пакты о правах человека (1966г.) и др.
Отражая общечеловеческие потребности и интересы, указанные акты выступают как общезначимая правовая модель социально-личностных отношений в сообществе населяющих земную планету народов, закрепляя основополагающие правовые понятия («народный суверенитет», «право народов на самоопределение», «демократия», «закон», «гражданин», «права человека» и т. д.), принципы, нормативы, что способствует развитию основ демократической правовой государственности, общей гуманизации правовых отношений, оптимизации нравственного единения и конструктивного правового сотрудничества социальных общностей.
Именно общечеловеческие правовые ценности, без которых потенциальный общественный прогресс невозможен, и создают предпосылки для определенного согласования внутригосударственного законодательства с нормами международного права, для установления универсальных правовых регуляторов общественного бытия. В новой Конституции следовало бы особо закрепить принцип приоритетного регулятивного значения норм международного права, в соответствии с которым принятие и вступление в силу внутригосударственных законодательных актов должно обязательно увязываться с действующими международно-правовыми документами.
Принцип ретрибутивной обеспеченности. Ретрибутивная обеспеченность (лат. retributio — воздаяние, возмещение; отплата) является функциональной спецификой права, условием его эффективного действия. В глубокой древности это обеспечение осуществлялось с помощью религиозных постулатов, нормативных обычаев, традиций, нравственная сила которых способна была корректировать человеческое поведение в соответствии с общественными потребностями, интересами. Дальнейшее развитие общественных отношений породило такой нормативно-правовой феномен, как юридические санкции, призванные выполнять функцию «силовой охраны» в отношении каждой правовой нормы, то есть превентивно гарантировать определенный правопорядок, правовую безопасность общественно-личностного бытия.
Закон без санкций — это не закон.
Если бы право было лишено санкций, все его императивы утратили бы ценностно-регулятивную значимость, поскольку их исполнение всецело зависело от произвольного усмотрения того, кому они (императивы) адресованы, то есть о какой-либо правоприменительной гарантированности действующего законодательства не могло быть и речи.
Образуя механизм юридической защиты на случай возникновения правонарушающей ситуации, санкции определяют содержание и реальную функциональную силу принципа неотвратимости юридических ретрибуций, непоследовательное проведение в жизнь или игнорирование которого разрушают нравственно-правовые основы общественного благополучия, повышают количество «законоослушников» и в конце концов могут привести к деградации или даже гибели самой государственности как таковой.
Наследием тоталитарного правления в нашей стране явилось то, что беззаконие стало чуть ли не нормой «правового» поведения. В количественном отношении законодательство стремительно растет, но многие законоположения практически не действуют. Появилось понятие бездействующего закона. В целом ряде случаев закон открыто саботируется. О правопорядочности, основанной на законности (в ее подлинном понимании), говорить пока не приходится. Юридические механизмы, способные реально воплотить в жизнь принцип ретрибутивной обеспеченности действующих норм права, достаточно надежно не отработаны.
Сказанное не означает, что проблема ретрибутивной обеспеченности норм права упирается в одни лишь правоприменительные факторы. Совершенствование правоприменительной деятельности — актуальный, злободневный вопрос. Однако его решение прямо зависит от того, насколько совершенны сами законы. В частности, недостатком действующего законодательства является то, что не все звенья его должным образом ретрибутированы, т. е. отсутствуют четкие, однозначные определения юридической ответственности за те или иные правонарушения. Зачастую ретрибутирование норм права осуществляется весьма абстрактно, непоследовательно, без необходимых модусных согласований. Известно, например, на каком ретрибутивном песке построено законодательство, касающееся сферы здравоохранения, народного образования, культуры.
Необходимо конституционно установить, что судебное рассмотрение юридических споров распространяется на всех субъектов правовых отношений без какого-либо исключения. Следует запретить любые формы партийных ретрибуций в системе общественных отношений. Особого внимания требует вопрос о нравственном рейтинге действующего законодательства. В частности, закон несправедливый, неверно отражающий нормативно-правовые потребности общественного бытия, не может служить основанием для установления юридической вины и соответствующих ретрибуций. Применительно к каждому конкретному деянию справедливость той или иной ретрибуций должна служить основополагающим признаком ее (ретрибуций) как юридического института. Нет смысла говорить о юридическом верховенстве закона как главном критерии правового государства безотносительно к тому, обладает ли он (закон) качеством социальной справедливости. Любой диктатор может опираться на эту формулу («верховенство закона»), уничтожая при этом всякую тень законности. В подлинно правовом государстве верховенствует справедливый закон. Идея справедливости лежит в основе демократической системы права, определяя культуру взаимоотношений государства и членов общества, меру правовой свободы или же ретрибуций. Социально несправедливое не должно иметь юридической силы. Необходимо конституировать такие понятия, как «антиконституционный закон», «неправомерные санкции» и др. В качестве конституционного принципа следует установить, что акты общественного протеста, не нарушающие конституционный правопорядок, юридическим ретрибуциям не подлежат. В свете современных дискуссий о пределах юридических ретрибуций целесообразно закрепить, что всякое ужесточение наказаний (особенно уголовных) может быть осуществлено только на основе опроса народа. Конституционно должно быть гарантировано, что недопустимы ретрибуций по политическим мотивам. Каждому гражданину должно быть предоставлено право непосредственного обращения с жалобой в любую международную организацию, связанную с деятельностью по защите прав человека. Назрела необходимость в разработке и принятии специального законодательного акта об ответственности должностных лиц. Юридической аномалией является то, что до сих пор конституционно не закреплен институт должностной отставки с соответствующим вотумом недоверия со стороны представительных учреждений или самого народа.
1 Понятие законодательной праксеологии не следует отождествлять с понятием юридической техники. Юридическая праксеология как таковая призвана заниматься семантическими проблемами организации нормативно-правового материала (законодательная праксеология), его практического использования (правоприменительная праксеология). Предметом юридической техники являются сугубо семиотические проблемы. Сам термин «праксеология» (теория правильного действия) введен в научный оборот польским философом Т. Котарбиньским.
2 Например, при выработке понятия брака как сообщества мужа и жены, замечал немецкий логик Г. Риккерт, недефинироваиность понятий «муж» и «жена» «никогда не может простираться так далеко, чтобы вследствие этого в понятии брака заключалась служащая помехой для юриста неопределенность» (Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий / Пер. с нем. СПб., 1903. С. 52)
ВНИМАНИЕ! АКТУАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ О КОНВЕНЦИИ О ПРАВАХ РЕБЕНКА!
Конвенция о правах ребенка содержит множество ошибок, некоторые из них указаны в статьях, которые приводятся ниже. Однако Конвенция содержит ФАТАЛЬНУЮ ОШИБКУ, которая скоро приведет к "смерти" этого договора, так как изначально он был ничтожным, то есть недействительным договором!
Краснянский А.В., кандидат химических наук, старший научный сотрудник кафедры радиохимии Химического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова
Krasnyansky A.V. A FATAL ERROR IN THE CONVENTION ON THE RIGHTS OF THE CHILD.
Фатальная ошибка в Конвенции о правах ребенка
Вопросы гуманитарных наук. 2010. № 3. Издательство "Компания Спутник+". На сайте статья публикуется в исправленном и дополненном виде
В российском законодательстве, как, вероятно, и во многих других странах, основанием для отделения ребенка от родителей является нарушение родителями прав ребенка. Семейный кодекс Российской Федерации предусматривает порядок и основания семейно-правовой ответственности родителей за нарушение прав ребенка. В качестве меры семейно-правовой ответственности родителей закон выделяет ограничение либо лишение родительских прав. Ограничение либо лишение родительских прав применяется строго индивидуально и осуществляется только по решению суда. Суд лишает родительских прав на каждого ребенка в отдельности, даже если имеет дело с многодетной семьей. В статье 69 Семейного кодекса Российской Федерации дан исчерпывающий перечень оснований для лишения родительских прав – родители (либо один из них) могут быть лишены родительских прав, если они: уклоняются от выполнения обязанностей родителей, в том числе при злостном уклонении от уплаты алиментов; отказываются без уважительных причин взять своего ребенка из родильного дома (отделения) либо из иного лечебного учреждения, воспитательного учреждения, учреждения социальной защиты населения или из аналогичных организаций; злоупотребляют своими родительскими правами; жестоко обращаются с детьми, в том числе осуществляют физическое или психическое насилие над ними, покушаются на их половую неприкосновенность; являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией; совершили умышленное преступление против жизни или здоровья своих детей либо против жизни или здоровья супруга. Чаще всего в качестве оснований лишения родительских прав является их совокупность. Ребенок передается на попечение органа опеки и попечительства только при невозможности передать ребенка другому родителю или в случае лишения родительских прав обоих родителей (статья 71 СК РФ). Таким образом, согласно российскому законодательству, ребенок отбирается у тех родителей, которые в силу своей нравственной деградации не любят, не заботятся о ребенке или даже представляют угрозу для его жизни или здоровья.
В Конвенции о правах ребенка (1989) понятие «нарушение прав ребенка» заменили понятием «жизненные интересы ребенка». Рассмотрим часть первую статьи 9 Конвенции.
Article 9. Part 1. States Parties shall ensure that a child shall not be separated from his or her parents against their will, except when competent authorities subject to judicial review determine, in accordance with applicable law and procedures, that such separation is necessary for the best interests of the child. Such determination may be necessary in a particular case such as one involving abuse or neglect of the child by the parents, or one where the parents are living separately and a decision must be made as to the child’s place of residence. [1].
Официальный перевод части первой статьи 9 Конвенции [2] является неэквивалентным. Эквивалентный перевод, сделанный автором данной статьи: «Государства-участники должны обеспечивать, чтобы ребенок не был отделен от его родителей против их воли, за исключением случаев, когда компетентные органы, находящиеся под судебным контролем, решают в соответствии с действующим законодательством и процедурами, что такое отделение необходимо в жизненных интересах ребенка. Такое решение может оказаться необходимым в том или ином конкретном случае, например, когда родители жестоко обращаются с ребенком или не заботятся о нем или когда родители проживают раздельно и необходимо принять решение относительно места проживания ребенка».
В России под судебным контролем находятся органы государственной власти, органы местного самоуправления, общественные объединения и должностные лица. Судебный контроль означает, что решения этих органов, объединений и лиц, а также их действие или бездействие могут быть обжалованы в суд (Конституция Российской Федерации, статья 46, часть 2).
Анализ статьи 9 и других статей Конвенции показывает, что:
1. Компетентные органы (социальные службы, занимающиеся детьми) отнимают ребенка у родителей исходя из того, что такое отделение необходимо в жизненных интересах ребенка.
2. В Конвенции отсутствует определение понятия «жизненные интересы ребенка», то есть компетентные органы отбирают ребенка, исходя из произвольных соображений.
3. Чтобы отобрать ребенка у родителей не требуется решение суда; родители – после того, как отобрали ребенка – могут обжаловать это решение в суд.
4. Ребенка могут отобрать (и на практике отбирают – смотрите в Интернете) у родителей, которые любят ребенка, но не обеспечивают, по мнению социальных служб, его жизненных интересов.
Нет сильнее чувства, чем любовь родителей к детям. Следовательно, отбирать ребенка у любящих его родителей – это бесчеловечно и жестоко. Статья 7 Международного пакта о гражданских и политических правах ([3], с. 235) указывает: «Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающему его достоинство обращению или наказанию». Конвенция дает право социальным службам отбирать ребенка у любящих его родителей, то есть дает право жестоко и бесчеловечно наказывать родителей. Следовательно, Конвенция о правах ребенка (1989) противоречит принципу уважения прав человека. В статье 53 Венской конвенции о праве международных договоров (1969) ([4], с. 205) и в статье 53 Венской конвенции о праве договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями (1986) ([4], с. 235) указано, что договор является ничтожным, если в момент заключения он противоречит императивной норме общего международного права. Один из основных принципов современного общего международного права – принцип уважения прав человека. Конвенция о правах ребенка (1989) в момент заключения противоречила принципу уважения прав человека. Следовательно, Конвенция о правах ребенка является ничтожным, то есть недействительным, договором. Конвенцию о правах ребенка можно (и нужно!) не исполнять.
Источники информации
[1] Convention on the Rights of the Child.
1) http://www2.ohchr.org/english/law/pdf/crc.pdf
2) http://www2.ohchr.org/english/law/crc.htm
[2] Права человека. Сборник международных документов. Москва. «Юридическая литература». 1998. Стр. 363 – 380. ISBN 5-7260-0901-0.
[3] Действующее международное право. Документы в двух томах. Том 2. Составители Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. Учебное пособие. Москва. «Международные отношения», «Юрайт-Издат.». 2007. ISBN 978-5-7133-1289-3 (том 2), ISBN 978-5-7133-1291-6.
[4] Действующее международное право. Документы в двух томах. Том 1. Составители Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. Учебное пособие. Москва. «Международные отношения», «Юрайт-Издат.». 2007. ISBN 978-5-7133-1287-9 (том 1), ISBN 978-5-7133-1291-6.
Файл: КонфатОшибка11
ПРИЛОЖЕНИЕ К СТАТЬЕ "Фатальная ошибка в Конвенции о правах ребенка"
Венская конвенция о праве международных договоров
23 мая 1969 года
Статья 48
Ошибка
1. Государство вправе ссылаться на ошибку в договоре как на основание недействительности его согласия на обязательность для него этого договора, если ошибка касается факта или ситуации, которые, по предложению этого государства, существовали при заключении договора и представляли собой существенную основу для его согласия на обязательность для него данного договора.
2. Пункт 1 не применяется, если названное государство своим поведением способствовало возникновению этой ошибки или обстоятельства были таковы, что это государство должно было обратить внимание на возможную ошибку.
3. Ошибка, относящаяся только к формулировке текста договора, не влияет на его действительность; в этом случае применяется статья 79.
Статья 53
Договоры, противоречащие императивной норме общего международного права (jus cogens)
Договор является ничтожным, если в момент заключения он противоречит императивной норме общего международного права. Поскольку это касается настоящей Конвенции, императивная норма общего международного права является нормой, которая принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер.
Источник информации: Действующее международное право. Документы в двух томах. Том 1. Страницы 204 – 205. Составители Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. Учебное пособие. Москва. «Международные отношения», «Юрайт-Издат.». 2007. ISBN 978-5-7133-1287-9, ISBN 978-5-7133-1291-6.
Справочные материалы. Императивный характер носят все основные принципы международного права, являющиеся главным критерием правомерности всех международно-правовых норм. В международном праве выделяют десять основных принципов:
* Принцип неприменения силы и угрозы силой;
* Принцип разрешения международных споров мирными средствами;
* Принцип невмешательства в дела, входящие во внутреннюю компетенцию государств;
* Принцип обязанности государств сотрудничать друг с другом;
* Принцип равноправия и самоопределения народов;
* Принцип суверенного равенства государств;
* Принцип добросовестного выполнения обязательств по международному праву;
* Принцип нерушимости государственных границ;
* Принцип территориальной целостности государств;
* Принцип уважения прав человека и основных свобод.
Источник информации: http://ru.wikipedia.org/wiki/Jus_cogens
Анатолий Владимирович Краснянский, кандидат химических наук, старший научный сотрудник кафедры радиохимии Химического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова
Системный анализ юридических документов. Часть 1
Современные гуманитарные исследования. 2010. № 1. С. 113-115
1. Введение
В системном анализе международных юридических документов можно выделить следующие основные операции: лингвистический анализ, логический анализ и юридический анализ. Между этими операциями не всегда можно провести четкие границы, но это и не нужно. Главная цель – наиболее полно исследовать объект. В некоторых случаях для полного исследования документа этих видов анализа недостаточно. Например, при анализе Конвенции о правах ребенка необходим педагогический анализ.
В данной работе проведен системный анализ статьи 2 Конвенции о правах ребенка.
2. Анализ первого пункта статьи 2 Конвенции
2.1. Первый пункт статьи 2 Конвенции на английском и русском языках:
1. States Parties shall respect and ensure the rights set forth in the present Convention to each child within their jurisdiction without discrimination of any kind, irrespective of the child’s or his or her parent’s or legal guardian’s race, colour, sex, language, religion, political or other opinion, national, ethnic or social origin, property, disability, birth or other status. [1].
1. Государства-участники уважают и обеспечивают все права, предусмотренные настоящей Конвенцией, за каждым ребенком, находящимся в пределах их юрисдикции, без какой-либо дискриминации, независимо от расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального, этнического или социального происхождения, имущественного положения, состояния здоровья и рождения ребенка, его родителей или законных опекунов или каких-либо иных обстоятельств. [2].
2.1. Словосочетание shall respect and ensure перевели (неправильно) как «уважают и обеспечивают». Правильно: «должны уважать и обеспечивать».
2.2. Словосочетание «legal guardian’s» перевели как «законный опекун». Однако в российской юридической литературе используется термин «опекун», а словосочетание «законный опекун» не применяется. Почему? Дело в том, что термин опекун произошел от юридического термина «опека». Определение понятия «опека» дано в статье 2 Федерального закона «Об опеке и попечительстве» [3]: «Опека – форма устройства малолетних граждан (не достигших возраста четырнадцати лет несовершеннолетних граждан) и признанных судом недееспособными граждан, при которой назначенные органом опеки и попечительства граждане (опекуны) являются законными представителями подопечных и совершают от их имени и в их интересах все юридически значимые действия». Из этого определения следует, что опекун – законный представитель подопечного ребенка. Поэтому словосочетание «законный опекун» является плеоназмом, так как значение слово «законный» входит в состав слова «опекун». Плеоназмом является, например, словосочетание «сладкий сахар».
2.3. Словосочетание «birth or other status» переводится в Конвенции как «рождения ребенка или каких-либо иных обстоятельств» Во Всеобщей декларации прав человека [4,5] (статья 2) словосочетание «birth or other status» переводится как «сословного или иного положения». Докажем, что перевод словосочетания «birth or other status» как «рождения ребенка или каких-либо иных обстоятельств» в Конвенции является неэквивалентным. Для этого из текста первого пункта статьи 2 Конвенции сначала выделим суждение, в которое входит словосочетание «рождения ребенка»:
«Государства-участники уважают и обеспечивают все права, предусмотренные настоящей Конвенцией, за каждым ребенком, находящимся в пределах их юрисдикции, без какой-либо дискриминации, независимо от рождения ребенка». [2]. Словосочетание «независимо от рождения ребенка» можно интерпретировать только так: «независимо от того, родился ребенок или нет». В общем, обеспечиваются права за каждым ребенком без какой-либо дискриминации, независимо от того, родился ребенок или нет. Это суждение – бессмысленное. Таким образом, первый пункт 2 статьи Конвенции о правах ребенка содержит бессмысленное суждение.
Теперь проверим правильность перевода словосочетания «or other status». Из словаря В.К Мюллера [5] следует, что во Всеобщей декларации прав человека сделан эквивалентный перевод: «или иного положения» (подразумевается положение человека в обществе, или его общественное положение). В Конвенции на русском языке перевод «or other status» неэквивалентный: «или каких-либо иных обстоятельств».
3. Анализ второго пункта статьи 2 Конвенции
3.1. Второй пункт статьи 2 Конвенции на английском и русском языках (подчеркнуты слова и словосочетания, которые обсуждаются в данной работе):
2. States Parties shall take all appropriate measures to ensure that the child is protected against all forms of discrimination or punishment on the basis of the status, activities, expressed opinions, or beliefs of the child’s parents, legal guardians, or family members.
2. Государства-участники принимают все необходимые меры для обеспечения защиты ребенка от всех форм дискриминации или наказания на основе статуса, деятельности, выражаемых взглядов или убеждений ребенка, родителей ребенка, законных опекунов или иных членов семьи».
3.2. Словосочетание «shall take» перевели как «принимают». Эквивалентный перевод: «должны принимать».
3.3. Ранее было доказано, что словосочетание «законных опекунов» является плеоназмом, так как содержит лишнее слово «законных».
3.4. В словосочетании «выражаемых взглядов или убеждений» нарушена последовательность слов «выражаемых» и «взглядов». Эти слова нужно поменять местами. Правильно: «взглядов или убеждений, выражаемых ребенком». Данное словосочетание содержит еще одну ошибку – лишнее слово. Это слово – «выражаемых». Действительно, если человек не выражает каким-либо способом свои взгляды и убеждения, то об этом, кроме него, никто ничего не знает. В результате получим словосочетание: «взглядов и убеждений ребенка». Дополним эти рассуждения примером. Рассмотрим предложение: «Выражаемые взгляды В.И. Вернадского на биосферу нашли признание среди ученых». Оно содержит лишнее слово «выражаемые». Уберем его и получим «Взгляды В.И. Вернадского на биосферу нашли признание среди ученых».
3.5. Словосочетание «выражаемых взглядов или убеждений ребенка» является неэквивалентным переводом словосочетания: «expressed opinions, or beliefs of the child’s parents». Эквивалентный перевод: «мнений или убеждений родителей ребенка».
Таким образом, текст статьи 2 Конвенции на русском языке не является эквивалентным тексту статьи 2 Конвенции на английском языке. В определении «аутентичный текст» указывается два существенных признака: 1) перевод должен быть эквивалентным; 2) этот перевод должен быть утвержден в установленном порядке. Следовательно, текст статьи 2 на русском языке не является аутентичным тексту на английском языке, так как отсутствует существенный признак – эквивалентность перевода. Из этого, в свою очередь, следует, что статья 2 Конвенции на русском языке не имеет юридической силы. Однако статья 2 является неотъемлемой частью Конвенции и поэтому не только статья 2, но и все остальные статьи Конвенции о правах ребенка на русском языке не имеют – с момента обнаружения неэквивалентности перевода, юридической силы. Необходим новый перевод статей Конвенции и утверждение этого перевода в установленном порядке.
4. Выводы
1. Перевод статьи 2 Конвенции о правах ребенка с английского на русский является неэквивалентным.
2. Текст статьи 2 Конвенции не является аутентичным тексту статьи 2 Конвенции на английском языке (следствие из пункта 1).
3. Статья 2 (совокупность суждений) содержит одно бессмысленное суждение (следствие неправильного перевода).
4. В настоящее время статья 2 Конвенции (на русском языке) не имеет юридическую силу; это следует из пунктов 1, 2 и 3.
5. В настоящее время Конвенция о правах ребенка (на русском языке) не имеет юридическую силу; это следует из пункта 3.
5. Источники информации
[1] Convention on the Rights of the Child.
1) http://www2.ohchr.org/english/law/pdf/crc.pdf
2) http://www2.ohchr.org/english/law/crc.htm
[2] Конвенция о правах ребенка (на русском языке).
1) http://www.un.org/russian/documen/convents/childcon.htm
2) http://www1.umn.edu/humanrts/russian/instree/Rk2crc.html
[3] Федеральный закон от 24 апреля 2008 года № 48-ФЗ «Об опеке и попечительстве» Российская газета. Федеральный выпуск № 4651 от 30 апреля 2008 г. http://www.rg.ru/2008/04/30/opeka-dok.html
[4] Всеобщая декларация прав человека (на русском языке).
1)http://www.icitizenforum.com/russian/declaration-of-human-rights;
2)http://www.un.org/russian/documen/declarat/declhr.htm.
[5 ] The Universal Declaration of Human Rights. http://www.un.org/en/documents/udhr/index.shtml
[6] В.К. Мюллер. Англо-русский словарь. 53 000 слов. Издание 23-е, стереотипное. Москва. «Русский язык». 1990.
Отредактированный 07.04. 2010 (21 час 30 минут – 21 час 55 минут) текст статьи в журнале «Современные гуманитарные исследования, 2010. № 1. С.113 – 115.
Анатолий Владимирович Краснянский, кандидат химических наук, старший научный сотрудник кафедры радиохимии Химического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова
Системный анализ юридических документов. Часть 2
Предисловие
Статья "Системный анализ юридических документов. Часть 2", опубликована в журналах «Современные гуманитарные исследования. 2010. № 2 и "Юридические науки". 2010. № 2. Издательство "Компания Спутник+". На сайте публикуется статья в исправленном виде (исправления касаются только пункта 6).
1. Введение
В системном анализе международных юридических документов можно выделить следующие основные операции: лингвистический анализ, логический анализ и юридический анализ. Между этими операциями не всегда можно провести четкие границы, но это и не нужно. Главная цель – наиболее полно исследовать объект. В некоторых случаях для полного исследования документа этих видов анализа недостаточно. Например, при анализе Конвенции о правах ребенка необходим педагогический анализ.
Предыдущие статьи содержат системный анализ статьи 2 Конвенции о правах ребенка [1] и предварительные результаты логического анализа Конвенции [2]. В этой статье представлен системный анализ нескольких статей Конвенции о правах ребенка.
В полном объеме системный анализ Конвенции будет опубликован в журналах «Вопросы гуманитарных наук», «Современные гуманитарные исследования» и «Юридические науки» (Издательство «Компания Спутник+») и на сайте http://ctsengtec.ru
2. Результаты лингвистического анализа Конвенции
В этом разделе, а также и в некоторых других разделах дается английский текст отдельных статей Конвенции [3], официальный текст на русском языке [4] и эквивалентный перевод с английского языка на русский, выполненный автором статьи.
Article 2, part 1
1. States Parties shall respect and ensure the rights set forth in the present Convention to each child within their jurisdiction without discrimination of any kind, irrespective of the child’s or his or her parent’s or legal guardian’s race, colour, sex, language, religion, political or other opinion, national, ethnic or social origin, property, disability, birth or other status.
Официальный перевод: 1. Государства-участники уважают и обеспечивают все права, предусмотренные настоящей Конвенцией, за каждым ребенком, находящимся в пределах их юрисдикции, без какой-либо дискриминации, независимо от расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального, этнического или социального происхождения, имущественного положения, состояния здоровья и рождения ребенка, его родителей или законных опекунов или каких-либо иных обстоятельств.
Эквивалентный перевод: 1. Государства-участники должны уважать и обеспечивать все права, предусмотренные настоящей Конвенцией, за каждым ребенком, находящимся в пределах их юрисдикции, без какой-либо дискриминации, независимо от расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального, этнического или социального происхождения, имущественного положения, состояния здоровья, сословного или иного положения ребенка, его родителей или опекунов.
Докажем, что первый пункт 2 статьи Конвенции (официальный текст, неэквивалентный перевод [4]) содержит бессмысленное суждение. Для этого из первой части статьи 2 Конвенции (совокупности суждений) выделим суждение, в которое входит словосочетание «независимо от рождения ребенка»: «Государства-участники уважают и обеспечивают все права, предусмотренные настоящей Конвенцией, за каждым ребенком, находящимся в пределах их юрисдикции, без какой-либо дискриминации, независимо от рождения ребенка». Словосочетание «независимо от рождения ребенка» можно интерпретировать только так: «независимо от того, родился ребенок или нет». В общем, обеспечиваются права за каждым ребенком без какой-либо дискриминации, независимо от того, родился ребенок или нет. Это суждение – бессмысленное.
Article 2, part 2
2. States Parties shall take all appropriate measures to ensure that the child is protected against all forms of discrimination or punishment on the basis of the status, activities, expressed opinions, or beliefs of the child’s parents, legal guardians, or family members.
Официальный перевод: 2. Государства-участники принимают все необходимые меры для обеспечения защиты ребенка от всех форм дискриминации или наказания на основе статуса, деятельности, выражаемых взглядов или убеждений ребенка, родителей ребенка, законных опекунов или иных членов семьи».
Эквивалентный перевод: 2. Государства-участники должны принимать все необходимые меры для обеспечения защиты ребенка от всех форм дискриминации или наказания на основе положения в обществе, деятельности, взглядов или убеждений родителей ребенка, опекунов или иных членов семьи».
Article 9, part 1
1. States Parties shall ensure that a child shall not be separated from his or her parents against their will, except when competent authorities subject to judicial review determine, in accordance with applicable law and procedures, that such separation is necessary for the best interests of the child. Such determination may be necessary in a particular case such as one involving abuse or neglect of the child by the parents, or one where the parents are living separately and a decision must be made as to the child’s place of residence.
Официальный перевод: 1. Государства-участники обеспечивают, чтобы ребенок не разлучался со своими родителями вопреки их желанию, за исключением случаев, когда компетентные органы, согласно судебному решению, определяют в соответствии с применимым законом и процедурами, что такое разлучение необходимо в наилучших интересах ребенка. Такое определение может оказаться необходимым в том или ином конкретном случае, например, когда родители жестоко обращаются с ребенком или не заботятся о нем или когда родители проживают раздельно и необходимо принять решение относительно места проживания ребенка.
Эквивалентный перевод: 1. Государства-участники должны гарантировать, что ребенок будет отделен от своих родителей вопреки их воле только в случаях, когда компетентные органы, находящиеся под судебным контролем, решают в соответствии с действующим законодательством и процедурами, что такое отделение необходимо в жизненных интересах ребенка. Такое решение может оказаться необходимым в том или ином конкретном случае, например, когда родители жестоко обращаются с ребенком или не заботятся о нем или когда родители проживают раздельно и необходимо принять решение относительно места проживания ребенка.
Article 40, part 1
1. States Parties recognize the right of every child alleged as, accused of, or recognized as having infringed the penal law to be treated in a manner consistent with the promotion of the child’s sense of dignity and worth, which reinforces the child’s respect for the human rights and fundamental freedoms of others and which takes into account the child’s age and the desirability of promoting the child’s reintegration and the child’s assuming a constructive role in society.
Официальный перевод: 1. Государства-участники признают право каждого ребенка, который, как считается, нарушил уголовное законодательство, обвиняется или признается виновным в его нарушении, на такое обращение, которое способствует развитию у ребенка чувства достоинства и значимости, укрепляет в нем уважение к правам человека и основным свободам других и при котором учитывается возраст ребенка и желательность содействия его реинтеграции и выполнению им полезной роли в обществе.
Эквивалентный перевод: 1. Государства-участники признают право каждого ребенка, который подозревается, обвиняется или признается виновным в его нарушении, на такое обращение, которое способствует развитию у ребенка чувства достоинства и значимости, укрепляет в нем уважение к правам человека и основным свободам других, и которое учитывает возраст ребенка, помогает ему вернуться к нормальной жизни и выполнять полезную роль в обществе.
3. Основные результаты логического анализа Конвенции
1. Часть 1 статьи 2 Конвенции находится в деонтическом противоречии с частью 2 и частью 3 статьи 23 Конвенции.
2. Часть 1 статьи 2 Конвенции находится в деонтическом противоречии с частью 4 статьи 40 Конвенции.
3. Статьи 13, 14, 15 и 16 в совокупности со статьей 1 Конвенции содержат множество бессмысленных суждений и по этой причине представляют собой логические парадоксы.
4. Часть 1 статьи 15 и часть 1 статьи 16 Конвенции находится в деонтическом противоречии со статьей 12 Всеобщей декларации прав человека.
В качестве примера докажем, что часть 1 статьи 16 Конвенции о правах ребенка находится в деонтическом противоречии со статьей 12 Декларации.
Часть 1 статьи 16 Конвенции. 1. Ни один ребенок не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на личную жизнь, семейную жизнь, неприкосновенность жилища или тайну корреспонденции, или незаконного посягательства на его честь и репутацию.
Анализ части 1 статьи 16 Конвенции. В личную жизнь ребенка (подростка, юноши или девушки) входит посещение кино и дискотеки, встречи с друзьями и множество других развлечений. Большинство родителей используют способ воспитания, заключающийся в использовании различного рода наказаний и поощрений. Один из приемов наказания – запреты. Родители в качестве наказания запрещают ребенку пойти в кино, или на дискотеку, или на встречу с друзьями, то есть незаконно (без санкции государственных органов) вмешиваются в его личную жизнь. Следовательно, часть 1 статьи 16 Конвенции не разрешает использовать запреты.
Статья 12 Декларации [5]. Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств.
Аналогичные статьи есть в Международном пакте о гражданских и политических правах (1966) и Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах (1966) [6].
Анализ статьи 12 Декларации. В объем понятия «семейная жизнь» входит объем понятия «семейное воспитание», в объем понятия «семейное воспитания» входят различные стили (методы) воспитания, в том числе воспитание с использованием наказаний (в том числе запретов) и поощрений. Здесь не идет речь о жестоких наказаниях, которые подрывают физическое и (или) психическое здоровье детей и поэтому вообще не относятся к методам воспитания. Следовательно, из статьи 12 Декларации (совокупности суждений) следует суждение: «Ни отец, ни мать не могут подвергаться произвольному вмешательству в их семейное воспитание; в частности, отец и мать имеют право использовать запреты как один из видов воспитания». Деонтическое противоречие: часть 1 статьи 16 Конвенции не разрешает родителям использовать запреты; статья 12 Декларации это разрешает.
4. Педагогический анализ Конвенции
В качестве примера педагогического анализа докажем, что часть 1 статьи 16 Конвенции основана ложном суждении (педагогической утопии).
Большинство родителей (опыт многих поколений) при воспитании детей используют различные виды наказаний, в том числе запреты. Поэтому суждение: «Всех детей можно воспитать, не используя наказания» является ложным суждением (педагогической утопией). Ранее было доказано, что часть 1 статьи 16 Конвенции не разрешает использовать один из видов наказания – запреты. Следовательно, часть 1 статьи 16 основана на педагогической утопии.
5. Юридический анализ Конвенции
5.1. Объект анализа: статья 40, часть 2 (статья приведена не полностью).
Article 40, part 2
2. To this end, and having regard to the relevant provisions of international instruments, States Parties shall, in particular, ensure that:
2. В этих целях и принимая во внимание соответствующие положения международных документов, государства-участники, в частности, обеспечивают, чтобы:
(a) No child shall be alleged as, be accused of, or recognized as having infringed the penal law by reason of acts or omissions that were not prohibited by national or international law at the time they were committed;
Официальный перевод: a) Ни один ребенок не считался нарушившим уголовное законодательство, не обвинялся и не признавался виновным в его нарушении по причине действия или бездействия, которые не были запрещены национальным или международным правом во время их совершения;
а) Эквивалентный перевод: Ни один ребенок не должен быть подозреваемым, обвиняемым и признанным виновным в преступлениях по причине действия или бездействия, которые не были запрещены национальным или международным правом во время их совершения;
(b) Every child alleged as or accused of having infringed the penal law has at least the following guarantees:
Официальный перевод: b) Каждый ребенок, который, как считается, нарушил уголовное законодательство или обвиняется в его нарушении, имел по меньшей мере следующие гарантии:
Эквивалентный перевод: b) Каждый ребенок, который подозревается или обвиняется в нарушении уголовного законодательства, имеет, по меньшей мере, следующие гарантии:
(iii) To have the matter determined without delay by a competent, independent and impartial authority or judicial body in a fair hearing according to law, in the presence of legal or other appropriate assistance and, unless it is considered not to be in the best interest of the child, in particular, taking into account his or her age or situation, his or her parents or legal guardians;
Официальный перевод: iii) Безотлагательное принятие решения по рассматриваемому вопросу компетентным, независимым и беспристрастным органом или судебным органом в ходе справедливого слушания в соответствии с законом в присутствии адвоката или другого соответствующего лица, и, если это не считается противоречащим наилучшим интересам ребенка, в частности, с учетом его возраста или положения его родителей или законных опекунов;
Эквивалентный перевод: iii) Безотлагательное принятие решения по рассматриваемому вопросу компетентным, независимым и беспристрастным органом или судебным органом в ходе справедливого слушания в соответствии с законом в присутствии адвоката или другого соответствующего лица, а также родителей ребенка или опекунов, если, конечно, присутствие родителей или опекунов не противоречит, с учетом возраста и конкретной ситуации, жизненным интересам ребенка.
(v) If considered to have infringed the penal law, to have this decision and any measures imposed in consequence thereof reviewed by a higher competent, independent and impartial authority or judicial body according to law;
Официальный перевод: v) Если считается, что ребенок нарушил уголовное законодательство, повторное рассмотрение вышестоящим компетентным, независимым и беспристрастным органом или судебным органом согласно закону соответствующего решения и любых принятых в этой связи мер;
Эквивалентный перевод: v) Если установили, что ребенок совершил уголовное преступление, то необходимо получить решение суда и предпринять впоследствии любые меры для рассмотрения этого дела вышестоящим компетентным, независимым и беспристрастным органом или судебным органом согласно закону.
3. States Parties shall seek to promote the establishment of laws, procedures, authorities and institutions specifically applicable to children alleged as, accused of, or recognized as having infringed the penal law, and, in particular:
Официальный перевод: 3. Государства-участники стремятся содействовать установлению законов, процедур, органов и учреждений, имеющих непосредственное отношение к детям, которые, как считается, нарушили уголовное законодательство, обвиняются, или признаются виновными в его нарушении, и в частности:
Эквивалентный перевод: 3) Государства-участники должны стремиться содействовать созданию законов, процедур, органов и учреждений, специально предназначенных для детей, которые подозреваются, обвиняются или признаются виновными в его нарушении, и в частности:
(a) The establishment of a minimum age below which children shall be presumed not to have the capacity to infringe the penal law;
Официальный перевод: a) Установлению минимального возраста, ниже которого дети считаются неспособными нарушить уголовное законодательство;
Эквивалентный перевод: а) Установлению максимального возраста детей, с которого наступает уголовная ответственность.
(b) Whenever appropriate and desirable, measures for dealing with such children without resorting to judicial proceedings, providing that human rights and legal safeguards are fully respected.
Официальный перевод: b) В случае необходимости и желательности, принятию мер по обращению с такими детьми без использования судебного разбирательства при условии полного соблюдения прав человека и правовых гарантий.
Эквивалентный перевод: b) Всякий раз желательно принимать меры к таким детям без обращения к судебному разбирательству при условии полного соблюдения прав человека и правовых гарантий.
5.2. Анализ подпункта (iii) пункта «b» части 2 статьи 40.
Анализ суждения: «Безотлагательное принятие решения по рассматриваемому вопросу компетентным, независимым и беспристрастным органом или судебным органом».
Это суждение содержит два «достижения» западной юриспруденции. «Достижение № 1» заключается в том, что введено новое понятие: «компетентный, независимый и беспристрастный орган», то есть орган, о котором известно только то, что он «компетентный, независимый и беспристрастный». Этот орган особый – он может заменять судебный орган. В отличие от судебных органов, которые иногда ошибаются в своих решениях, этот орган всегда, согласно части 2 статьи 40, и компетентный, и независимый, и беспристрастный. Следовательно, нельзя сомневаться в правильности его решений. Этот особый орган фигурирует также в подпункте (v) пункта «b» части 2 статьи 40.
В фантастическом произведении Оруэлла «1984» государственный аппарат Океании состоял из Министерства правды, ведавшего информацией, образованием, досугом и искусствами; Министерства мира, ведавшее войной; Министерства изобилия, отвечавшее за экономику и из Министерства любви, ведавшее охраной порядка. Видимо, «компетентный, независимый и беспристрастный» орган не что иное, как один из департаментов Министерства любви. Так что Оруэлл ошибся всего на 5 лет: его роман описывает 1984 год, а Конвенция о правах ребенка состоялась в 1989 году. «Достижение № 2» западной юридической мысли заключается в том, что основной целью предварительного следствия является быстрое раскрытие преступления. А как иначе можно «безотлагательно» принять решение? Россия, безусловно, отстала от Запада в области юридических инноваций. До сих пор в России основной целью следствия является полное раскрытие преступления, то есть тщательное исследование всех обстоятельств расследуемого преступления, в том числе возможности совершения подозреваемым или обвиняемым других преступлений и причастности к преступлению иных лиц.
Дополнение. «Достижение № 2», заключающееся в требовании как можно быстрее проводить расследование, противоречит тысячелетнему опыту человечества, в частности опыту русского народа. Это следует из русских пословиц [7], в которых осуждается спешка: Скоро делают, так слепо выходит. Скоро блох ловят. Спешлив, суетлив: обувшись парится. Седлай порты, надевай коня! Скоро хорошо не родится. Дай отсрочку – будет дело в точку. Скорого дела не хвалят. Наскоре слепых рожают. Поспешишь, да людей насмешишь. Что хорошо, то не скоро. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. У меня дядя все спешил, да и помер. Был такой, что торопился, да скоро умер. Побеги, да не зашиби ноги! Скоро пойдешь – ногу зашибешь. Не угадывай в три дня, угадывай в три года! Не торопись отвечать, торопись слушать! Скоро поедешь, не скоро доедешь. Не переведя дух, дальше ворот не добежишь. Прытко бегают, так часто падают. Наскоро делать – переделывать. Не торопко кади, святых не опали! Тише едешь – дале будешь [6].
5.3. Анализ подпункта (iv) пункта «b» части 2 статьи 40.
Анализ суждения: «Свобода от принуждения к даче свидетельских показаний». Это суждение можно сформулировать более четко: «Никто не имеет право заставлять давать свидетельские показания». Это достижение западной юридической мысли обозначим как «достижение № 3». Чтобы объяснить суть этого достижения, надо вспомнить статью 42, согласно которой государства-участники обязуются, используя надлежащие и действенные средства, широко информировать о принципах и положениях Конвенции как взрослых, так и детей. Таким образом, детям будут объяснять, что можно не давать свидетельские показания. Вместо того чтобы учить детей бороться со злом, западные деятели советуют им жить согласно поговорке «Моя хата с краю». Очевидно, что «достижение № 3» сильно затруднит работу следственных органов. К счастью, эта новация не успела еще внедриться в российское законодательство. В Уголовном кодексе Российской Федерации [8] есть статьи 307 и 308. В части 1 статьи 307 предусмотрено наказание свидетеля за ложные (заведомо) показания, в части 2 статьи 308 предусмотрено наказание за отказ свидетеля от дачи показаний, причем уголовной ответственности по этим статьям подлежат дети старше 16 лет.
5.4. Анализ подпункта (vii) пункта «b» части 2 статьи 40.
b) Каждый ребенок, который подозревается или обвиняется в нарушении уголовного законодательства, имеет, по меньшей мере, следующие гарантии: vii) полное уважение его личной жизни на всех стадиях разбирательства.
Это тоже «достижение» западной юридической мысли, обозначим его как «достижение № 4». В чем его суть? Дело в том, что требование: «полное уважение личной жизни ребенка» запрещает следователю контролировать переписку, знакомиться с записью телефонных разговоров и делать обыск – это ведь тоже вмешательство в личную жизнь. К счастью, в России еще не успели ввести «достижение № 4» в национальное законодательство. Разрешается вмешательство в личную жизнь подозреваемого или обвиняемого, если оно законное и непроизвольное.
«Достижения» под номерами 2 – 4, введенные национальное законодательство, парализует работу следственных органов. Однако задачей правового государства является соблюдение прав и свобод всех его граждан, а не только тех, кто совершил преступление, и не только тех, кому еще не исполнилось 18 лет. Нельзя добиваться бесконечного расширения прав обвиняемого и подсудимого, ущемляя при этом интересы потерпевшего и всего общества в целом. Паралич следственных органов, расследующих ювенальные преступления, приведет к параличу ювенальных судов. А зачем нужны суды, если есть «компетентный, независимый и беспристрастный орган» – департамент Министерства любви?
6. Ошибки в Конвенции о правах ребенка
6.1. Официальный перевод с английского на русский язык не является эквивалентным. Следовательно, Конвенция на русском языке не является аутентичной Конвенции на английском языке. Если в депозитарии ООН хранится текст, неэквивалентный английскому, то это необходимо и достаточно, чтобы отказаться от исполнения Конвенции.
6.2. В Конвенции отсутствуют определения основных понятий, использующихся в этом Договоре. В частности, нет определений следующих понятий: «воспитание», «надлежащее воспитание», «жизненные интересы ребенка», то есть в Конвенции нарушен принцип понятийной определенности, который должен выполняться в любом законодательном акте.
6.3. Конвенция содержит внутренние противоречия: деонтически несовместимые нормы права, то есть в Конвенции нарушен принцип модальной сбалансированности, который должен выполняться в любом законодательном акте.
6.4. Конвенция содержит нормы права, деонтически несовместимые с нормами права в международных договорах, заключенных до принятия Конвенции (1989), в частности, Конвенция противоречит Всеобщей декларации прав человека (1948), Международному пакту о гражданских и политических правах (1966) и Международному пакту об экономических, социальных и культурных правах (1966).
6.5. Некоторые статьи (с учетом статьи 1) Конвенции содержат множество бессмысленных суждений, то есть являются, по сути, логическими парадоксами.
6.6. Некоторые статьи Конвенции основаны на ложных суждениях.
6.7. Фатальная логическая ошибка в Конвенции, делающая ничтожным этот международный Договор, – это подмена юридического понятия "нарушение прав ребенка" на понятие "наилучшие интересы ребенка". Определение этого понятия в Конвенции не дано. Следовательно, социальные службы ПРОИЗВОЛЬНО, без законных оснований, отбирают детей у родителей . Исполнение Конвенции о правах ребенка приводит к массовому нарушению прав человека. Статья 53 Венской конвенции о праве договоров между государствами или между международными организациями (1939) [9] указывает, что международный договор считается недействительным в случае, если он в момент заключения противоречил основным принципам международного права. Один из десяти этих принципов – принцип уважения прав человека. Конвенция о правах ребенка противоречит принципу уважения прав человека . Следовательно, любое государство в любой момент может отказаться от исполнения Конвенции о правах ребенка.
7. Источники информации
[1] Анатолий Владимирович Краснянский. Системный анализ юридических документов. Часть 1. Современные гуманитарные исследования. 2010. № 1. С. 113 – 115. Издательство "Компания Спутник+".
[2] Анатолий Владимирович Краснянский. Логический анализ юридических документов. Часть 1. Вопросы гуманитарных наук. 2010. № 2. С. 172. Издательство "Компания Спутник+".
[3] Convention on the Rights of the Child.
1) http://www2.ohchr.org/english/law/pdf/crc.pdf
2) http://www2.ohchr.org/english/law/crc.htm
[4] Конвенция о правах ребенка (на русском языке).
1) http://www.un.org/russian/documen/convents/childcon.htm
2) http://www1.umn.edu/humanrts/russian/instree/Rk2crc.html
3) Права человека. Сборник международных документов. Москва. «Юридическая литература». 1998. Стр. 363 – 380.
[5] Всеобщая декларация прав человека (на русском языке).
1) Международное публичное право. Сборник документов в 2 частях. Составители: К.А. Бякимишев, Д.К. Бякимишев. Часть 1. С. 394 – 398. Москва. ТК Велби. Издательство Проспект. 2006.
2) http://www.icitizenforum.com/russian/declaration-of-human-rights;
3) http://www.un.org/russian/documen/declarat/declhr.htm.
[6] Международный пакт о гражданских и политических правах (1966);
Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (1966) – http://www.un.org/russian/documen/convents/pactpol.htm
[7] Русские пословицы – http://www.niv.ru/library/005/097.htm
[8] Уголовный кодекс Российской Федерации. Официальный текст. Москва. Издательская группа ИНФРА.М – НОРМА. 1996.
[9] Венская конвенция о праве договоров между государствами или между международными организациями –
http://pravo.kulichki.com/zak/megd/meg03935.htm
Краснянский А.В., кандидат химических наук, старший научный сотрудник кафедры радиохимии Химического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова
Логический анализ юридических документов. Часть 2
Современные гуманитарные исследования, 2010. № 2. Издательство Компания Спутник+.
1. Введение
В предыдущей статье были сформулированы основные положения (результаты) логического анализа Конвенции о правах ребенка [1]. В этой статье представлены доказательства этих положений.
В статье используется эквивалентный перевод Конвенции с английского [2] языка на русский, выполненный автором статьи.
2. Объекты анализа: статьи Конвенции о правах ребенка (1989)
Статья 1. В настоящей Конвенции под ребенком подразумевают каждого человека младше 18 лет, если по закону, применимому к данному ребенку, он не достигает совершеннолетия ранее.
Статья 2, часть 1. Государства-участники должны уважать и обеспечивать все права, предусмотренные настоящей Конвенцией, за каждым ребенком, находящимся в пределах их юрисдикции, без какой-либо дискриминации, независимо от расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального, этнического или социального происхождения, имущественного положения, состояния здоровья, сословного или иного положения ребенка, его родителей или опекунов.
Статья 13, часть 1. Ребенок имеет право свободно выражать свое мнение; это право включает свободу искать, получать и передавать информацию и идеи любого рода, независимо от границ, в устной, письменной или печатной форме, в форме произведений искусства или с помощью других средств по выбору ребенка.
Статья 14, часть 1. Государства-участники должны уважать право ребенка на свободу мысли, совести и религии.
Статья 15, часть 1. Государства-участники признают право ребенка на свободу ассоциации и свободу мирных собраний.
Статья 16, часть 1. Ни один ребенок не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на личную жизнь, семейную жизнь, неприкосновенность жилища или тайну корреспонденции, или незаконного посягательства на его честь и репутацию.
Статья 23, часть 2. Государства-участники признают право нетрудоспособного ребенка на особую заботу и поощряют и обеспечивают предоставление при условии наличия ресурсов имеющему на это право ребенку и ответственным за заботу о нем помощи, о которой подана просьба и которая соответствует состоянию ребенка и положению его родителей или других лиц, обеспечивающих заботу о ребенке.
3. Логический анализ Конвенции о правах ребенка (1989)
3.1. Анализ статьи 1 и части 1 статьи 13 Конвенции. В статье 1 дано определение понятия «ребенок». Под это определение попадают и младенцы (согласно Владимиру Ивановичу Далю – дети младше 7 лет [3]), подростки (мальчики или девочки преимущественно 12 – 16 лет [4]), а также молодые люди, возраст которых менее 18 лет. Из статьи 1 и части 1 статьи 13 следует множество суждений типа: «Грудной младенец имеет право свободно выражать свое мнение»; «Грудной младенец имеет право свободно искать информацию и идеи любого рода», «Грудной младенец имеет право свободно передавать информацию в форме произведений искусства или с помощью других средств по выбору младенца». Эти суждения не имеют смысла (бессмысленные суждения). Статья 1 и часть 1 статьи 13 являются, каждая в отдельности, осмысленными суждениями, а в совокупности, то есть при наличии семантической связи между собой, образуют множество бессмысленных суждений. Поэтому совокупность статьи 1 и части 13 статьи следует назвать логическим парадоксом.
3.2. Анализ статьи 1 и части 1 статьи 14 Конвенции. Часть 1 статьи 14 требует, чтобы государства-участники уважали право ребенка на свободу мысли, совести и религии. Из статьи 1 и части 1 статьи 14 следует множество суждений типа: «Государства-участники должны уважать право двухнедельного младенца на свободу мысли, совести и религии»; «Государства-участники должны уважать право пятимесячного младенца на свободу мысли, совести и религии». Это бессмысленные суждения. Статья 1 и часть 1 статьи 14 являются, каждая в отдельности, осмысленными суждениями, а в совокупности образуют множество бессмысленных суждений. Поэтому совокупность статьи 1 и части 1 статьи 14 следует назвать логическим парадоксом.
3.3. Анализ статьи 1 и части 1 статьи 15 Конвенции. Часть 1 статьи 15 требует, чтобы государства-участники признавали право ребенка на свободу ассоциации и свободу мирных собраний. Из статьи 1 и части 1 статьи 15 следует множество суждений типа: «Государства-участники должны уважать право только что родившегося ребенка на свободу ассоциации и свободу мирных собраний»; «Государства-участники должны уважать право грудного младенца на свободу ассоциации и свободу мирных собраний». Это бессмысленные суждения. Совокупность статьи 1 и части 1 статьи 15 образует множество бессмысленных суждений, то есть является логическим парадоксом.
3.4. Анализ статьи 1 и части 1 статьи 16 Конвенции. Из статьи 1 и части 1 статьи 15 следует множество суждений типа: «Ни один двухдневный младенец не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на личную жизнь»; «Ни один трехлетний младенец не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на семейную жизнь»; «Ни один новорожденный не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на тайну корреспонденции», Это бессмысленные суждения. Совокупность статьи 1 и части 1 статьи 16 образует множество бессмысленных суждений, то есть является логическим парадоксом.
3.5. Анализ статьи 12 Всеобщей декларации прав человека и части 1 статьи 16 Конвенции.
3.5.1. Статья 12 Декларации [5]. Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств.
Аналогичные статьи есть в Международном пакте о гражданских и политических правах ([6], стр. 232 – 249) и Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах ([6], стр. 223 – 232).
3.5.2. Анализ статьи 12 Декларации. В объем понятия «семейная жизнь» входит объем понятия «семейное воспитание», в объем понятия «семейное воспитания» входят различные методы воспитания, в том числе воспитание с использованием наказаний (в частности, запретов) и поощрений. Здесь не идет речь о жестоких наказаниях, которые подрывают физическое и психическое здоровье детей и поэтому вообще не относятся к методам воспитания. Следовательно, из статьи 12 Декларации (совокупности суждений) следует суждение: «Ни отец, ни мать не могут подвергаться произвольному вмешательству в их семейное воспитание; в частности, отец и мать имеют право использовать запреты как один из видов воспитания».
3.5.3. Анализ части 1 статьи 16 Конвенции. В личную жизнь ребенка (подростка, юноши или девушки) входит посещение кино и дискотеки, встречи с друзьями и множество других развлечений. Большинство родителей используют способ воспитания, заключающийся в использовании наказаний и поощрений. Один из приемов наказания – запреты. Родители в качестве наказания запрещают ребенку пойти в кино, или на дискотеку, или на встречу с друзьями, то есть незаконно (без санкции государственных органов) вмешиваются в его личную жизнь. Из части 1 статьи 16 (совокупности суждений) следует суждение: «Ни один ребенок не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на личную жизнь». Следовательно, между статьей 12 Декларации и частью 1 статьи 16 Конвенции существует деонтическое противоречие: статья 12 Декларации разрешает родителям использовать запреты; часть 1 статьи 16 Конвенции не разрешает родителям использовать запреты.
3.6. Анализ части 1 статьи 2 и части 2 статьи 23 Конвенции. Из части 1 статьи 2 (совокупности суждений) следует суждение: «Государства-участники должны уважать и обеспечивать все права, предусмотренные настоящей Конвенцией, за каждым ребенком, находящимся в пределах их юрисдикции, без какой-либо дискриминации, независимо от состояния здоровья ребенка». Из части 2 статьи 23 (совокупности суждений) следует суждение: «Государства-участники признают право нетрудоспособного ребенка на особую заботу». В части 1 статьи 2 говорится о том, что не должно быть какой-либо дискриминации в зависимости от состояния здоровья детей, а в части 2 статьи 23 указывается, что нетрудоспособные (больные) дети имеют право на особую заботу, то есть налицо дискриминация здоровых детей. Следовательно, часть 1 статьи 2 Конвенции находится в деонтическом противоречии с частью 2 статьи 23 Конвенции: часть 1 статьи 2 не разрешает дискриминацию по состоянию здоровья детей, часть 2 статьи 23 разрешает эту дискриминацию.
4. Выводы
1. Конвенция о правах ребенка – это опус, содержащий значительное число логических ошибок.
2. Этот опус может использоваться в учебных целях в следующей формулировке: «Найдите логические ошибки в Конвенции о правах ребенка».
5. Источники информации
[1] Анатолий Владимирович Краснянский. Логический анализ юридических документов. Часть 1. Вопросы гуманитарных наук. 2010. № 2. С. 172. Издательство «Компания Спутник+».
[2] Convention on the Rights of the Child.
1) http://www2.ohchr.org/english/law/pdf/crc.pdf
2) http://www2.ohchr.org/english/law/crc.htm
[3] Владимир Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, в четырех томах. Том II. И – О. Москва. «Русский язык». 1979.
[4] С.И. Ожегов. Словарь русского языка. Около 53 000 слов. Издание 5-е, стереотипное. Москва. Государственное издательство иностранных и национальных словарей. 1963.
[5] Всеобщая декларация прав человека (на русском языке). Международное публичное право. Сборник документов в 2 частях. Составители: К.А. Бякимишев, Д.К. Бякимишев. Часть 1. С. 394 – 398. Москва. ТК Велби. Издательство Проспект. 2006.
[6] Действующее международное право. Документы в двух томах. Том 2. Составители Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. Учебное пособие. Москва. «Международные отношения», Юрайт-Издат. 2007.
Файл: КонвЛогАн11
🗲
Помогите найти Кененова Анатолия Акашевича, моего знакомого
с 1965 года
режиссёр Мосфильма Владимир Васильев
8 495 423-71-79
[email protected]